— Ну, с чего начнем?

Завернувшись в мех и подбросив в воздух страусовое перо, Николь взглянула на Дженни и разразилась громким счастливым смехом.

— Со всего!

Переступив через груду шалей, Дженни протянула ей несколько журналов.

— «Галерея мод Гейдельдоффа», — объяснила она. — Выбирайте оружие, миссис Армстронг, а я приготовлю свое — иголки да булавки.

— О Дженни, я, право, не могу. — В ее голосе не слышалось прежней уверенности. Она не выпускала из рук мех и думала, что будет брать его с собой в постель.

— И слушать ничего не хочу. Давай-ка рассуем все это по местам, и за работу. Времени у нас не так уж много — месяц или около того.

Быстроходный пакетбот подошел к берегам Виргинии в начале августа. Дженни и Николь, перегнувшись через фальшборт, с нетерпением всматривались в пристань, прижатую к берегу густым лесом, и чувствовали себя узниками, которых выпустили на свободу. Всю последнюю неделю они только и говорили, что о еде, о свежих продуктах. Они перебирали всевозможные овощи и фрукты. Ягоды, которые вот-вот должны поспеть, представляли себе, как будут есть их с сахарной пудрой и сливками. Дженни очень хотелось ежевики, а Николь просто мечтала увидеть живую зелень, вдохнуть запах влажной, прогретой солнцем земли.

Они неустанно трудились весь месяц, и в сундуках осталось всего несколько отрезов, не превращенных в прелестные туалеты для Николь или Дженни. Сегодня на Николь было сиреневое муслиновое платье, отделанное крошечными фиалками и фиолетовой каймой по подолу. Голову украшала сиреневая лента чуть более бледного оттенка. Руки девушки были обнажены до плеч, и она наслаждалась теплыми солнечными лучами, ласкавшими золотистую кожу.

За время путешествия женщины успели поведать друг другу о многом. Николь предпочитала роль слушательницы — она просто не могла говорить о том, как забрали ее родителей, и тем более о том, что случилось с дедом. Но она немного рассказала Дженни о своем детстве в замке, представив его как простой деревенский дом, и о днях, которые провела с дедом в семействе мельника. Дженни удивленно посмеивалась, когда эта хрупкая девушка со знанием дела толковала о качестве помола нетвердости мельничных жерновов.

Но в основном говорила Дженни. Она в подробностях поведала Николь о своем детстве на небольшой бедной ферме по соседству с Эрандел Холлом — так называлась плантация Армстронгов. Когда Клей появился на свет, ей было десять, и она с улыбкой вспомнила, как сажала мальчика к себе на спину и скакала, изображая лошадь. Во время войны за независимость она была уже подростком. Ее отец, который, подобно большинству виргинских фермеров, выращивал табак, разорился вскоре после того, как прекратилась торговля с Англией. Несколько лет Дженни жила с ним в Филадельфии — городе, который она ненавидела до сих пор. После смерти отца она вернулась в Виргинию — свой настоящий дом.

По приезде она обнаружила в Эрандел Холле большие перемены. Отец и мать Клейтона умерли во время эпидемии холеры. Старший брат Джеймс женился на Элизабет Страттон, дочери управляющего. Потом, когда Клейтон находился в Англии, они оба погибли в результате несчастного случая.

Мальчик, которого некогда знала Дженни, исчез, — он превратился в самоуверенного и требовательного молодого человека, обладающего неуемной энергией и бешеной работоспособностью. В то время как виргинские плантации разорялись одна за другой, Эрандел Холл расширялся и процветал.

— Смотри, — сказала Николь, — кажется, это капитан. — Она указала на шлюпку, удалявшуюся от пакетбота. — Наверное, он направляется вон к тому кораблю.

В нескольких сотнях ярдов от пакетбота стоял на якоре огромный фрегат с двумя рядами пушек по каждому борту. На палубе суетилось множество матросов. Женщины увидели, как шлюпка подошла к фрегату, капитан поднялся на борт и прошел на нос.

На таком расстоянии люди на палубе казались совсем крошечными.

— Это Клей! — вдруг воскликнула Дженни.

Николь с любопытством посмотрела на человека, с которым разговаривал капитан, но на таком расстоянии он показался ей таким же, как и остальные мужчины на палубе.

— Откуда ты знаешь?

Дженни рассмеялась. Она была очень рада, что снова дома.

— Когда познакомишься с ним — сама поймешь. Николь нервно теребила кольцо на пальце, изо всех сил пытаясь разглядеть того, кто был ее мужем.

— Вот, — услышала она голос Дженни. Она протягивала ей бинокль. — Теперь увидишь.

Но и в бинокль она не смогла разглядеть человека, с которым говорил капитан, однако почувствовала его присутствие. Он стоял, поставив одну ногу на тюк хлопка и положив руку на согнутое колено. Даже в таком положении он был чуть ли не на голову выше капитана. На нем были светло-коричневые штаны в обтяжку и черные сапоги до колен. Талию стягивал широкий кожаный ремень, рубашка у ворота была расстегнута, а закатанные до локтей рукава обнажали загорелые руки. Лица Николь не могла разглядеть, но увидела, что его темные волосы зачесаны назад и завязаны над шеей.

Опустив бинокль, она обернулась к Дженни.

— Пожалуйста, не надо, — предостерегающе проговорила та. — Мне уже не раз приходилось видеть это выражение на лицах женщин. Совершенно не стоит терять голову только от того, что мужчина высок ростом и хорош собой. Он придет в ярость, когда поймет, что произошло, и, если ты не проявишь твердость, взвалит всю вину на тебя.

Николь лукаво улыбнулась.

— Но ты никогда не говорила мне, что он хорош собой.

— Что он урод, я как будто тоже не говорила. Я хочу, чтобы ты вернулась в каюту, потому что, насколько я знаю Клея, он будет здесь с минуты на минуту. Мне надо перехватить его и потолковать с ним. Давай-ка!

Николь послушно вернулась в тесную каюту, чувствуя, что ей совсем не хочется расставаться с ней. Ей было спокойно здесь впервые за несколько лет — и они по-настоящему подружились с Дженни. А теперь впереди снова неизвестность и тревоги.

Ее глаза еще не успели привыкнуть к полутьме, как вдруг дверь распахнулась. Мужчина, который не мог быть никем иным, кроме Клейтона Армстронга, вихрем ворвался в комнату и оказался рядом с ней.

Его широкие плечи заполнили собой все пространство, и Николь показалось, что она заперта с ним в платяном шкафу.

Клей не стал дожидаться, пока его глаза привыкнут к темноте. Он видел только силуэт своей жены. Он не раздумывая протянул сильные руки и привлек ее к себе.

Николь пыталась протестовать, но его губы закрыли ей рот. Они были упругими и свежими, ласковыми и требовательными. Николь сделала слабую попытку оттолкнуть его. Руки Клея напряглись, он приподнял ее так, что она едва касалась пола самыми кончиками пальцев. Его грудь крепко прижалась к ее мягкой и упругой груди, и она вдруг почувствовала, как ее сердце забилось вдвое быстрее.

Единственным человеком, который целовал ее так, был Фрэнк, но сейчас ощущения Николь были совсем иными. Положив руку ей на затылок, он, не отрывая рта от ее губ, повернул ее голову набок. Николь почувствовала, что она словно погружается в мутную воду, все поплыло перед глазами. Помимо своей воли она обвила его шею руками и привлекла к себе, еще сильнее прижалась к нему. Горячее дыхание Клея опаляло ее кожу.

Его губы скользнули по щеке, потом он нежно сжал зубами мочку уха, и ее колени подогнулись. Он провел языком по напряженной жилке на шее.

Клей подхватил ее на руки, обвив ее тело вокруг своего. Она уже не понимала ничего, кроме того, что хочет от него все больше и больше. Она откинула голову и сама потянулась к его губам.

Он жадно поцеловал ее, и она ответила со всей полнотой истинной страсти. Ей показалось вполне естественным, что он, продолжая прижимать ее к себе, двинулся к койке. Ей хотелось лишь быть рядом с ним, касаться его. Не отрываясь друг от друга, они вместе упали на постель. Его тяжелая нога легла поверх ее ног, рука заскользила по обнаженному плечу. Когда он коснулся через платье ее груди, она застонала и выгнулась навстречу ему.