— Ты специально это делаешь, — невнятно прошептал он.

— Что делаю? — она рукой потянулась к ленте на волосах и слегка потянула за ее кончик, распуская волосы, которые волной упали ей за спину. — Это?

— Дьявол, — прошептал Сириус, прикрыв глаза, — ты дьявол, Бланк.

— Или это? — она опустилась на четвереньки и медленно стала приближаться к нему. — Или, может быть, это?

Она приблизилась к нему вплотную и на секунду задержала на нем взгляд. Она закрыла глаза и, обхватив одной рукой его голову, провела кончиком языка вдоль его шеи, в конце слегка прикусив за мочку уха, вызывая шквал мурашек, и снова села на колени, оказавшись напротив его лица в паре дюймов от него.

— Или… — она на короткое мгновение опустила взгляд на его губы и снова взглянула в глаза пронизывающим взглядом.

Сириус сейчас только и мечтал, чтобы она его поцеловала, поэтому, когда ее рука коснулась резинки на его штанах, сдвигая ее, он не сдержал громкий судорожный вздох. Он стыдливо прикрыл глаза, ругаясь внутри себя, что ведет себя, как второкурсник.

Она тоже это поняла, усмехнулась и звонко поцеловала его в кончик носа, как это обычно делал он. Сириус не сомневался, на кончике носа теперь остался красный след.

— Ты специально это делаешь, — обреченно повторил он, одним лишь взглядом требуя его пощадить.

— Конечно, специально, — прошептала она, — у тебя научилась.

— Ученик превзошел учителя, — обессилено произнес он, сдаваясь под ее напором.

Она, положив руки ему на плечи, легко уложила его на кровать и нависла сверху, все также стоя на четвереньках.

— Ты сам говорил, в твоей игре правил нет, а…

— …а победитель всегда я, — закончил он за нее, понимая, что в этой жестокой битве он давно проиграл. Он сделает всё ради нее, и простит ей всё.

Сириус видел, как зажигаются искры в глубине ее глаз, как она слегка приподнимает уголки губ в полуулыбке — она и без слов понимает, что он потерпел поражение.

— Именно так, — произнесла она и наклонилась.

Она медленно и с чувством оставляла поцелуи на его шее, линии скул и на губах. Она сама положила его руки себе на бедра, а он и не смел сопротивляться — бесполезно, она все равно сделает с ним всё, что захочет.

— Так, ну всё, — она резко выпрямилась. — Я не могу, когда ты так смотришь. Побитая дворняга и то такой несчастной не выглядит.

Сириус так и продолжал лежать, раскинув руки в разные стороны и не сводя с нее взгляда, полного обожания и покорности.

— Говори, что не так, — серьезно произнесла она. Не дождавшись ответа, она произнесла: — Ты все еще из-за Регулуса переживаешь? Я не знаю, Сириус, как еще до тебя донести, что у меня к нему ничего нет. И я никогда, никогда не стану изменять тебе. Мне обидно и больно, что ты вообще мог такое допустить.

Он понимал, что, возможно, подобным обвинением оскорбил ее. И он все больше убеждался, что Бланк не способна на измену и предательство. Но что-то все равно не давало покоя.

— Как я тебе говорила, я уже однажды выбрала тебя. И никто и никогда этого не изменит, Сириус.

— Я знаю, Софи, — шепотом произнес он, приподнимаясь. — Но мне все равно иногда так страшно, что однажды ты бросишь меня…

Он и сам не знал, чем вызван подобный страх. Возможно, потому что прекрасно осознавал — ничто не вечно. Все хорошее когда-то заканчивается.

Как правило, он об этом и не задумывался никогда. Но как только появлялись подобные моменты — на горизонте начинал маячить Регулус или всплывали истории о ее французе, в душе сразу селился страх, что она его бросит.

Она нахмурилась слегка, и спросила с едва заметной иронией:

— Неужели Сириус Блэк чего-то боится?

— Только одного, — все также тихо ответил он, продолжая смотреть в ее глаза и без конца тонуть там.

— И с чего вдруг такие страхи? — она слабо улыбнулась.

Он пожал плечами, на мгновение отведя взгляд, задумавшись. Ему так трудно было говорить о своих чувствах. Все детство его учили хоронить в себе все свои эмоции, быть сдержанным. А если это что-то хорошее, и вовсе следовало стыдиться этих чувств.

Но он всегда стремился как можно сильнее отличаться от своей семьи. И у него это неплохо получалось. Только вот свои эмоции он так и не научился открыто выражать.

Особенно те эмоции, что вызывала в нем Бланк. Он не мог подобрать им названия, не мог их описать. Любые слова казались неподходящими и неполными.

Сириус взглянул на нее. Вот она всегда умела выражать свои чувства. Взглядами, действиями и словами. И если не находила слов на английском, то использовала французский, от чего ее признания звучали только глубже и красивее.

София никогда не держала ничего в себе. Ему бы поучиться у нее, но он даже самых простых слов сказать не может, которые давно крутятся в его голове.

Она приблизилась к нему, обхватив ладонью его лицо и заглядывая в глаза, и произнесла:

— Ты не обязан ничего говорить…

— Нет, обязан, — перебил он ее, уверенно на нее посмотрев. — Я должен. И я хочу, чтобы ты знала… для меня всё это не просто так. Я по-настоящему… хочу быть только с тобой. Иногда мне кажется, что я с ума схожу, настолько… глубоко ты засела мне в душу. Что временами я не знаю, где заканчиваюсь я, и начинаешься ты.

Ему хотелось столько всего сказать. О том, что она стала неотъемлемой частью его жизни. О том, что она присутствует в каждой минуте, в каждом моменте, в каждом его сне. Она дарит ему свободу, которую он всегда боялся потерять. И чувства, которые заставляют его ощущать себя максимально живым, каждую эмоцию проживая в полную силу.

Но он вновь не находил слов. И переживал, что покажется глупым с подобным признанием.

— И мне действительно страшно, что однажды ты разлюбишь меня и уйдешь. Я этого не переживу.

Она придвинулась еще ближе и прижалась к его губам, с нежностью целуя.

— Я всегда буду любить тебя, Сириус. И я всегда буду здесь, — она спустила руку с его шеи и едва ощутимо прикоснулась пальцами к его груди, — с тобой, что бы не случилось.

Сириус взял ее пальцы в свою ладонь, прижимая к себе. Это именно то, что он хотел от нее услышать. И именно то, что хотел сказать ей сам.

***

Отпускать из своих объятий ее не хотелось. Он готов был вечность лежать, прижимая ее к себе и укрывшись от всего мира красным пологом.

От ее помады не осталось и следа. Все ее губы он полностью зацеловал и сейчас подозревал, что сам лежит с измазанным ртом.

Сириус и мог бы сказать, что чувствует себя полностью счастливым, но один вопрос, все-таки, был решен не до конца.

— Что вы делали с Регом? — спокойно спросил он, глядя ей в глаза.

— Разговаривали.

— О чем?

Та небольшая пауза, что повисла, заставила его вновь напрячься.

— Ни о чем. Правда. У него был трудный день, трудная неделя. Он попросил побыть с ним. Я сидела и рассказывала всякие дурацкие истории, пока он не уснул.

Он всматривался в ее глаза, пытаясь выискать там ложь, и не находил ее.

— И что за трудности у него? — спросил Сириус, немного расслабившись. — Плохую оценку получил? Или домовики ему в ужин плюнули?

Она безуспешно пыталась сохранить серьезное выражение лица, но, в конце концов, сдалась, рассмеявшись. Сириус сразу обо всем забыл, стоило ее улыбку увидеть.

— Между прочим, домовики его любят, — сказала София, продолжая улыбаться. — Бывает, и ужин ему в гостиную приносят. И кое-какие поручения выполняют.

— Да, знаю, — скривился Сириус. — Кикимер его разве что в зад не целует. Упырь, — добавил он, думая сразу и о Регулусе, и о Кикимере.

— Ты и Кикимера не любишь?

— Этот гад всегда, чуть что, сразу бежал сдавать меня мамаше, — пояснил Сириус и задумался. — Я всегда был против обезглавливать домовиков, но голову Кикимера не отказался бы повесить над лестницей.

— Кошмар, — она передернула плечами, поморщившись и, очевидно, вспомнив эту картину. — Эта травма навсегда со мной останется.

— Это ты еще не видела наш семейный склеп, — усмехнулся Сириус.