Истерзанные губы Индрэ надломила улыбка.

– Разумеется, нет.

Краешек губ императрицы тоже поднялся.

– Я была бы удивлена, если бы ты ответил что-то ещё.

Индрэ едва заметно наклонил голову вбок.

– Моя госпожа, – очень медленно произнёс он, тщательно подбирая слова. Он думал о том, что должен будет сказать, всю ночь, пока не уснул, и тягостный смутный сон, больше походивший на кошмар, не настиг его. – У моего народа не принято лгать и сдаваться в плен. Если я здесь, перед вами, если мои слуги ещё не закололи меня, то лишь потому, что я хочу доказать вам своё расположение и желание присоединиться к вам.

Императрица хмыкнула и чуть отклонилась назад, так что на лицо её упала тень, и Индрэ больше не мог разобрать, что отражается в её глазах.

– Я нужен вам, моя императрица, не заставляйте меня говорить здесь и сейчас зачем. И без того ваше обращение со мной нанесло по лояльности Белого шпиля немалый удар.

Императрица молчала, но Индрэ чувствовал, что слова доходят до неё. Что императрице неуютно, и она в самом деле не желает продолжать этот разговор здесь и сейчас. Однако слова императрицы противоречили тому, что отражало спрятанное в тени лицо:

– Я не вижу причин, – тихо сказала она, – не уничтожить весь ваш народ. Всех до одного, кто откажется принести клятву лично мне. И я не вижу причин, почему должна доверять тебе, супругу Рудэны Йованы Винце, не раз доказавшей свою неспособность держать клятву, обесчестившей себя и свой род.

– Причина в вашей мудрости, – Индрэ немного опустил взгляд, не желая вступать в конфликт, – вы можете уничтожить всех, кто верен мне, и назначить нового наместника управлять моей землёй. Но только я знаю тайны Звёздной пыли, как знала их до меня моя мать – и будут знать моя дочь или мой сын. Ни одна пытка не заставит меня рассказать их вам, потому что я знаю: эти тайны – единственное, что может сохранить мне жизнь.

Императрица какое-то время молчала, и Индрэ уже решил было, что победил.

– Я бы могла, – наконец сказала она, – отдать тебя палачам. Не думай, что ты меня испугал.

– Разумеется, я и надеяться не смел, – вставил Индрэ, улучив момент.

– Но я не такая так безумна, как стала бы, добравшись до власти, твоя супруга, принцесса Рудэна. И я собираюсь это доказать. Я помилую тебя.

Индрэ испустил облегчённый вздох. Он не мог ещё до конца поверить, что угроза минула, и потому на мгновение прикрыл глаза, силясь справиться с собой.

– Но, разумеется, и довериться тебе я не могу. Слишком часто Белый шпиль становится причиной моих забот. Наместник будет назначена. Я подберу среди своих приближённых того, кто не сможет поддаться обаянию ваших гор и никогда не пойдёт против меня.

Индрэ молчал, обдумывая, что слова императрицы могут значить для него.

– Вынужден предупредить, – сказал он, – что мой народ не подчинится чужаку. Вы не сможете управлять Белым Шпилем без меня.

– И я верю тебе, – Императрица кивнула, – потому моя наместница станет управлять не Белым Шпилем, а тобой.

Индрэ вздрогнул и прищурился, не переставая вглядываться в её лицо. Губы его дрогнули, потому что так же говорила Рудэна. «Я здесь, чтобы управлять тобой».

И Индрэ не обманулся:

– Милорд Ламот, будьте любезны проследить, чтобы герцога Вирэнэ сегодня же выпустили из тюрьмы. Обеспечьте ему должный медицинский уход и апартаменты, в которых ни он не будет опасен для нас, ни мы для него. А вы, герцог, будьте готовы завтра же принести супружескую клятву по обрядам Империи. Я подберу вам достойную кандидатку в супруги. Что с вами? Не пытайтесь изобразить обморок, я всё равно вам не поверю.

Индрэ в самом деле стал белым как мел.

«Опять», – набатом билось у него в голове и колоколом ему вторило: «Нет! Лучше умереть, чем снова позволить им…»

Императрица говорила что-то ещё, но Индрэ уже не слышал её. Он попытался встать и рвануться прочь, но цепь, удерживаемая руками Жольта, натянулась, роняя его обратно на пол. Индрэ потерял равновесие, боль пронзила его висок. Он, кажется, слышал собственный голос, истошно кричавший: «Нет!» – а затем провалился в темноту.

– Ну, что скажешь? – спросила Агнесса фон Лерон, некогда младшая принцесса дома Лерон, а ныне – Императрица Остеррайха, отбрасывая на стол колоду карт и потягиваясь. Ей было слегка за тридцать, и государственные дела в последнее время делали её слишком рассеянной, чтобы следить за игрой. Будь её воля она и вовсе предпочла бы этому занятию охоту, но заранее предчувствовала, что стоит собрать свиту, как отдых превратится в светский приём.

– Скажу, миледи, что вам нужно больше работать над собой. Иначе кому-то менее честному и более увлечённому дворцовой игрой легко удастся вас обмануть.

Кэйтрин де Марджон не видела особого смысла соблюдать формальности, когда они с Агнессой оставались наедине.

Они четверо – Агнесс, Кэйтрин, а вместе с ними принцы Клод Раймон Ламот и Фабрис Анж д`Омур, знали друг друга уже много лет. Ещё тогда, когда никто из них и предположить не мог, что Агнесса наденет Императорский венец, все четверо проводили вместе ночи и дни, вместе охотились и вместе пили вино.

Теперь, когда с тех времён минуло уже более десяти лет, пути всех четверых порядком разошлись. Агнесса стала Императрицей, так что Клод и Фабрис порядком робели перед ней. Агнесс раболепства не любила, и потому ей с каждым годом становилось с ними всё тяжелей.

К тому же у Фабриса появилась семья, у Клода – выезд первосортных коней, и в конюшне он, как правило, торчал весь день, поглаживая и расчёсывая своих жеребцов.

И только в жизни Кэйтрин за прошедшие после войны годы не изменилось почти ничего. Она была всё так же стройна, как и в двадцать лет, спина её оставалась такой же прямой, и только в глазах затаилась грусть. Она не вступила в брак и не завела детей, хотя придворные кавалеры и поглядывали ей вслед с тоской. Всё, на что хватало Кэйтрин – это несколько дней. Мужчины надоедали ей в тот же момент, когда она получала над ними полный контроль.

У неё не прибавилось ни ума, ни друзей, зато и терять ей было нечего – и потому Кэйтрин так и не узнала, что такое страх перед людьми или страх потерь.

– Я не об этом, – Агнесс усмехнулась и легонько толкнула её в плечо, в очередной раз за вечер нарушая этикет, будто силилась доказать самой себе, что пропасти, пролёгшей между ними – нет. – Я об этом северном птенце.

Кэйтрин тоже отложила карты, поднялась, и остановилась напротив стойки со шпагами. Брать в руки оружие ей не доводилось уже давно. И если Агнесс, пожалуй, была рада вернуться к платьям и балам, то на Кейтрин они неизменно навевали тоску.

Она взяла со стойки одну из шпаг, взмахнула ей и провела кончиком пальца по лезвию, проверяя, не затупилось ли оно. Бережно вернула оружие на стойку и подошла к окну, из которого открывался чудесный вид на партер.

– Скажу, что вы ещё намучаетесь с ним, миледи. Мальчишка не так прост, как хотели бы того вы или Рудэна. Он доставит много проблем.

– Опять не то, – поморщилась Агнесса, – я спрашиваю, что лично ты думаешь о нём. Как думаешь… В постели он так хорош, как шуршат языки придворных дам?

Кэйтрин надломила бровь и насмешливо посмотрела на неё.

– Очень странный вопрос, миледи. Уж не влюбились ли вы в него?

– Я – нет, – твёрдо ответила Агнесс, – а ты? – с тенью надежды в голосе спросила она.

– Помилуйте, да что тут любить? Я пока не так далеко зашла в искусстве любви, чтобы возбуждаться при виде мертвяков.

Агнесса прокашлялась и отошла в сторону. Взяла со стойки одну из шпаг и покрутила в руках, разглядывая эфес.

– А скажи мне вот что, моя дорогая подруга… – задумчиво произнесла она, – не знаешь ли ты, отчего случился скандал в доме нашего дражайшего графа де Флери?

Теперь уже Кэйтрин прокашлялась и покраснела.

– Вы знаете, миледи, я не люблю разносить сплетни.

– Верно. Ты любишь, когда сплетничают о тебе.