– Николай Константинович, – махнул рукой Керенский, – присаживайтесь, одну минуту.

Через некоторое время Председатель Правительства отложил в сторону бумаги.

– Так, так, ах вот я зачем вас позвал, – Александр Фёдорович поднялся и помассировал кончиками пальцев виски, – как дело продвигается.

– С авто? – Подсказал Игнатьев.

– Совершенно, верно, с авто.

– Не так быстро, как хотелось, но уже есть арестованные члены шайки, в том числе и правая рука главаря.

– Не ожидал, – признался Керенский, – вот, что значит, старая гвардия. Но я надеюсь, что в ближайшие дни увижу этого самого главаря.

– Будем стараться.

Кунцевич вернулся в расстроенных чувствах. Конечно, с вновь созданной Чрезвычайной Комиссией, вроде бы, выполняют одно дело, но начальники разные и цели конечные разные. Полковник Игнатьев не так прост, вызывая к себе отношение, как к добродушному человеку. Но не даром же много лет прослужил в жандармских войсках, а там простачков не держали. Там надо было стоять на переднем крае борьбы со всякими революционерами, и не книжными червями, нахватавшимися свободолюбивых мыслей, а с самыми настоящими террористами, готовыми ради идеи жертвовать собой, но при этом унести на тот свет побольше классовых врагов.

Первым делом стоило доложиться Кирпичникову, у последнего вроде бы наладились отношения с Председателем Чрезвычайки. И возможно представится возможность допросить Фёдорову. Конечно, рассчитывать на важную информацию не приходилось, но чем чёрт не шутит.

Аркадий Аркадьевич возвращался после разговора с Поручиком.

– Со щитом ли? – улыбнулся Кирпичников.

– С какой стороны посмотреть, – в ответ поднялись уголки губ у Кунцевича.

– Заходите, Мечислав Николаевич, – начальник уголовного розыска распахнул перед помощником дверь, – стоит обсудить кое—что.

Сели за стол.

– Чаю?

– Не помешало бы, – потёр ладони друг о друга Кунцевич.

– Не обессудьте, придётся подождать, – Кирпичников начал в трубу самовара бросать ранее приготовленные щепки, – так какими вестями порадуете?

– Новости есть, вот мы свами так удачно провели задержание Мартына и Поручика, что полоса нашего везения начала покрываться траурным цветом.

– Не тяните, Мечислав Николаевич, оставьте многословие нашему Председателю Правительства. Он к этому расположен, а мы с вами, старые сыскные волки, и нам нужны факты, сведения и показания.

– Искал я Ольгу Фёдорову во Врачебном Управлениях и городском, и уездном, и губернском, а нашёл при нашем правительстве.

– Любопытно.

– Именно, любопытно.

– Поговорили с ней?

– Увы, не представилось такой возможности. Ольга Фёдорова и несколько сотрудников Управления арестованы. И вы не догадаетесь кем? – Удовлетворённо сказал Кунцевич.

– Если вы так говорите, то… – на секунду Кирпичников задумался, – неужели Игнатьевым.

– Как вы догадались? Или постойте, вы знали?

– Нет, просто интуиция. Я предполагал, что новая организация возьмётся за злоупотребления, ведь сразу же надо показать действенность, громкие аресты, громкие дела и остальная мишура, а наша Фёдорова попала, как служащая Управления. Так?

– Так.

– И полковник Игнатьев наверняка не знает, кого арестовали его люди.

– Полагаю так.

– И нам надо опередить его?

– Всё вы ловите на лету, даже не интересно вам докладывать.

– Бросьте, Мечислав Николаевич, я не красная девица, чтобы выслушивать комплименты, – но, тем не менее, на лице начальника уголовного розыска заиграла довольная улыбка. – С полковником я поговорю, чтобы он, так сказать, допустил к телу арестованной, но я не слишком бы рассчитывал на результат. Фёдорова может многого не знать, но вот Поручик мне кое—что любопытное поведал, – интригующе умолк Кирпичников, но не дождавшись вопроса помощника, продолжил, – помните я говорил вам о словах шофёра…

– Который возит Керенского?

– Совершенно, верно, так вот он упоминал о последних словах Овчинникова по поводу некоего Свирского?

– Помню.

– Вы обратили внимание, что у Поручика были документы на фамилию Свирского?

– Нет, это я упустил, – признался Мечислав Николаевич.

– Поручик рассказал, что после того, как они… реквизировали авто, на следующем или через один перекрёстке заметили троих статских, приготовившихся остановить движущуюся машину. Мужчины были вооружены. Ни о чём не говорит вам?

– Ждали Керенского?

– Мне тоже так кажется.

– Покушение? Убийство?

– Я думал об этом, но не пришёл к однозначному выводу. Слишком просто и грубо.

– Время…

– Мечислав Николаевич, – покачал головой Кирпичников, – не время виновато, а мы сами. Чтобы прикрыть своё бездействие и скрыть недостатки, мы говорим о времени. Он, как текло, так и продолжает стремиться вперёд, люди остались прежними, ни на йоту не изменились. Алчность, как руководит ими, так и руководит, как жаждали власти, так к ней семимильными шагами стремятся. Грубость и простота тоже могут найти своё объяснение. Может быть, военных не устраивает положение, в котором оказалось наше государство, и они хотели установить в республике диктатуру по образцу наполеоновской. Пока не знаю, и не хочу гадать, ведь нужны сведения, а не просто наши с вами домыслы.

Кунцевич с минуту помолчал, пока Аркадий Аркадьевич разливал успевшую вскипеть воду из самовара в чайник, куда раньше положил ложку чаю.

– Я направлю агентов в морги, чтобы осмотрели безымянные трупы с огнестрельными ранениями и постарались узнать, где они обнаружены. Может быть, какие—нибудь обнаружатся бирки, бумажки.

– Отправьте.

С проверкой по моргам посланы были два агента – Василий Петров и Семён Валевский, принимавший участие в задержании Мартына и Серого. Задание довольно простое, проверить всех погибших от огнестрельных ранений возрастом от двадцати до сорока лет, хорошо и аккуратно одетых. При случае опознать, а если не удастся, то проверить карманы, явные и потайные, на предмет всякого рода записок, документов, на верхнем и нижнем платье осмотреть бирки или иные приметы, которые вдруг окажутся при них.

Первым посетили мрачное заведение у Николаевского вокзала. Неопознанных и невостребованных тел оказалось около десятка, четверо с огнестрельными ранениями, пятеро с ножевыми и один, то ли от голода, то ли от сердечной болезни скончался. Был высохший и худой, что не представлялось возможности определить возраст.

– Показывай своё хозяйство, – Василий почесал небритую щёку, обращаясь к мужчине неопределённого возраста, в женском платке, накинутом на плечи.

– Смотрите, – пробурчал смотритель морга, – я с вами не пойду, там холодно, а лежат они в том углу, – он указал рукой.

Агенты взяли керосиновую лампу и прошли в указанное место.

Убитые не подходили ни по возрасту, ни по одежде. Некоторые в офицерской форме без погон, один генерал, видимо, не смирившийся с тем, что творилось в армии. Когда после февраля офицеры отворачивали головы в стороны, чтобы не видеть идущих навстречу солдат, позабывших о субординации и скалящих в ехидных улыбках лица.

Один из убитых лежал на животе. Валевский повернул на спину и ахнул.

– Василий, – произнёс Семён и скрежетнул зубами.

– Мать честная, – в тон товарищу сказал Петров. – Это же Спиря.

– А я—то думал, – Валевский умолк, – эй, любезный! – Кликнул смотрителя, который ворча под нос какие—то ругательства, всё—таки явился на зов.

– Ну что?

– Этот давно здесь?

– Да почитай дня два – три, – скривил губы пришедший.

– Его надо в сыс… в уголовное отделение направить, знаешь куда?

– Знаю вестимо, но как я его направлю, транспорту нет, лошадей всех на фронт реквизировали, – последнее слово проговорил без запинки.

– Василий, организуй, – на правах старшего Валевский приказал агенту.

– Сделаем, – Петров отличался всегда особой пронырливостью, если, что достать, получить или привести, то он невзирая на лица, должности и звания мог заставить подчиниться себе. Было в нём какое—то непререкаемое и главное не наносное, а природное качество.