– А еда тоже есть?
– Лепёшки есть. Свежие. Я утром испекла. На сметане.
– Тогда, может, и телефон у вас есть? – прищурилась Любовь, и Арюуна тут же достала откуда-то из-под стола дисковый аппарат, коих уже редко где встретишь, но печально покачала головой.
– Суслики… Ночью вылезают из нор и перегрызают всё! какое-то стихийное бедствие. Мы с папой уже вызвали мастера, но будет он только через два дня.
– Мда… – задумчиво констатировала Любовь. – Где-то я уже это видела… Ладно, неси кумыс, воду и лепёшки! – улыбнулась она.
Арюуна юркнула в низкую дверь в углу комнаты, видимо, ведущую в подсобку, и завозилась там, собирая заказ.
– Арюуна, а до Иркутска далеко? не подскажешь?
– Вёрст через двадцать выедете на шоссе, а там ещё около ста вёрст. Но дорога хорошая, не такая, как у нас, – донеслось из-за двери.
Вскоре девушка вернулась с пакетом в руках, глянула на свой аппарат.
– Заправка закончена. С вас одна тысяча семьсот тридцать шесть рублей восемьдесят шесть копеек, – произнесла она и принялась отсчитывать сдачу с двух тысяч, что дала ей Любовь.
– Сдачу оставь себе, милая, – остановила её Любовь. – Спасибо тебе за гостеприимство. Передавай отцу привет. И знаешь… в награду тебе оставлю я ещё кое что…
Арюуна вновь испуганно захлопала раскосыми глазами, окаймлёнными густыми чёрными ресницами.
– Но это будет сюрприз!.. Жди!
Любовь улыбнулась, взяла собранный девушкой пакет и вышла. Спутник её уже закончил заправлять машину и сидел за рулём, задумчиво постукивая по нему пальцами.
– Смотри, что я добыла! – радостно воскликнула Любовь, садясь в машину и доставая из пакета бутылку с густой белой жидкостью.
Вновь все эмоции её спутника свелись к едва различимому движению бровей. Он закурил, завёл двигатель, но всё же взглянул вопросительно на свою спутницу.
– Нет… ни телефона, ни зарядного устройства! – вздохнула девушка; водитель усмехнулся и направил машину обратно на дорогу.
«Чайка» исчезла так же в никуда, как из ниоткуда появилась. Арюуна долго ещё провожала её взглядом, всё гадая, что же имела ввиду эта сумасшедшая рыжая женщина, когда говорила про сюрприз, и какое-то томительное волнение разрасталось у неё в груди. Через неделю от семьи её ненаглядного Гадана к родителям пришла зуурша и они обо всём замечательно договорились.
ПРОЛОГ
«Сказка ложь, да в ней намёк!»
Началась эта история в жёлто-зелёный августовский день под синим-синим небом в недавнем 1985 году в доблестном Городе-Герое Ленинграде, когда полупустые радостные «Икарусы», поблёскивая на солнце ярко-жёлтыми боками, гоняли наперегонки с новыми красно-белыми троллейбусами великого троллейбусного завода им. Урицкого по пустынному, светлому и просторному Невскому проспекту, потому как все, разумеется, были заняты в это время строительством светлого коммунистического будущего; когда на углах домов возле передвижных холодильников с надписью «мороженое» грузные тётеньки в белых, накрахмаленных и отутюженных передниках и колпаках, с улыбкой Моно Лизы продавали эскимо по одиннадцать копеек за штуку; когда генеральный секретарь ЦК КПСС, отмеченный, как известно, печатью Неназываемого, принялся за долгую и страшную работу по сближению с Западной Тьмой; когда в далёких чужестранных и мистических землях страны Восходящего Солнца и страны Мечтаний ангелы падали с небес, раскидывая вокруг перья, и снова взмывали вверх в поисках Седьмого Неба; а в не менее мистической, – известной из сказки про волхва-целителя АйБолита, – Африке чёрные-пречёрные шаманы с высоких-высоких гор призывали всех отречься от пагубного металла цвета солнца; когда исконно-питерские-божьи-птицы, птицы Мира и Равновесия, ворковали на горячих крышах и мощённых лужах площадей, созерцая происходящее для летописей; а трёхсотлетние хранители города отражались своим карканьем в тёмной воде двадцати двух рек; именно в этот день в «Родильном доме №6 им. профессора Снегирёва», а попросту – в «Снегирёвке», родились два маленьких, обворожительных тельца с чистыми, как первый снег, нетронутыми ещё душами, светящимися через небесно-голубые славянские глаза.
Хотя, нет…
Не там, и не тогда, и вовсе не так началась эта история…
Скорее всего, началась она в лиловых всплесках Астрала под лучистым, умиротворяющим сиянием глаз Творца, рождающим Всё, Знающим-Всё-про-Всё, и просто – добром. Мурлыкали что-то мудрые-перемудрые гаргулии, нежась в красновато-малиновых волнах энергетических сфер, кружили в танце Солнца белокрылые ангелы над Лесом Бытия, и миллиарды точно таких же молодых душ отправлялись в свой затяжной полёт, напевая гимн Радости, махая, оборачиваясь напоследок, своим, покидая насиженные места. Нужно заметить, что в это самое время Семеричный и два его товарища собирались на поиски Седьмого Неба, о котором все слышали, но которого никто никогда не видел: уже знали они, что выпала им дальняя дорога и вскоре придётся покинуть отчий дом, и всё новые тревоги захватывали Семеричного, когда он, сидя на ступеньках своего крыльца, задумчиво смотрел на убегающую в туманную даль дорогу, зовущую его всё сильнее, ждущую его. Семеричный знал, что не отправиться в этот путь, он уже не сможет, как не сможет даже на некоторое время отсрочить его. Пора было собираться.
А может, и вовсе началась эта история на несколько лет раньше или же, наоборот, в обозримом будущем, когда уже вернулась из Некультурной Столицы Настя со своим отцом, а Костя выкинул со злой досады свой злополучный телефон в тёмные, пенные воды Невы, которая и так уже хранила в своём чреве всякие магические и весомые вещи, и Николай Борисович с Борисом Николаевичем наливали по третьей, застряв где-то под Екатеринбургом или под Новосибирском, что не имеет большой разницы, на одной из многоэтажных таможней, когда Вася Буянов и дядя Гриня беседовали на кухоньке Коммуналки «Х» на религиозные темы, открывая дверцу для Добра – пусть и не глобальных размеров, но от чистого сердца. Неважно. В конце концов, каждое начало имеет свой конец, а каждый конец имеет своё непосредственное начало, что, в итоге означает, как утверждает один очень странный человек, что там, где конец, обязательно будет новое начало, и так до скончания времён, конца которым не ожидается, поэтому не станем зацикливать на этом свой разум и разберёмся во всём по порядку. А порядок заключается в следующем…
…В один день, – семнадцатого августа, – примерно в одно и то же время, родились в «Снегирёвке» два простых советских ребёнка – Огнев Константин Сергеевич и Холодова Анастасия Ивановна. Конечно, в этот день родились тысячи советских детей, но из них всех только Костя и Настя должны будут жить в одном доме, в одном подъезде, на одном этаже старого дома царских времён на Фонтанке на протяжении многих лет. (Отвлекаясь несколько, надо заметить, что дом этот вообще был весьма интересным, ходили даже слухи, что когда-то в этом доме живал правнучек Павла Первого со своей ненаглядной супругой, которую, однако, совсем не отличала белоснежность кости и кожи, ровно, как и небесный оттенок крови.) Родители Константина и Анастасии были знакомы, как знакомы все соседи в нашей огромной стране, то есть: «Здравствуйте!» – «Здравствуйте!» – «Не слышали, что там с Галиной Анисимовной из тридцать шестой?» – «Инсульт у сердешной.» – «Ах, Господи! А вы не знаете, говорят, крышу будут ремонтировать?» – «Да, в конце месяца реставрация.» – «А вы что же, в Москву уезжаете?» – «Да, Ваню переводят.» – «А! Ну всего!» – «До свидания-до свидания!» и так далее. Друзьями их родители стать никак не могли, потому как были разного социального классу, – не смотря на всеобщие потуги к коммунизму, впрочем, время которого уже было на исходе, так и не начавшись, – а потому и Костя с Настей едва ли смогли бы найти общий язык (хотя, дом № 46 рассказывал как раз об обратном на ярком примере Георга Георгиевича и Натальи Фёдоровны, которые сумели сломать всем известные предубеждения и высокомерные устои, тем более в их нелёгкое время, когда происхождение вроде бы ценилось более золота!), но этому была и ещё более весомая причина, а заключалась она в том, что, не смотря на то, что родились они вроде как в один день, в одно время и даже в одном и том же роддоме и прописку бы их определили в соседние квартиры, Анастасия Ивановна была на несколько лет старше Константина, а потому к рождению Кости имела возможность переехать с родителями в Белокаменную, так как отцу её партия доверила более высокий пост, нежели он занимал доселе. Вот. Парадоксально, конечно, но, в конце концов, разве это так важно!
