Двадцать человек…

Пятьдесят…

Семьдесят пять…

Прошедшие досмотр спотыкались, кричали, размахивали руками. Ушастика окатили пивом. Маринку толкнули. Она с визгом полетела на бетон и с трудом поднялась, отряхивая колени.

У распахнутых настежь дверей в фан-зону завязалась драка. Лера тем временем ожидала, когда отпустят девушку с подозрительным содержимым карманов. Вот и ее черед. На улице была пятой, внутри оказалась сотой… Они снова бегут вдвоем, держась за руки. Едва в стену не впечатались – грудастая девица подножку подставила… Но нет. Успели… К подиуму.

– Кто олдфаг, ваша цель – подиум! Ньюфаги – главная сцена! – вещал в мегафон распорядитель.

– Третий ряд! Третий! – задыхаясь сказала Лера Максиму. – И ладно.

Максим не ответил. Его тошнило от духоты и бесили визжавшие у главной сцены фанатки в розовых накидках.

– У них вместо головы шарик, а внутри хлопушка, – возмутился он. – Ты бы слышала, какой альбом «VND» выпустили! Гитары жужжат, рычат, шипят, скрипят как гвозди по металлу! Я куплю тебе эту пластинку, обещаю… Только, прошу, забудь своего Пака!

– Макс, не начинай! – перебила его Лера и вынула из кармана телефон.

Пространство стадиона поражало. Три яруса зрительских трибун, еще пустых, шли полукругом. Защищал их белый пластиковый навес. Солнце, проходя сквозь него, становилось мягким, молочным. А здесь, на арене, солнце было яростным и пекло в спину. Максим понял, что лучше и правда молчать сейчас. Нет, молчать он не мог. Когда она стоит рядом и даже не смотрит на него. Сгорбилась, вот. И пальцами стучит по экрану… Что–то пишет. В заметках.

Максим легонько толкнул ее.

– А…, – отстранилась Лера. – Минутку…

Максим ждать не хотел.

– И концерта теперь никакого не надо, – с досадой проговорил он. – Смысл подниматься в такую рань, даже если из первого ряда до Пака не дотянуться. Смотри, какое расстояние до сцены. И охрана вряд ли позволит тебе передать письмо.

– Не изобретай сложностей, Макс, – Лера оторвала глаза от экрана и погладила Максима по руке. – Голоден? – спросила она. – Потерпи. Маринка вернется, и мы пойдем в бар.

Максим вместо голода ощущал мутную тошноту. Он хотел, чтобы изнурительный день закончился. Жажда увидеть Пака на сцене уже не была столь сильна, как на рассвете, когда Максим, еще не успевший проснуться, несся по набережной Вислы вслед за резвой женой. И обстановка на стадионе напрягала. Визги и громкая музыка не прекращались. Славику и его отцу сейчас хорошо. Они, видимо, все еще гуляют где-то в городе и на концерт придут к началу. По их дорогущим вип-билетам полагается отдельный вход, фуршет и комфортные места на трибуне нижнего яруса.

А в фан-зоне продолжалась толкотня. Все стремились пробраться поближе к сцене. Парень в синей майке задел локтем и его, и Леру, хотел пролезть во второй ряд, но Лера среагировала быстро. Подставила подножку и заговорила по–английски:

– Эти места наши.

– Sorry, – донеслось неуверенное в ответ.

– Лера! – возмутился Максим.

– Что Лера! Куда, по–твоему, встанут Маринка и ее спутник?

– Не успели войти, а кому–то уже понадобились носилки, – пожаловался Максим. – Лер, туда глянь. Что-то с девушкой. Дышит в ингалятор… Парень еле волочет ее. Идем, поможем.

– Макс, стой на месте! Я же сказала. Не уходим, пока Маринка не вернется.

– А справа вопят… Как думаешь, там Пак?

– Где Пак? – Лера взглядом обвела пустую сцену. – Что ты несешь, Макс! Дымовую шашку взорвали!

Тут Максим посмотрел на свою жену и понял, что не узнает ее. С самого утра она казалась ему чужой. Лера мечтала о мимолетной встрече с Паком, а Максим мечтал, чтобы она вернулась к нему. Спустилась по лесенке на землю с условной планеты «VictoryGA» и вновь окружила заботой и вниманием.

И Лера будто бы прочитала его мысли. Поспешно убрала телефон в карман куртки и обняла:

– Ты даже не представляешь, Макс, как будет круто и горячо, когда Пак выйдет. Маринка отзывы читала. Потерпи… И не дуйся.

– Пак порадует меня, если сыграет «Silence of Sound».

– Ну что ты такой унылый, Макс. Марина! – Лера, заметив Маринку, подняла руку, чтобы ее подруга знала куда идти.

– Цены адские, – возмутилась втиснувшаяся в их ряд Маринка. – Мы так, перекусили. Вы идете?

– Чуть позже.

Лера стала болтать с Маринкой, а Максим посмотрел на часы. Без пятнадцати семь… Только…

На трибунах появились первые зрители. Изредка человек из технической команды поднимался на специальный помост возле подиума и садился, подогнув колени. Максим видел потное лицо, короткие шорты и рацию с наушником. Техник проверял провода, инструменты, шептал в динамик рации и спускался по приставной лестнице обратно.

Лера и Маринка делали совместное селфи и добивались, чтобы в кадр попадали и экраны, и бегущая по ним световая дорожка с просьбой поднимать руки, когда будет указано, и сцена с огромной, как целый оркестр, ударной установкой: со множеством барабанов, больших и маленьких, тарелок и микрофонов.

И тут Максим решил, что он уйдет из этого зала и подальше. Сейчас он был готов на что угодно, даже бросить Леру с ее Паком. Он представил, как сбежит со стадиона в старый город. Как будет слоняться там в одиночестве по извилистым улочкам в поисках бродячего музыканта. Как одолжит у него расстроенную гитару и станет играть на ней для людей о людях.

– Я выйду, Лер, – сказал он.

– Проголодался? И мне хот–дог купи, – ответила она ему, удаляя из памяти телефона неудачные фотографии.

– И футболочки прихвати, Макс. Мы, когда выходили, очередища до рамок растянулась. – Мне – «M». Лерочке – «L». Ушастик – перебьется.

– Ладно, – махнул рукой Максим.

В холле стадиона было намного свободнее. И дышалось полегче. В крытый павильон заходили с улицы не фанаты, а люди, просто любившие музыку Пака. И они никуда не спешили. Показывали контролеру билеты, выкладывали на столик ключи, мелочь и ждали, сколько требуется.

К таким людям и относил себя Максим. Он вздохнул и пошел дальше.

В специальных киосках продавали футболки, диски, магниты, кружки. На каждой вещи – лицо Пака. Даже на сувенирном стакане для пива. Максим пошатнулся, едва увидел эти глаза. Эти волнистые волосы. Эту ненавистную горбинку.

Девушка со скрученными в объёмный пучок волосами снимает рюкзак и натягивает через голову футболку с портретом Пака на спине. Максим пятится и бежит. Бежит, спотыкаясь и расталкивая идущих навстречу. У лифта на верхний ярус останавливается и пытается отдышаться. Поднимает голову и понимает, что круг замыкается. Снова киоск. Снова голограмма Пака. Только теперь в полный рост. Снова девушка, светловолосая и растрепанная, примеряет майку, прыгает и верещит от радости, пока ее смуглая подружка прячется в сторонке и пересчитывает купюры.

Максим подходит ближе, прикидывает, что имеющихся денег хватит и на еду, и на пиво, и на футболку для Леры. Нужно купить, он обещал.

Свет вспыхивает ровно в девять. Лучом бежит по головам зрителей под нарастающий гул электрогитары.

Фанаты, уловив знакомые ритмы, подпрыгивают и визжат.

– Пак! Пак! Пак! – доносится со всех сторон.

Крики усиливаются. На сцене из ниоткуда материализуется Паркер Джонс. У него короткие светлые волосы и черный, сверкающий стразами, пиджак. Очень медленно и неторопливо кумир идет по дорожке, соединяющей сцену и подиум, и вдруг замирает. Тысячи рук тянутся к нему, пытаясь ухватить его за лодыжки. Неудержимо ревет обезумевшая толпа, готовая стянуть его к себе в бушующую бездну.

– Начинаем! – говорит Пак и, покрасовавшись, возвращается на сцену.

Разноцветные огни вспыхивают у него над головой. Пак берет акустическую гитару и наигрывает воркующее вступление какой-то песни из последнего альбома. Воркование Максиму ни о чем не говорит. Он ждет «Silence of Sound» и проборматывает заученные наизусть строчки, как молитву. В каждом сыгранном аккорде он пытается уловить родственное сходство с любимым хитом. Но нет, Пак-музыкант прячется за веселенькой аранжировкой пустоты. Все это похоже на разноцветные шарики его фанаток в розоватых перьях. Вот они довольны и разницы между старыми и новыми альбомами не замечают. Прыгают, раскачиваются в такт, визжат. Бесятся и лезут друг на друга, когда видят Пака.