– Ясно.

Вдруг они видят странную картину. На газоне стоит «ГАЗ-69», без пассажиров, с валяющимся рядом на земле отломанным левым передним колесом. Машина уткнулась носом в переломившуюся посередине от удара невысокую пальму. И тишина. Только мимо едут американские машины старых марок. Анатолий притормаживает, медленно проезжает мимо.

– Ничего себе! Наши что ли врезались?

Анатолий разглядывает происшествие в зеркало заднего вида.

– Не знаю. У наших и у кубинцев номера на военных машинах одинаковые. А почему ты сразу на наших подумал?

Владимир промямлил, смутившись:

– Не знаю… Так…

Машина несется по набережной. Владимир видит регулировщицу, провожает ее долгим взглядом.

– Ничего девочка.

– Это гаишница. Здесь такие девахи на каждом шагу! Их здесь называют которрúтас. Попугайчики, значит. За их зеленую униформу. Знаешь, гаишников во всем мире не любят, поэтому на Кубе многих женщин пригласили работать в ГАИ. Так сказать, облагородить отношения. Чтобы шоферы к ним лучше относились. И еще. На Кубе самый ненавистный цвет, знаешь какой? Зеленый! Потому что здесь четыре времени года, а все постоянно кругом зеленое. И трава, и растения. Весь год. Так что нам с тобой повезло, что у нас времена года в природе отличаются. Разнообразие!

Навстречу переводчикам летит битком набитый бортовой открытый «УАЗ». В нем одни парни сидят в обнимку на сиденьях, другие на борту, свесив с него ноги.

Из «УАЗика» разносится:

– Э-эх-х! Дороги-и! Пыль, д-да-а туу-ман, хо-лода-а тревоги!..

«УАЗик» скрывается за машинами.

– Шесть-восемь месяцев отпахали в море, в тропиках, без женщин и кондиционеров. Не так взвоешь!

Владимир оборачивается к Анатолию.

– Рыбаки. Пришли с промысла. Из рыбного порта едут в Восточную Гавану. Вон там они живут.

– Веселые ребятки!

– Не то слово. Гудят! Теперь до отлета в Союз расслабляться будут. Их экипажи самолетами меняют. А они, пьяные вдребезги, эти самолеты в полете прямо–таки раскачивают. С ними летать-то страшно. Но с этими парнями дружить нужно. У них отменная свежая рыбка имеется. В обмен на ром «Гавана-клаб» или «Бокарди». Сырой тунец, например, подсоленый. Строганина, называется. К пиву. Да к чему хошь. Идет только так! Потрясающе вкусно. Угощу как-нибудь. Кстати о наших рыбаках. Слушай хохму. Увязались тут три пьяных наших рыбака за одной хрупкой изящной кубиночкой. Сначала шутки шутили. Она им: «Отстаньте, полицию позову». А они кубинку до самого ее дома преследовали. И, пьяные морды, прямо в ее же квартиру за ней следом и вломились. Так она одним ударом самого здорового напрочь вырубила. Второго взяла болевым приемом на удержание. А третий, видя такое дело, в миг протрезвел и дёру дал. Тут, к счастью, военный патруль кубинский проезжал. Всех троих и повязали. Хотели кубинским судом их судить. А наше посольство говорит: «Отдайте их нам. Они у нас в Союзе как миленькие лет восемь будут сидеть за попытку изнасилования, да еще и заграницей». Но кубиночка эта, она оказалась из кубинской спецслужбы, как узнала, что нашим парням светит, сразу забрала свое заявление: «Я – говорит, – их прощаю. Они, – говорит, – пьяные были и не соображали, что делают и с кем связались. Я и так одному нос сломала, а другому руку вывихнула. Хватит, – говорит, – с них!». И простила. Сердобольная.

Володя берет из бардачка пачку кубинских сигарет.

– «Лихерос». Легкие, называются. А на самом деле, какие они к лешему легкие. Мы их «противозачаточными» назвали.

Машина с переводчиками подъезжает к двухэтажному, утопающему в цветах особняку. Порхают колибри. На веранде перед домом два кресла-качалки.

– Приехали.

Анатолий выходит из машины, достает из-под коврика ключ, открывает дверь. Затем помогает Владимиру втащить в дом чемодан. В холле, слева от входной двери около высокой клетки сидит на жердочке большой белый попугай «Ара» с здоровенным клювищем. Владимир с интересом его рассматривает. Попка вдруг говорит по-русски:

– Не наглей, а то дам по шапке.

Владимир недоверчиво улыбается. К нему подходит Анатолий.

– Это «Ара». Говорящий попугай.

Он щекочет пальцем попугаю шейку.

– Они, эти «Ары», больше ста слов и выражений помнят и, что интересно, выдают заученные слова как раз к месту. Как разумные.

– Еще, еще, – требует попугай.

– Хорошего помаленьку. Вывозить их из страны нельзя, и поэтому его жильцы этого дома друг другу как эстафетную палочку передают. А зовут его…

Анатолий морщит лоб припоминая…

– Э-э-э… Боцман… Его так предшественник твой прозвал, потому что он материться научился. Хорошо, что к нам дамы не ходят.

Владимир подходит к попугаю, рассматривает его.

– Располагайся. А я спешу. Кстати, Владимир, нет ли у тебя чего-нибудь такого…. Глотнуть для бодрости. Ну, ты понимаешь….

Анатолий потирает характерным жестом шею. Владимир понимающе кивает, открывает чемодан, достает из него бутылку коньяка. Анатолий тем временем несет с кухни стаканы. Владимир наливает, Анатолий задерживает Володину руку.

– Все! Будя! Ну, за твой приезд и успешное пребываньице!

Опрокинув в себя содержимое стакана, он отдает Владимиру ключ от дома.

– Счастливо оставаться. Я поехал. Еще увидимся.

– Спасибо, Анатолий, за помощь. Если что, заскакивай!

Анатолий машет ему рукой и захлопывает за собой входную стеклянную дверь. Когда звук отъезжающей машины затихает, Владимир первым делом подходит к диковинному попугаю, чтобы пощекотать его, как это только что делал Анатолий. Но попугай, не долго думая, цапает его за палец. До крови. Володя ойкает, бежит на кухню, открывает кран, чтобы промыть рану. Попугай радостно кричит вдогонку.

– Еще? Еще хочешь?

С пальцем во рту Владимир направляется к радиоприемнику. По всем программам – песни и музыка. И какая! И «Битлз»! О-бладú! О-бладá! И все на испанском! Владимир забывает про рану, шарит ручкой настройки по эфиру.

Он ловит голос радиодиктора:

– Экономьте электроэнергию. Между семью и восемью часами вечера расход электроэнергии достигает своего максимума…

Владимир вновь крутит ручку настройки. Звучит песня «Мельницы на ветру». Он с удовольствием слушает. С улицы доносится шум подъехавшей машины, раздается стук в дверь. Владимир идет в прихожую, открывает дверь и в квартиру вновь входит Анатолий в обнимку с пакетами.

– Извини. Забыл. Это тебе продукты, чтобы до субботы продержаться. Мы раз в неделю в магазин, в «Гран Америку», ездим отовариваться. Потом сочтемся.

– Большое спасибо тебе, Анатолий. Я кое-что и с собой привез. Вот возьми себе копченой колбаски. И хлеба черного.

Владимир достает из чемодана хлеб и колбасу…

– Черный хлеб у нас на вес золота! Я отрежу себе четвертинку, а остальным ты с соседом и другими своими коллегами по службе поделись. Очень рекомендую. Порядок такой. И… я, пожалуй, еще один глоточек твоего отменного коньяка сделаю. Если ты не возражаешь. А то все ром, да ром…

– Ну, что ты! Сделай одолжение.

– С новосельем!

Анатолий выпивает, крякает, поднимается, чтобы идти…

– А ты не боишься, что права отберут?

– Во-первых, я, чем больше пью, а пью я не много, тем тише еду. Шепотом, можно сказать. А, во-вторых… У тебя права, кстати, есть?

– Есть.

– Вот! Если остановят, дари всем…

Анатолий лезет в карман, достает из него горсть значков с изображением Ленина, высыпает их в руку Владимира.

– Или говори всем: «Но компрéндо». Не понимаю, мол. И все! Местные гаишники сразу поймут, что ты русский и, связываться с тобой не будут. Хотя, правда, был тут у меня один случай. Ну, прям, офигеешь! Тормознул меня как-то раз один мулат-полицейский: я проехал на красный свет. Подходит, козыряет и говорит мне по-русски: «Вы нарушили». А я ему автоматически по-испански отвечаю: «Но компрендо». Мол, ничего не понимаю. Он рассвирепел и опять мне по-русски: «Вы нарушили!» А я ему снова: «Но компрендо». Тогда он мне и говорит: «Раз ты по-русски не понимаешь, то катись отсюда к такой-то матери!» Ну, я, конечно, радостный уехал, а потом задумался, как это мулат и меня по-русски послал? А потом вспомнил, что несколько лет назад большую группу кубинцев отправляли в Москву учиться на курсы гаишников. И вот теперь они выучились и матерят нас почем зря. Ну и пусть матерят! Даже приятно свою речь на кубинских просторах услышать. Во какие дела бывают! Все! Я уехал! Пока! Все! Я уехал! Пока!