Ей хотелось вернуться и не брать конверт. Просто оставить его там. Забыть и жить дальше. Бросить его в урну: уничтожить, сжечь вместе с отчетом за месяц. Только делать это нужно было тогда, а не сейчас, когда бумажное послание уже лежит в руках, а изображение внутри отпечаталось на сетчатке глаза, в голове, в мыслях.

Это без сомнений была она. Не узнать ее – невозможно, те же рыжие и вьющиеся волосы, длинная шея и крупная родинка на щеке. В последний раз Диану Князеву видели выходящей из подъезда своего дома в ярком мятном пальто с белым шарфом. И то самое пальто на фото у нее в руках – только уже не мятного цвета, тот же шарф – далеко не белый, те же волосы и глаза, но губы разбиты в кровь, а на лице гримаса боли. В последний раз она видела Диану Князеву на снимке, но на другом. Тот снимок ей протянул оперативник, пришедший к ней на работу утром четверга, а сама Диана пропала вот уже как месяц назад.

Пришлось опереться о косяк двери, чтобы не рухнуть ничком на пол. Как это возможно? Почему именно она? Почему именно в ее рабочий день? Растекшийся по щекам жар вызвал судорожный вдох, девушка утонула пальцами в собственных волосах, потянула за корни. Что теперь будет? Внезапный стук в дверь заставил вздрогнуть, она кинулась к дивану и бросила поверх фото бугристую подушку, в это же мгновение дверь приоткрылась.

– Яна, – от теплого тона Раисы Степановны внутри девушки что-то оборвалось и тяжелым обухом полетело вниз, вероятно, это была ее совесть.

– Да? – сложно было узнать собственный голос, осипший и дрожащий.

– Тебе с работы звонят, говорят, мобильный недоступен, – милая, едва держащаяся на ногах без трости пожилая женщина выглядела обеспокоенной.

– Скажите им, что я перезвоню, – неслыханная наглость, по мнению ее начальства, если кто-то с работы сподобился позвонить на стационарный телефон, значит – дело и впрямь плохо. Раиса Степановна тихо удалилась прочь, а Яна опустилась на диван и трясущейся рукой отодвинула подушку в сторону. Искаженное страданиями лицо Князевой явилось перед ней, вызывая новые приливы шока и паники. Убрать фотографию было непросто, но она все же справилась. Плотно запечатывая конверт и отправляя его в сумку, Яна попыталась справиться с эмоциями, сдержать порывы позвонить в полицию, рассказать о случившемся, хоть с кем-то поделиться.

Она подняла лежащий на полу телефон, который уронила, едва увидев ту фотографию, и включила аппарат. Несколько пропущенных звонков в мессенджере и сообщения от начальства, пришлось звонить сразу же, трубку подняли мгновенно.

– Ну, привет. Когда начальство звонит, надо брать, – хрипловатый голос Насти был немного искажен связью, Яна могла поставить деньги на то, что женщина говорит с ней, держа сигарету в зубах, хотя на работе курить было запрещено.

– Что… что ты хотела?

– На работу тебя вывести, – равнодушный тон и наплевательское отношение. Два кита, на которых держалась вся карьера этой дамочки. Яна вздохнула, и Настя тут же продолжила. – Завтра банкет, будет хороший чай. Друзья Новицкого.

– Погоди-погоди, ты что хочешь вывести меня за официанта? Я администратор, это не мои обязанности, у тебя же есть запасные, – Яна понимала: с помощью таких оправданий свое точно не заполучишь, но не могла изменить манеру общения со старшей. Характер попросту не позволял надавить.

– Это важные гости. Ты ведь понимаешь, что выйдешь на работу хоть за посудомойку, если не хочешь потерять это место. Жду тебя завтра в три, не опаздывай.

Щелчок и гудки. Никакой альтернативы ей не дали. Порой казалось, что никому нельзя рассказывать о собственных планах и мечтах. Все вокруг решат использовать твои слова против тебя, даже если прямого умысла у них не будет. Этот механизм безотказно действует в работе. Если начальство спросит: «какие у тебя планы на будущее?», ты должен солгать, должен ради собственного блага. А вот Яна не солгала, она честно призналась, что копит деньги на первоначальный взнос на покупку своего жилья, и в этом была ее ошибка. Теперь Настя считает, что сотрудницей можно пользоваться так, как заблагорассудится, не боясь, что она решит увольняться. Вот к чему приводят мечты.

Яна оставила телефон на подвесной полке над письменным столом и вышла в коридор. Из кухни слышался аромат пряной выпечки, и девушка двинулась туда. Бабушка встретила девушку сидя за небольшим столиком в углу комнаты.

– Садись, дорогая, выпей чая с пирогом, – смахнув цветное полотенце со стола, женщина подвинула блюдо с выпечкой ближе к Яне. Та улыбнулась и наполнила чашку зеленым чаем из пухлого заварника, добавляя в заварку кипятка и усаживаясь напротив.

– Простите, Раиса Степановна, но завтра на рынок сходить не получится, – подъедая мясную начинку из своего кусочка, девушка облизнула палец и сделала глоток ароматного чая.

– Снова работать в выходные? – бабушка раздраженно захлопнула любовный роман, который читала последние дни. Яна лишь кивнула и продолжила есть. – Вот же оглобля стервозная, эта ваша Настасья! Рабыню Изауру в тебе увидела! А ты не молчи: говори, что тебе не нравится такое отношение! Вот же… в советское время хоть в санатории за хорошую работу путевки давали, а тут работай себе, да помирай на этой же работе!

– Бабуль… – Яна не смогла сдержать смех и положила ладонь на руку старушки. – Зато я быстрее на квартиру накоплю.

– Что на нее копить, здесь живи, – мягко, но уверенно произнесла Раиса Степановна.

– Нет.

Яна покачала головой и опустила взгляд на свою тарелку.

– Почему нет? Здесь удобно, до университета недалеко, а работу сменишь. Нечего этим буржуям прислуживать, – вновь начала старый разговор женщина.

– Дарья Алексеевна с Максимом и так не рады, что я вам только половину от арендной планы плачу, а…

– Еще бы они не рады! Но это моя квартира и мои деньги, и ничего они здесь решать не будут! – старушка подхватила трость, стоящую у подоконника и тяжело поднялась.

– Раиса Степановна…

– Нет, Яна. Я знаю, ты не хочешь меня обидеть, но и ты пойми меня. Ты для меня стала родным ребенком. И я волнуюсь за тебя, за твое будущее, – худенькая бабушка возвышалась над ней, и девушка не понимала, от чего ей становится хуже: от понимания того, что никто не вечен или будущих проблем, которые придут, если Раиса Степановна укажет ее имя в своем завещании. – Ешь. Спокойной ночи.

Ночью ей приснилась Диана. Ярче всего запомнились стянутые ремнем за спиной руки и гематомы на боках. Как щелкает затвор фотоаппарата, когда мелькает вспышка, и как Яна сама кладет фото в белый плотный конверт. Проснулась девушка с липким чувством нарастающего беспокойства, пришлось проглотить пару таблеток, чтобы вновь уснуть.

Ресторан, в котором она работала последние девять месяцев, располагался в старом центре города, отреставрированное историческое здание привлекало туристов, но с такой же силой отталкивало, как только посетители видели стоимость блюд в меню. Основной аудиторией этого заведения были местные олигархи и люди у власти. Зарплату платили исправно, и для человека, живущего в реалиях российской провинции, этого было достаточно, чтобы терпеть потребительское отношение на работе. Зачастую Яне приходилось взваливать на себя обязанности двух, а то и трех сотрудников. Опыт с предыдущих мест работы подсказывал: бывают обстоятельства и похуже, так что Яна просто свыклась с подобным положением дел, но в мечтах – конечно, она находила себе после выпуска прекрасное место, где нет давящего чувства безысходности, а есть уверенность в себе и своих доходах.

С самого утра стояла приятная прохладная погода, собирался дождь.

– Сколько можно тебя ждать, Ковалёва, столы уже стоят, нужно сервировать, – сигаретный дым проследовал за проходящей мимо Настей. Девушка закашлялась от табачного запаха в каморке и сильнее стянула пучок на затылке, заправляя выпавшую жемчужную прядь за ухо.

– Чертов день! – с громким стуком ладонями о дверь в комнату сотрудников ворвалась Регина. Официантка швырнула свой передник на гладильную доску и, включив утюг, прижала скомканную ткань еще холодным агрегатом. – Пошло оно все нахрен. Достали…