Литмир - Электронная Библиотека

А знаете, ведь на самом деле в этом городе очень тяжело потеряться… он очень дурно воспитан, у него очень скверный характер и тяжёлое чувство юмора: жаль, что нет соц. статистики посвящённой ненужным встречам – Питер бы непременно занял первое место!

Но, право, совсем стемнело, пора домой, к тому же, вроде бы собирается дождь…

– Да-а… – выдохнул мужичёк как-то уж совсем горестно и присел на корточки, сцепив руки в замок и положив их на колени, как настоящий пахан с зоны, понурился. – Натваили дел… – он вдруг повернул к Шурикам тоскливые глаза. – Как вы думаете, плостят?.. Он плостит?.. – внезапно чуть не заплакал он.

Шурик опустил глаза и кивнул.

– Простит… обязательно простит… – серьёзно ответил он и взглянул в небо, там разливались бледные, матовые отсветы лунных каналов: точное отражение каналов и рек Петрограда, которого никогда не существовало.

– Так что там с твоей историей, крылатый мальчик? – взглянула на Шурика Кошка.

– Да, ничего! Неважно… – с досадой махнул рукой Шурик и, сделав последнюю затяжку, выкинул окурок, поднялся и пошёл прочь по крышам, протискиваясь между красочных нарядов и запаха дорогих духов, табака и алкоголя, протискиваясь сквозь весь этот извечный праздник: белые мундиры, золотые эполеты, дамы в изысканных платьях и томных вуалях, скрывающих загадкой подведённые тушью взгляды, эти нежные руки, облачённые в тончайший атлас перчаток, эти уголки локотков, едва виднеющиеся из-под пышных рукавов, и аккуратные туфельки, к которым готовы припадать Сильные Мира сего а и других тоже; всё это гуашью растеклось в чернилах ночи, потревоженных его влачащимися по крышам крылами, завертелось и растаяло, и только полная луна светила у Шурика над головой словно нимб.

– Да… – грустно вздохнула Шурик и призадумалась, глядя на отражение этой самой луны в тёмном серебре волн Невы, на противоположном берегу вспыхнули два извечных Распутных Маяка для заплутавших в межпространстве кораблей, пропуская их через себя и одновременно направляя на потерянный путь, в тёмных дебрях Петропавловской Крепости, сиречь Косой Башне, все питерские и кронштадтские ведьмы слетелись на шабаш к могиле раскосой колдуньи Алин, и картавый мужичёк отправился к ним, чтобы помолчать подле призраков, услышать тот страшный миг, когда чёрный Ветер Перемен затушил в Ипатьевском доме все свечи перед последней фотографией, сквозняками захлопав расписанными золотом дверьми…

Яркая вспышка, не моргайте, и подвальная сырость навсегда сомкнулась в Небесах, и бедная красавица Аннушка, укрытая пуховыми подушками, воскликнула: «Матушка! Жива! Слава тебе, Господи! Не убило!»

proЛЮБОВЬ

Эпизод вроде как первый, но уже второй

…Любовь вынырнула и полной грудью жадно вдохнула холодный ночной воздух. Она специально долго пробыла под водой, чтобы вынырнуть и насладится первым безграничным глотком воздуха, безграничным ночным небом, уходящим в безграничные просторы Вселенной мириадами мерцающих звёзд, млечных путей, которые отражались в тёмных водах озера бесконечностью Бытия. Не было конца этому космосу, не знающему берегов и законов, не знающему времени и пространства, и Любовь отчётливо ощутила в этот миг, насколько она мала и ничтожна в этом безграничном море, хотя и является его неповторимой и незаменимой каплей. Она со счастливым смехом несколько раз загребла руками воду и перевернулась на спину, в покое скользя по хрустальной глади воды и любуясь ночным небом.

«А в Питере сейчас, должно быть, белые ночи…» – отчего-то пришла отрешённая мысль, и Любовь нахмурилась, на мгновение потеряв свою беспечность и отрешённость, но уже через секунду она вновь засияла и на лице её отобразилось спокойствие и умиротворённость ночного озера, плавно перетекающего в ночное небо, она снова слилась воедино со всей этой идиллией.

– Господи, до чего же хорошо! – в благоговении прошептала она.

Вода была студеной, но Любовь не чувствовала холода, вернее она наслаждалась им, вспоминая, как днём наслаждалась жарой. Она перевернулась и тихонько поплыла к берегу, буквально тая в нежности этой ночи. С берега доносились редкие голоса обитателей леса, потревоженных шумом, что издавали возле берега новые друзья Любови, и только соловьи не стеснялись и продолжали вплетать в песнь Мира свою изумительную мелодию. Севернее, вдоль берега, тянулись редкие огоньки ночных рыбаков, с гор едва уловимым эхом доносились звуки гармони и гитар – где-то в деревне, видно, был праздник.

– Господи, до чего же хорошо! – вновь повторила Любовь, не в силах унять в груди восторг окружающим.

– Любава! Любава! Ты где? – донеслось с берега.

Любовь улыбнулась: правильно, что она назвалась этим людям созвучным её именем – настоящее её имя им знать ни к чему. Пока ни к чему.

– Пока ни к чему хорошему это не приведёт! – вслух от всей души рассмеялась своей мысли Любовь и поспешила ответить, крикнула: – Я здесь! плыву!

– Любава, плыви сюда! нам без тебя скучно! – Это Артём, Любовь сразу узнала его ещё не до конца сформировавшийся подростковый голос – хриплый, надломанный. Бедный мальчик – он влюбился в неё по уши, ещё даже не догадываясь, какую роковую ошибку в своей жизни совершил!..

Любовь поплыла к людям, и вскоре ей уже удалось различить их силуэты. Богдан и Коля подкидывали девчонок и те с визгом ныряли в воду, а Артём стоял чуть в стороне, потеряв всякий интерес к своим подругам и, по-видимому, отчаянно пытался увидеть свою возлюбленную на тёмной глади ночного озера. Любовь решила напугать его, набрала в лёгкие воздух и тихонько погрузилась под воду, поплыла в его направлении. Она не сбилась с курса и вскоре схватила юношу за колено, даже сквозь толщу воды услышав его испуганный крик, и он отчаянно шарахнулся в сторону. Уже не в силах сдерживать смех, Любовь вынырнула из-под воды и снова плюхнулась обратно в истерических конвульсиях смеха.

– Очень смешно, дурёха! – Ах, как нежно у него вышло это «дурёха», нежно и по-детски пошло, но он совсем не обиделся на Любовь за эту выходку, напротив – она оказала ему внимание! он был буквально на седьмом небе от счастья! – Ты где была?

– Плавала, – улыбнулась Любовь.

– Не стоило одной заплывать так далеко! Ты разве не знаешь, что у Байкала крутой нрав?! Он далеко не всегда так нежен, – Артём смаковал свою собственную нежность по отношению к ней, будто хорошо выдержанное вино, он просто утопал в этой нежности.

– Поверь, Артёмка, я укрощала и куда более диких мужчин! – игриво улыбнулась девушка и снова скрылась под водой.

– Любава… Любава, ты где?! Ну, что за детские шалости?

А Любовь вынырнула уже почти у самого берега и напряжённо всматривалась в темноту ночи: её извечного спутника, её личного шофёра, нигде не было…

«Наверное, решил подняться в горы…» – решила Любовь. – «Ну, что ж, так даже лучше…»

Она повернулась к ребятам.

– Хватит плескаться! Пошли картошку печь!

Вскоре мальчишки уже раздували почти погасший за время их купания костёр, а девчонки сидели подле, накинув на плечи футболки, пытаясь согреться. Любовь купалась прямо в своём зелёном в ромашку платье, но теперь его было почти не видно под плотным плащом из её собственных мокрых распущенных волос. Артём вновь оказался тут, как тут:

– Замёрзла? – нежно взглянул он на Любовь. – Накинь мою футболку. Ночи у нас холодные.

– Ничуть не замёрзла! – с улыбкой, но несколько резко ответила она. – По настоящему холодные ночи – в Питере, а здесь одно удовольствие.

Богдан и Коля, наконец, раздули костёр, и языки его пламени рассеяли ночной мрак причудливыми тенями, пляшущими свой извечный ритуальный танец. При свете костра стало немного веселее.

– Куда это твой братец запропастился? – не глядя на Любовь, вороша палкой костёр, спросил Коля.

– Не знаю… Наверное, пошёл прогуляться, – пожала плечами девушка, глядя, как играют в костре языки пламени.

– Не заблудится? – с искренней озабоченностью спросил Богдан, глядя в темноту, которая билась в границу света густой непроницаемой стеной.

9
{"b":"693618","o":1}