Павел почувствовал, как его сердце начало бешено колотиться, а потом провалилось куда-то вниз.

«Что с вами, Павел! Вон как побледнели», – забеспокоилась Клавдия Петровна.

«Нет, нет, всё в порядке!», – махнул рукой Павел.

«Вот, что, Клавдия Петровна! У вас ключ имеется от квартиры Веры?», -

придя в себя, спросил он.

«А как же!», – кивнула старушка.

108

«А, давайте-ка, осмотрим квартиру, где Вера провела детство!», – предложил Павел.

«Да смотреть-то там нечего, пусто! Но, раз вы надеетесь там что-то найти…», – пожала старушка плечами. Она достала увесистую связку ключей из небольшого навесного шкафчика.

«Ну, что ж! Идёмте!», – кивнула она Старикову. Тот послушно направился за Клавдией Петровной.

Дверь квартиры, где прошли детские годы Веры имела удручающий вид. Чёрный дерматин обивки был грязным и изодранным. Повсюду торчали куски ватина. Клавдия Петровна вставила ключ в замочную скважину, и дверь с противным скрежетом открылась.

«Видно, петли проржавели. Надо бы маслёнки капнуть», – прокомментировала Клавдия Петровна.

Внутри картина была не менее удручающей. Штор не было вовсе. Окна были грязными, и заляпанными. Некогда светлые обои в цветочек, сейчас имели грязно-серый вид, кое-где, свисая клоками. На кривых деревянных полах лежал слой спрессованной грязи. Под потолком одиноко висела лампочка, покрытая паутиной. Из мебели был старый, продавленный, покрытый пылью диван, и колченогий журнальный столик.

На маленькой кухоньке находилась допотопная газовая плита, небольшой столик, времён развитого социализма, и два стула из тех же времён.

«Квартире хозяин нужен! Без хозяина, она умирает!», – философски заметила Клавдия Петровна.

«У Зинаиды, покойницы, всегда порядок был! Чистота, всё честь по чести! Цветы, какие разводила!», – вздохнув, произнесла она.

«А Райка, упокой её Господь, как тут обосновалась, так хоть караул кричи! Шалман, одно слово! Продала всё что можно! Всё на выпивку пошло!», – покачав головой, добавила Клавдия Петровна.

Павел, тем временем, принялся осматривать квартиру. Сперва, он проверил диван и журнальный столик, при этом изрядно наглотался пыли, и пару раз громко чихнул. На что Клавдия Петровна пожелала ему быть здоровым. Затем он, сев на корточки, начал простукивать полы.

«Павел Юрьевич! Брюки же запачкаете!», – всплеснула руками Клавдия Петровна.

«Ничего, брюки грязи не боятся! Их постирать можно!», – отшутился Стариков. Внезапно он замер. Затем, подняв глаза, в которых загорелся охотничий азарт, на пожилую женщину, произнёс «Кажется, мы с вами кое-что нашли! Клавдия Петровна, не сочтите за труд, принесите мне, какой-нибудь топорик».

Старушка охнула, и тотчас ушла. Вскоре она вернулась с небольшим топориком в руке. Это было именно то, что нужно было Павлу. Он вскрыл им старые, полусгнившие доски, и перед ним с Клавдией Петровной предстал небольшой тайничок. А внутри этого тайничка лежали

пожелтевшие от времени, листы пергамента. С чрезвычайной

109

осторожностью, ибо пергамент был хрупким, Павел достал листы и развернул их. На пергаменте был текст, написанный на неизвестном Павлу языке.

« Кто же тебя убил Вера Степанова? Как ты связана с Мариной? И куда делся «Заря востока?», – спрашивал себя Павел. Загадок становилось всё больше, а ответа на них у Старикова не было.

Аккуратно свернув листы пергамента, и спрятав их под одежду, Павел направился в выборгский Детский дом № 1, именно там, после гибели матери жила Вера, и её брат Григорий.

По дороге он думал о том, что ему предстоит серьёзный и неприятный разговор с Василием Ивановичем. Дело в том, что у Павла не было ордера на обыск квартиры Степановых. То есть, фактически, пергамент был изъят незаконно. А Василий Иванович привык строго следовать букве закона, и три шкуры сдерёт с Павла за самоуправство. Но, с другой стороны, они ведь опередили преступника, и пергамент теперь у них. Быть может, он прольёт свет на то, где находится алмаз, и поможет найти убийцу.

Детский дом оказался мрачным серым зданием в стиле социалистического реализма. За железным забором шумно бегали и играли стайки девчонок и мальчишек под присмотром воспитателей. Павел невольно

поёжился, на него нахлынули собственные воспоминания о времени, проведённом в детдоме.

«Да, не позавидуешь ребятам! Жизнь к ним оказалась жестокой с самого нежного возраста! Многие из них вообще никогда не знали, что такое любовь родителей. Матери отказались от них ещё в роддоме. А те,

кто помнят своих родителей, предпочитали бы о них забыть. Потому что, в своей маленькой жизни видели от родителей только плохое», – рассуждал Стариков.

У Павла же были самые замечательные на свете родители. К сожалению, они погибли в автокатастрофе, когда ему было шесть лет. Потом был год непростой жизни в Детском доме. И всё же ему повезло. Его усыновили хорошие люди, к сожалению уже покойные, и воспитали достойным человеком, по крайне мере, он на это надеялся, и был очень благодарен своим приёмным родителям.

Вздохнув, от нахлынувших воспоминаний, Павел постучал в запертые железные ворота забора.

На его стук подошла молоденькая, небольшого росточка, светловолосая, коротко стриженная, с мелкими, но правильными чертами лица, ужасно серьёзная, воспитательница в изящных очках.

«Да, у такой не забалуешь!», – усмехнулся про себя Павел.

«Молодой человек! Что вы хотите? Почему такой шум подняли?», – строго поинтересовалась она.

«Да, я собственно к директору. По поводу бывшей воспитанницы вашего детского дома, Веры Степановой», – объяснил Павел, показывая

110

удостоверение.

«Хорошо! Я сообщу, Юлии Сергеевне!», – нахмурившись, кивнула воспитательница, и ушла.

Через некоторое время она вернулась с темноволосой, симпатичной, ярко накрашенной полной женщиной в бальзаковском возрасте. Она открыла ворота, и впустила Павла.

«А почему вы запираете ворота даже днём?», – удивился Павел.

«А что вы хотите? Меры предосторожности. Во-первых, мало ли кто может зайти на территорию Детского дома. Люди, знаете ли, всякие бывают. А мы отвечаем за воспитанников. Да и дети могут сбежать, особенно те, кто постарше. Бывали такие случаи. Одного воспитанника, недавно, чуть мамаша непутёвая не выкрала. Слава Богу, вовремя заметили. У них, детдомовских, мать хоть и пьёт, и бьёт, а всё равно хорошая», – развела руками Юлия Сергеевна.

«Ну, что ж, пожалуй, вы правы. Безопасность детей превыше всего», – кивнул Павел.

«Вы, кажется, хотели поговорить со мной о Вере Степановой?», – уточнила она, когда они, пройдя по коридору, выкрашенному ядовито-зелёной краской, и такого же цвета линолеумом на полу, расположились в кабинете директрисы. Кабинет Юлии Сергеевны был небольшим, но

уютным.

Светлая новая мебель, новый компьютер, мягкое крутящееся кресло цвета беж, такого же цвета небольшой диванчик, на который Юлия Сергеевна усадила Павла. Всё было подобрано со вкусом.

«Да, именно так!», – кивнул Павел.

«А, могу я поинтересоваться, что случилось с Верой?», – спросила

директриса, сцепив пальцы в замок.

«Её убили! Ведётся следствие», – коротко сообщил Павел.

Лицо Юлии Сергеевны осталось непроницаемым. Она помолчала какое-то время, а потом сказала: «Мне очень жаль, что Вера погибла. Несправедливо, когда смерть уносит молодых. Я прекрасно помню Веру. Она была тихой девочкой. Вежливой, воспитанной. Отлично училась. Увлекалась историей. Любила читать. Подавала большие надежды. Вот её брат был другой. Драчун, забияка. Учился плохо. Грубил учителям. Неудивительно, что он пошёл по кривой дорожке. Но, знаете, тем не менее, у Веры не было друзей. Она была закрытой девочкой, и плохо шла на контакт. А вот Григорий был другой. Он, несмотря на свой горячий нрав был общительным. Пользовался среди ребят популярностью. Говорят, теперь он заработал авторитет в местах не столь отдалённых».