– Позволили, – начальник уголовного розыска не знал, с чего начать.

Кунцевич не торопил, а терпеливо ждал.

– Сегодня у меня состоялись разговоры не только с министром Юстиции, но и с человеком, стоящим выше его.

– Сегодня?

Кирпичников кивнул головой.

– С Керенским?

Аркадий Аркадьевич ещё раз кивнул.

– Невероятно? Ночью? Даже не верится, – Кунцевич положил ногу на ногу и развёл руками, приподняв плечи.

– Может быть, невероятно, но происшедшее, увы, не является моим вымыслом.

– Тогда в чём будет заключаться наша служба? Не в освобождении же преступников, которых мы сами и ловим?

– Нет, Мечислав Николаевич, вы не угадали. Новая власть, наконец, почувствовала, что спокойствие граждан – это не просто слова. Никто не хочет повторения февраля, а бандиты, выпущенные по амнистии, распоясались, и от них житья не стало никому, в том числе и стоящим на самом верху.

– Кого—то из министров ограбили? – Со смешком сказал Кунцевич.

– Берите выше.

– Неужели самого? – Брови помощника поползли наверх.

– Представьте себе, вы абсолютно правы, но об этом никто, кроме нас с вами не должен знать.

– Власть не может себя защитить, я так и вижу заголовок на первых полосах газет.

– Мечислав Николаевич, – укоризненно сказал Кирпичников.

– Всё—всё, более ни слова, ирония здесь не уместна. И в связи с этим происшествием вас вызвали к самому?

– Совершенно, верно.

– Извините, Аркадий Аркадьевич, – помощник провёл рукой по лицу, – что—то в последнее время хандра заела, веры не осталось. Одно сплошное разочарование и, кстати, не только в службе, но, к сожалению, и в жизни.

– Мечислав Николаевич, я понимаю, что прозвучит пафосно, но свою жизнь, некоторым образом, мы строим сами. Если вы намерены оставить службу, я пойму. Да сегодняшней ночи сам думал о таком для меня исходе. Но появилась маленькая надежда, что никто теперь не будет препятствовать нам, не будет утверждать, что уголовники сами исправятся от выпавшей после прежнего режима свободе.

– Если так, то я готов продолжать избавлять мир от жуликов, проходимцев и убийц.

– Вот теперь я вновь узнаю прежнего Кунцевича.

– Времена, – пожал плечами Мечислав Николаевич.

– Вы добавьте пушкинские слово «О! Нравы».

– Давайте к делу, как понимаю, сегодня ночью наш глава государства стал жертвой нападения грабителей?

– Да, – сказал Кирпичников.

– Если он вызывал вас к себе, то не слишком пострадал?

– Жив, здоров, немного напуган, – констатировал начальник уголовного розыска. – Около часу ночи перед пересечением Шпалерной и Потёмкинской авто с главой было остановлено группой неизвестных, которых сидящие в машине приняли за патруль. Всё—таки центр города, никому в голову не могло прийти, что такое безобразие может случиться.

– Кто находился в машине?

– Сам Председатель, шофёр Сергей Лохницкий и полковник Овчинников, исполнявший роль доверенного лица.

– Значит, трое.

– Именно так.

– Кто приказал остановиться?

– Председатель.

– Так, – задумался, – кто знал маршрут движения?

– Со слов шофёра только Овчинников.

– Нельзя исключать, – в задумчивости почесал щёку Кунцевич.

– Давайте, я продолжу. Приказал остановиться Овчинников, но именно его вытащили на дорогу и застрелили, – Кирпичников видел, как брови помощника в удивлении приподнялись.– Да, полковник Овчинников был убит, но перед тем, как его вытащили из авто он, по словам шофёра, сказал непонятную фразу: « А где Свирский?»

– Он правильно расслышал?

– Видите, Мечислав Николаевич, практически всё, мы знаем со слов шофёра. Про маршрут, про Свирского.

– Вы думаете, он говорит неправду?

– Не знаю, – покачал головой Кирпичников, – хотя при участии в деле Лохницкого, председателя бы не отпустили.

– Тоже, верно.

– Я больше склонен верить Сергею, но надо его проверить, ну, сами понимаете. Знакомые, родственники, друзья, не появилось ли в его жизни неожиданных изменений в поведении.

– Проверим.

– Авто угнали бандиты, их в грабеже участвовало шестеро: главарь, его называли Сафрон, потом подручные Беляк, Поручик и Мартын.

– Сафрон, знакомое имя, – задумался Кунцевич и продолжил, – не тот ли это Сафронов, по—моему Николай, мы его брали несколько раз при прежнем, – усмехнулся Мечислав Николаевич, – режиме.

– Я тоже склонен так думать, но кто знает, кто он каков?

– У меня остались в той среде свои люди, но я не уверен, что они согласятся далее меня информировать о новостях.

– Я тоже не уверен в своих, – посетовал начальник уголовного розыска, – всё меняется настолько быстро, что не успеваешь следить. Да, – Аркадий Аркадьевич смотрел в глаза помощника, – нам позволили увеличить штат сотрудников.

– Хорошая новость, – обрадовано произнёс Кунцевич и лукаво улыбнулся, – и к какому ведомству нас приписали?

– Теперь мы будем подчинены Всероссийской Чрезвычайной Комиссии.

– Как?

– Всероссийской Чрезвычайной Комиссии, её возглавит…

– Полковник Игнатьев, – продолжил начатое начальником Кунцевич.

– Совершенно верно, вы знали?

– Нет, но стоило такого события ожидать со дня на день, ведь мы же будем одним из отделений этой самой комиссии?

– Да.

– Значит, я прав, и государство не может обойтись без карающего противников режима организации.

– Лишь бы не мешали ловить уголовных преступников.

С минуту помолчали.

– Тогда я начинаю со своих источников, закину удочку в их среде и сбором информации о Сергее Лохницком, так если не ошибаюсь?

– Именно так.

– Кого я могу привлечь к расследованию?

– Я не ограничиваю вас, но соблюдайте их тайну, – Кирпичников указал пальцем вверх.

– Само собой.

– Я покопаюсь в архиве, может быть, что—нибудь найду. Но меня беспокоит другое обстоятельство. Почему Овчинников упомянул Свирского? И кто это такой? Получается, что авто должны остановить другие люди во главе с таинственным Свирским? Или я ошибаюсь и подозреваю всех в несуществующих смертных грехах?

Только после ухода Кунцевича начальник уголовного розыска почувствовал, что устал. Половина ночи прошла в разъездах, разговорах, да и мысли нагромождались одна на другую, как годовые кольца у деревьев. Но всё равно Кирпичников настроился на рабочий лад, который со времени отречения Государя и прихода к власти обычных горлопанов, которые только и могли, что заводить толпу и бросать в мир лозунги, не подкреплённые делом. Дела же шли не очень хорошо, фронт трещал по швам, солдаты перестали слушаться командиров. Ни один приказ не принимался, пока солдатский совет роты, полка, дивизии не утвердить своим решением. Немцы, хотя и биты союзниками, но в России чувствуют себя на коне. Не хватало в стране железной руки. Недаром даже генерал Корнилов, умница и стратег, попытался навести порядок в стране, но был коварно предан и теперь сидит под стражей, обвинённый в государственной измене и попытке военного переворота.

Аркадий Аркадьевич жил в последние годы службой, в которой есть две стороны – преступники и сыщики. Одни совершают преступления, другие по мере возможности их ловят и отдают правосудию. Сколько раз в начальника уголовного розыска стреляли, пытались воткнуть острозаточенные ножи, но он не отступал и каждое дело доводил до конца, хотя иногда и страдал от вышестоящего начальства, особенно когда преступниками оказывались люди из высших кругов.

Сейчас не хотелось об этом думать. Были другие проблемы, кроме засветившейся банды Сафрона, в столице десятки, если не сотни таких же. Может быть, поменьше, может быть, побольше, но все нацелены на грабёж мирных горожан. Хорошо, если обходится происшествие без крови, но стало в обычае убивать свидетелей. Они же в состоянии опознать.

Аркадий Аркадьевич сжал виски пальцами. Нет худа без добра. Может быть, к лучшему, что напали на Керенского. Может быть, повернётся, наконец, в сторону более жёсткого наказания за совершённые преступления и обратит внимание на проблемы уголовного розыска.