Но не так мирно обходится встреча со старым зубром-одинцом, отогнанным от стада молодым и более сильным соперником. Такие зубры, ведущие одинокую жизнь, становятся злобными и могут нападать на человека.

Как-то мне пришлось ехать в телеге по беловежскому шоссе.

Было раннее утро, нависший туман волнами колыхался, цепляясь за деревья и придавая им причудливые очертания. Восходящее солнце лишь иногда пронзало своими лучами эту завесу.

Наша лошадь бежала неторопливой рысцой, помахивая головой и пошевеливая ушами. Мой возчик, немолодой уже белорусе, рассказывал о своей тяжелой жизни в Полесье, среди непроходимых болот, в постоянной нужде и болезнях.

Туман начал понемногу подниматься и становиться все реже и прозрачней. Наконец, показалось и солнце, осветив влажные ели и дубы.

Лошадь вдруг остановилась и тревожно захрапела, насторожив уши. Взглянув вперед, мы с возчиком увидели шагах в двадцати от нас лежащего поперек дороги огромного старого зубра.

Зубр лежал совершенно неподвижно, как бронзовое изваяние, и лишь злобно посматривал на нас темными, влажными глазами. Несмотря на наше приближение, он не обнаруживал никакого желания уступать дорогу.

Не зная, как отогнать зубра с дороги, мы начали покрикивать, но это не помогло: зубр продолжал лежать. Тогда мой возчик, потеряв терпенье, бросил в него палку. В одно мгновенье зубр вскочил и, разъяренный, ринулся на нас. Лошадь с испугу бросилась в сторону, а подбежавший зубр ударами рогов перевернул телегу под откос вместе с нами.

Удовлетворенный легкой победой, он, мотая головой и пофыркивая, неторопливо спустился с шоссе и скрылся в лесу.

К нашему счастью, мы отделались легкими ушибами.

Второй раз мне пришлось встретиться с зубром в лесу один на один.

Я не был вооружен и поэтому, при приближении зубра, поспешил спрятаться за большую сосну. Зубр быстро подошел к сосне и, ударяя в нее рогами, старался достать меня, обходя кругом дерева.

Хорошо, что этот мой «поединок» с разъяренным зверем происходил недалеко от дома лесника, который, услышав мои, далеко не воинственные, крики, поспешил на выручку и выстрелами из дробовика отогнал зубра.

Рано утром на трех санях-розвальнях мы едем по еще безлюдным улицам города, минуем пригородное село и выезжаем на Можарову гору. Перед нами открывается грандиозная панорама: на фоне пылающей утренней зари синеет темной полосой засурский лес; необъятно широко раскинулась пойма Суры. Справа лежат отлогие холмы, по которым, как стадо овец, рассыпался кудрявыми группами мелкий лес, позолоченный восходящим солнцем и затянутый сине-розовым утренним туманом.

Впереди что-то мелькнуло, и неожиданно из-за кустов недалеко от дороги показалась красавица лиса-огневка. Она «мышкует» — грациозными прыжками ловит неосторожных мышей. Увлеченная своей охотой, лиса подпускает нас к себе так близко, что мы отчетливо видим ее черные глаза, красную пушистую шубу и пышный хвост с белым кончиком. А вот по лощине, нам наперерез, катит во всю прыть заяц-русак; по его следу с заливистым лаем несутся гончие рано вышедшего в поле охотника.

В миллиардах блестящих кристаллов снега горит восходящее солнце, окрашивая в нежный серебристо-розовый цвет и склоны холмов, и перелески, и покрытый густым инеем старый лес.

Наконец, мы у цели: в Селезневом овраге нас поджидает известный специалист по выслеживанию волков окладчик Петр Васильевич Мартынов. Сорок лет устраивает он облавы на волков. За это время Петр Васильевич помог охотникам истребить не менее шестисот серых хищников.

Мартынов с деловитым видом сообщает нам, что волки лежат на дневке в своем излюбленном овражном квартале и уже «затянуты» флажками. Быстро натянув белые маскировочные халаты, мы безмолвно скользим на лыжах туда, где лежат ничего не подозревающие волки.

Красно-огненные языки флажков, опоясавшие лесной квартал, ярко выделяются на снегу.

Постепенно один за другим мы останавливаемся на помеченных Мартыновым местах в 60–70 шагах друг от друга.

В белом лесном безмолвии улавливаешь каждый, самый незначительный звук. Проходит с полчаса, и вдруг волнующий звук охотничьего рога, разрывая настороженную тишину, ударяет по нервам. Невольно вздрагиваешь, берешь ружье на изготовку и затаиваешься в ожидании зверя. Резкий крик сороки и ее перелет с дерева на дерево предупреждает охотника о приближении зверя.

Озираясь по сторонам, присаживаясь и прислушиваясь к голосам загонщиков и охотничьему рогу, из лесной чащи выходит легкой рысцой лисица. Из всех зверей, она, спугнутая с лежки, всегда первая выходит на линию охотников. Но стрелять нельзя: отпугнешь волков. Чуть заметно поворачиваю голову, и испуганная лисица, вытянув хвост, в два прыжка скрывается в белой чаще. А вот показался волк. Поднятый с мягкой снежной постели голосами загонщиков и резким звуком сигнальной трубы, он потерял свой обычный наглый вид: его фигура как-то съежилась, сгорбилась, хвост поджат. Волк по временам останавливается, внимательно озирается по сторонам и прислушивается к голосам в ожившем лесу. Ого! Появился второй громадный волк, за ним трусят рысью третий, четвертый, пятый, шестой… Девять хищников! Почуяв опасность, волки рассыпаются влево и вправо.

Под метким выстрелом моего соседа падает мертвой старая волчица.

Гремит выстрел слева: там волк наткнулся на старого опытного охотника.

Хромой, не раз стреляный хищник старается обойти опасное место и машками уходит дальше, вдоль линии охотников. Но вот он остановился, метнулся влево, сделал несколько прыжков вправо и, круто повернувшись, пошел прямо на ожидавшего его охотника. Выстрел! И старый разбойник распростерся неподвижным на снегу. По следу его идет другой волк и также падает мертвым.

В густых кустах передо мной мелькнул волк и остановился. Стрелять сквозь кусты нельзя: картечь, пробив толстые ветки дубняка, потеряет силу, а легко раненный хищник уйдет. Жду, пока голова и шея зверя покажутся из-за куста. Но старая, хитрая волчица, чуя опасность, стремительным прыжком переносит свое мощное тело через узкую тропу, на которой я стою, и скрывается в чаще. Обескураженный неудачей, я вновь смотрю вперед, ожидая волков. Проходит некоторое время, и второй волк называется на следу, проложенном волчицей. Стреляю, и волк, пошатнувшись и хватая себя с рычаньем за бок, скрывается в кустах.

Мое волнение достигает предела. Неужели и этот ушел? Вложив в ружье новый патрон, опять осматриваю кусты.

Вдруг там, где уже прошли два волка, показался третий — матерый самец. Он, как и волчица, остановился у тропы, показав голову и шею. Мушка моего ружья отчетливо ложится на шею волка. Матерый хищник, сраженный картечью, падает в снег, судорожно взмахивая своим хвостом-«поленом».

Выстрелы гремят в морозном воздухе справа и слева. Падает еще один хищник. Только двум волкам удалось вырваться из кольца.

Облава окончена. Об этом извещает свисток распорядителя. И сразу раздаются громкие голоса охотников, поздравляющих друг друга с удачей. Спешу к лежащему на тропе «матерому». В пяти шагах от него за кустом нахожу и второго волка.

Семь из девяти! Хорошая расплата с серыми разбойниками за десятки лошадей, коров и овец, погибших от их зубов.

На пензенском аэродроме сегодня дежурит охотник Пылков. В прошлом он летчик-истребитель. Теперь Андрей Васильевич отдает свой досуг охоте по волкам; только за два зимних сезона он уничтожил свыше шестидесяти серых хищников.

Третьи сутки бушует снежный буран. Жестокий двадцатиградусный мороз. Сильный порывистый ветер. Самолет прикован к земле.

Но вот метель понемногу начинает утихать. Сквозь разорванные облака нет-нет да и покажется солнце; порывы ветра становятся все слабей и слабей. Громадные сугробы снега нанесло у забора, у домов и у ангара.