Регулус листал дневник дяди, бессмысленным взглядом глядя на руны. Прошло уже больше полугода, как он начал изучать дневники Альфарда Блэка, а расшифровку рун так и не нашел.

Ему лишь удалось узнать, что данный рунный код — смесь двух шифров. И если один он мог разгадать, то со вторым полностью заходил в тупик. Дядя отлично позаботился о том, чтобы никто не мог легко прочесть его записи.

Альфард Блэк являлся первоклассным специалистом по рунам. Был лучшим в свое время. И Регулус не исключал вероятности, что второй шифр дядя создал самостоятельно.

Но, как бы там ни было, словарь по этим рунам должен был быть. И если он есть, то наверняка находится в поместье Альфарда Блэка. Которое сейчас принадлежит Сириусу.

Регулус уже пытался пробраться в поместье, но брат наложил на дом дополнительные защитные чары, и его попытка провалилась.

Он был в полнейшем тупике и не знал, что делать. Он уже полностью прошелся по библиотеке Хогвартса, обыскал каждую полку на площади Гриммо, и даже побывал в домашних библиотеках Малфоев и Лестрейнджей, но так и не нашел нужный словарь.

Сомнений не было — в дневниках хранится важная информация. А в связи с последними событиями в жизни Регулуса, расшифровка этих дневников стала для него идеей фикс.

В тысячный раз он пролистывал дневник, раздумывая, что же ему делать. Он пытался переводить ту часть рун, что ему была известна, но перевод выходил неполным, смысл часто терялся, и вскоре он забросил эту бессмысленную идею.

В очередной раз долистав до конца, он уже собирался захлопнуть дневник, как вдруг увидел, что обложка последней страницы слегка топорщится.

Дневники были довольно старыми. В некоторых местах смазались чернила, некоторые страницы разбухли, словно на них что-то пролили. Да и в целом они были довольно потрепанные. Поэтому Регулус и не обращал раньше особого внимания, что последняя страница слишком толстая.

Но сейчас, присмотревшись внимательнее и прощупав ее, понял, что там что-то спрятано.

Регулус достал палочку и аккуратно, с ювелирной точностью, вспорол обложку дневника. Оттуда выпал кусок пергамента, сложенный вчетверо. Аккуратно его развернув, Регулус обнаружил, что это письмо, написанное восемнадцать лет назад — весной шестидесятого года.

«Дорогая моя, любимая Лина,

Сегодня я был у твоей матери, ждал тебя, но ты так и не пришла.

Лина, я знаю о ребенке. И прошу тебя дать мне возможность увидеться с ним. Я хочу быть с тобой. Хочу быть с ним. Прошу тебя лишь об одной встрече, где я мог бы все объяснить и оправдать себя.

Моя душа не на месте от мысли, что я тебя обидел и оскорбил. Я этого никогда не хотел. Ты ведь это знаешь, моя Лина.

Прошу тебя, Лина, быть милосердной и простить мне мой опрометчивый поступок.

Прошу тебя, Лина, прошу и заклинаю, прости меня. Во имя всего того, что между нами было.

Я буду ждать тебя на нашем месте. Каждые день на закате, до момента, пока ты не придешь.

Навеки твой,

Альфард»

Регулус несколько раз перечитал письмо, все больше приходя в замешательство. С каждым разом вопросов появлялось все больше и больше.

Кто такая Лина? Получила ли она письмо? Или Альфард так и не осмелился его отправить? И если получила, то почему она его вернула? И о каком ребенке знает Альфард?

Вполне логично, что Лина — возлюбленная Альфарда. И он, очевидно, чем-то ее обидел. Но неужели у них был ребенок?

Дядя Альфард никогда не упоминал об этом при жизни. Ни о Лине, ни о ребенке.

Сколько помнил Регулус своего дядю, он всю жизнь провел в развлечениях и в работе. Он никогда не задумывался о семье и никогда не выражал желания ее завести.

Регулус решил во чтобы то ни стало выяснить всю правду.

И в первую очередь он решил перечить все дневники, которые были написаны на французском. Эти дневники затрагивали старшие курсы Альфарда и несколько лет после школы.

До этого Регулус их изучал весьма поверхностно, углубляясь, только если дядя писал о каких-либо исследованиях или странных, необычных событиях. А вот все упоминания девушек, вечеринок и прочего, Регулус всегда пролистывал.

И зря.

Первое упоминание Лины произошло, когда дядя был на шестом курсе, в самом начале первого семестра.

«Нахальная пятикурсница с костлявыми ногами вылила на меня зелье, от которого я весь оброс рыжими волосами. Всё из-за того, что на днях я ей сказал, что её острыми коленями можно пользоваться вместо «Секо».

Сумасшедшую звали Лина. А меня потом еще несколько дней путали с Септимусом».

Следующее ее появление произошло почти через полгода, после рождественских каникул.

«Вчера я поздно вернулся с вечеринки, которая проходила у пуффендуйцев. Зашел в гостиную, а там Лина сидит и Чары практикует.

Честно говоря, я уже и не помню, что ей сказал. Но эта сумасшедшая направила на меня вороний сглаз.

Спасла меня бутылка огневиски. Не выпей я ее, вряд ли бы навернулся со ступеньки. Расшиб нос, зато сглаз меня не достал».

Запись, сделанная в один из последних учебных дней дядиного шестого курса, была совсем короткой:

«Лина увела у меня из-под носа последний новенький экземпляр по кельтским рунам.

Я очень разозлился».

Регулус был удивлен, но даже в летние каникулы Альфард однажды о ней написал.

«Сегодня состоялся прием у родителей Эллы. Как и всегда, собрался весь свет.

Я люблю эти мероприятия. Вкусные закуски, танцы, музыка и много красивых волшебниц.

Я наслаждался вечером и обществом Эллы, пока не решил отведать любимого шоколадного торта. Кто бы мог подумать, что на такие празднества пускают таких вредин! Лина, свой тонкой белой ручонкой, крепко схватила фарфоровое блюдце с последним куском торта, и ни за что не хотела его мне отдавать.

Конечно, я и не настаивал. Как настоящий джентльмен, я уступил последний кусок даме.

Но обида держалась долго».

Когда Альфард перешел на седьмой курс, упоминания Лины значительно участились.

«Лина отрезала свою длинную косу по плечи. Не могу сказать, что я в восторге, хотя это ее не портит. И в целом, как она верно заметила, меня никто не спрашивал».

«За завтраком Лина во всеуслышание сказала, что среди девочек ходит слух, будто Том «выпускает свою змею» в женском туалете. Я так неприлично громко рассмеялся, что Том обиделся на меня и сказал, чтобы я не приходил на следующее собрание, а Лину пообещал проклясть.

А еще при смехе у меня тыквенный сок из носа пошел. Надеюсь, Лина этого не видела».

«Поспорил с Эдвардом, что пойду с Линой на рождественский бал. Он надо мной смеется и говорит, что я скорее снова стану рыжим, чем она согласится».

«На протяжении месяца я старался ухаживать за Линой. Дарил ей букеты маков (это ее любимые цветы), а однажды даже стащил из теплиц подсолнухи (ей нравится желтый).

Несколько раз отправлял ей кусок шоколадного торта на фарфоровом блюдце, но домовики каждый раз возвращали торт нетронутым.

Я даже согласился поучаствовать в их игре в плюй-камни. Но быстро проиграл, а Лина сказала сидеть подальше, раз толку нет.

Я делал ей комплименты, а она только хмурилась или язвила в ответ.

Что не так с этой девушкой?»

«Лина согласилась пойти со мной на бал.

Она сказала: «Ты ведь иначе не отвяжешься, Блэк». А я подтвердил. Но она сказала, что пойдет со мной только при одном условии — весь следующий месяц я буду помогать ей в приготовлении зелий.