Подойдя к зеркалу, мутному и грязному, сняв слой пыли, что позволило хоть отдаленно увидеть свое отражение, Тэкеши стал аккуратно расшнуровывать свои доспехи. Взглянув в круглое окошко, которое оставили его руки на зеркале, протирая его, он увидел себя, стоявшего в некогда белой с легким чайным оттенком рубахе. Да, сейчас белым, пожалуй, был только правый край, остальное же представляло собой все возможные оттенки красного, от самого темного, в месте соприкосновения с плотью, похожего уже на черный, до светлого, едва уловимого.
Раненый воин сделал глубокий вдох и тесно сжал зубы, когда ткань, которая за сутки покрылась коркой крови, запекшейся под темным металлом брони за прошедший солнечный день, отходила от ран. Теперь из металлической рамы зеркала на Тэкеши смотрел изнуренный мужчина; мышцы, некогда украшавшие его тело, теперь не просматривались за густой краснотой. Над лопаткой зияла отвратительная дыра, края которой разверзлись так, что у плоти не было возможности даже схватиться, не то что срастись. Да, тот верзила был силен, раз пробил его доспех.
Трава была холодной, но приятно ласкала голые стопы. В доме не оказалось воды; неудивительно, похоже в него никто не заходил годами. Тэкеши смутно помнит, но, кажется, вчера ночью, проходя по дороге, он слышал всплески.
Вода в озере была не такой синей, как во вчерашней речке, тут она была зеленоватой: холмы, возвышавшиеся стеной, не дающие чужому взгляду обнаружить это место, отражались в ровной глади воды, на которой изредка появлялась рябь от утреннего ветерка, доносившего приятный запах цветов с того берега. Оставив всю одежду на берегу, воин сделал неуверенный шаг. Остывшая за ночь вода, как только коснулась большого пальца ноги, словно в одно мгновение добралась до сердца и своей цепкой рукой сдавила его, не давая возможности биться. Все мускулы в теле Тэкеши напряглись, вызывая судорогу от макушки до того самого злосчастного большого пальца, который предал своего хозяина и первым коснулся воды. Только когда самурай погрузился с головой в воду, он почувствовал спокойствие. Розовое пятно обняло его и ширилось вокруг, высвобождая его светлую кожу. Парой мгновений спустя пятно скрылось на глубине, оставив белую точку посреди озера.
Тэкеши поддался могучей силе воды, которая старалась вытолкнуть незваного гостя на поверхность. Распластав руки и ноги, сделав глубокий вдох, мужчина закрыл глаза и погрузил голову в воду так, что над кромкой воды виднелось лишь лицо. Грудь, полная воздуха, как льдина плавала по изумрудному озеру. Раньше этот бесстрашный воин всегда оборачивался, проверяя, не украл ли кто оставленные на берегу вещи, но только не здесь. Быть может, дело в том, что сейчас там остались лишь штаны, выданные ему во дворце господина, а может, ему и вовсе больше вещи не нужны, когда вокруг так хорошо. Одна лишь мысль о материальном несомненно и однозначно в один момент камнем на его шее потянет ко дну: это озеро не простит ему таких мыслей.
Со стороны леса донесся треск веток и шелест сухих листьев. Похоже на крупную птицу или мелкую лисицу. Мир вокруг неожиданно наполнился звуками, как будто кто-то поднял купол, накрывавший это озеро, и шум со всей округи собрался в пчелиный рой и витает вокруг, не давая вновь услышать сказочную тишину, которая громче любых мыслей. Еще пару часов и солнце окажется в зените, а дел еще много. Тэкеши знал, что стоит ему выйти из воды, как раны и боль снова вернутся, на этот раз стоит оказать им внимание.
Солнечный свет струился через проем; без труда уже можно было видеть абсолютно все предметы, находящиеся в комнате. Пройдя немного дальше, самурай обнаружил большую кровать, стоявшую у стены. По правую сторону от изголовья были огромные окна, позволяющие хоть небольшому количеству света просочиться внутрь дома, темного и мрачного со стороны улицы, будто хранящего траур. Пыль витала в воздухе, можно было различить отдельные мелкие частички, бесцельно кружащиеся в пространстве, гонимые еле заметными потоками ветра; в этом месте свет буквально можно было увидеть, словно некий художник набрал его на кисть и смело махнул ею прямо по воздуху, вырисовывая лучи.
У изголовья кровати был платяной шкаф, большой, внушительный, наверняка хозяйка гордилась им и не упускала возможность похвалиться таким красавцем перед гостями. Внутри аккуратной рукой было сложено множество тряпочек разных цветов: женщина, жившая тут раньше, определенно любила хорошо выглядеть и переодевалась при любом подходящем случае. Красный лоскут ткани отлетел в другой край комнаты – платье с золотыми цветами, которое явно носили в самые торжественные минуты. Синяя тряпочка отправилась в угол – похоже, в этом она ходила каждый день. Вот и объект поисков – белый хлопковый дзюбан6. Треск рвущихся нитей раздался по всему дому. Еще. И еще. Тэкеши держал в руках полоски чистой ткани, которые раньше висели на теле хозяйки, храня его в ответственные моменты, теперь они послужат и ему. Ей они точно уже не пригодятся, что бы здесь ни случилось, эта женщина вряд ли теперь выйдет в свет в одном из своих прекрасных нарядов. Полностью замотав торс, стянутый как корсетом, раненый воин почувствовал, что на первое время, пока его кожа и плоть изрезаны и подвержены опасности, это сможет его защитить. Теперь движения не вызывали такую боль, и, в конце концов, это не первое его ранение, и уж точно не последнее.
Похоже, самое время осмотреться. Голова самурая стала совсем ясной, и он смог увидеть вокруг себя просторный, красивый дом. Все было покрыто слоем пыли, свидетельствующем об отсутствии хозяев, однако грязным назвать его было трудно: все было на своих местах, все было очень аккуратно, нет ни единой вещи, которая лежала бы как-то криво. Доски скрипели под ногами, создавалось впечатление, что этот дом стонет, и каждый шаг, который делал путник, для старой постройки был тяжелым испытанием. Бывали участки на полу, которые заставляли жилище петь очень прерывисто и тихо, а были и такие, которые подобно клавише на фортепиано, заставляющей инструмент залиться мелодичными звуками, вызывали громкий скрежет, и чем сильнее проседал пол под ногой, тем дольше и увереннее страдал дом. И вот, наконец-то тишина, Тэкеши стоит и думает:
А было ли вообще что-то? Может мне показалось? Я все выдумал?
Но только нога поднимается хоть самую малость, переносит хотя бы грамм от веса всего тела, как доски снова начинают выть, наполняя этим теплым звуком, в котором хранится история, все вокруг.
Светлое дерево преобладало в интерьере, стены, пол, оконные рамы, и лишь в некоторых местах появлялись темно-бордовые акценты, демонстрируя изысканный вкус архитекторов. Тэкеши не сразу обратил внимание на то, что в этом доме насторожило бы любого крестьянина: обычно, такие здания представляли собой одну большую комнату под крышей, может быть с парой перегородок. Здесь же хозяева решили все разгородить на несколько комнат, сделав этот простой и невзрачный снаружи дом, внутри похожим на жилище богатого вельможи. Все помещения были просторными: минимум мебели и яркость ясного дня. Как бы грязь на окне не пыталась задержать свет, все же, через такие огромные окна, высившиеся от пола до потолка, достаточно солнечных солдат проходило на защиту этого дома от всепоглощающей черноты.
Похоже, за этой дверью находится кабинет главы семейства. Как часто он сидел тут за работой? Может он просто прятался тут от жены в поисках одиночества, чтобы побыть наедине со своими мыслями, которые предательски разбегаются при виде кого-то постороннего, как толпа юных девушек утром на реке во время купания, заметив рыбака, направляющегося в их сторону. А может в этом доме жил важный человек, который несмотря на изолированность места от центральной Японии, занимался особо приоритетными делами государства, прячась от невежественных соседей, которых волнует только фермы да местные склоки, тут, в его последней цитадели спокойствия государственного чиновника. Хотя не исключено, что он был обычным работягой, который просто иногда закрывался в своем кабинете, чтобы спокойно поработать.
