Дмитрий поспешно кивнул.
– Видите? – скорбно вытянула губы Матильда. – Но при этом мне чрезвычайно трудно удержать при себе мужчину. Необъяснимо! Дольше всех продержался этот абсолютно бескостный, скользкий, как вьюн, Тристан. Полная скотина. Когда мне удалось его выгнать, я несколько дней не вылезала из ванной. Другое дело Людвиг – идеальный мужчина, но мне он, признаться, не по зубам. Я пыталась сойтись с ним еще во времена моей блистательной юности, но ничего не вышло: на следующее же утро он сказал, что у нас не может быть иных точек соприкосновения, кроме точки «джи», но он слишком уважительно относится ко мне, чтобы свести все наше общение к трению и возвратно-поступательным движениям. Вы можете себе представить? И это при том, что он уже тогда имел всех женщин, которые попадались ему на пути!
Матильда от возмущения тряхнула головой.
– Зато с известным вам доктором, – продолжила она чуть спокойнее, – у нас много общего: например, страсть к режущим предметам. Отличие только в глубинных мотивах: у доктора – интеллектуально-эстетические, а у меня…
Матильда, не договорив, открыла дверь, к которой они подошли, и пропустила Дмитрия первым.
Комната была странной. Она напоминала апартаменты джентльмена Викторианской эпохи: только два низких кожаных кресла, курительный столик, две египетских статуи и темно-бардовые ковры на стенах, увешанные ножами и кинжалами всех размеров и разновидностей.
У Дмитрия запестрило в глазах.
– Вам здесь нравится? – вкрадчиво спросила Матильда. – Это моя любимая комната, я в ней отдыхаю. Правда, не так часто.
Матильда сняла со стены один из кинжалов и протянула Дмитрию рукояткой вперед.
– Возьмите, – сказала она. – Подержите немного, ощутите его внутреннюю силу.
Дмитрий послушно повертел кинжал в руках. Скорее, это был даже не кинжал, а стилет, довольно старый, с потускневшим четырехгранным лезвием, то ли затупившимся, то ли изначально тупым. Впрочем, лезвие довольно длинное, быстро сужающееся к острию; небольшая литая града с полустершимся узором, и выпуклая, как веретено, рукоять, обмотанная тонкой кожей.
– Что вы чувствуете? – вкрадчиво спросила Матильда.
– Похоже, довольно старая вещь, – неуверенно проговорил Дмитрий.
– Да нет же! Я имею в виду совсем другое! – поморщилась Матильда. – Вы чувствуете, что лезвие у него горячее, а рукоять – холодная?
Дмитрий потрогал и то и другое: лезвие, действительно, показалось ему намного теплее. Он с удивлением перевел глаза на Матильду.
– Это мизерикорд, – Матильда перешла на трагический шепот, от которого у Дмитрия по спине пробежали мурашки, – «кинжал милосердия». Рыцари добивали им раненых, поэтому жало – теплое: оно проникало в щели между доспехов, как член в женское лоно, и пило еще горячую кровь, – глаза Матильды вдруг подернулись влажной дымкой. – Вы знаете, как много общего у кинжала с фаллосом? – вкрадчиво спросила она.
– Никогда не задумывался, – признался Дмитрий.
– Это естественно, – скривилась Матильда. – Вы же мужчина: вы не видите дальше собственной крайней плоти! А кинжал умеет доставить гораздо более изысканное удовольствие! Знаете, почему? Потому что у нас с ним полное взаимопонимание! Кинжал мечтает о невозможном – войти в человека, но без крови, и я даю ему такую возможность. А в ответ он играет, словно смычок, по самым кончикам моих нервных окончаний – так, что внутри у меня рождается музыка! Ну, и, кроме того, – Матильда мечтательно прикрыла глаза, – такое количество форм! Вот, смотрите: шотландский скин ду – короткий и острый, как у собаки, поэтому он так, только для разрядки. А это непальский кукри, похож на обвисший член жеребца сразу после излияния. С ним я могу забавляться часами – как он умеет тревожить бедра! Мальчик мой, вы можете лезть вон из кожи, но ваши руки – грабли по сравнению с будоражащим прикосновением лезвия!
Дмитрий как-то нервно дернул плечами.
– Мальчишка! – Матильда изобразила на лице презрение. – Вы же все думаете, что песню любви можно исполнить только на флейте, но это исключительно ваши заблуждения самовлюбленных самцов. Женщины давно уже отыскали сверкающие звуки в более волнующих местах. Например, на острие ножа, – Матильда заметалась вдоль стен: – Вот, это катар, – само имя как песня! Один из моих самых любимых: у него поперечная рукоятка, видите? И он меньше всех похож на пенис, но когда я держу его вот так, – она направила лезвие вдоль руки к локтю, – мне не нужен никто в этом мире! Правда, есть еще сай, – Матильда нежно прижала к груди трезубец с длинным средним и чуть загнутыми боковыми зубьями, – мой маленький японский друг. Только его я впускаю глубоко, и он ласкает сразу в трех точках – это самый искусный из моих любовников! А это – настоящий Фальчион! Вы знаете, что настоящих в мире – всего пару десятков, а у меня их три! Правда, они такие большие и бестолковые! Дага – ее не люблю и не могу объяснить почему, держу только ради коллекции, а руками не прикасаюсь никогда, – Матильда вдруг остановилась, как вкопанная, перед странным длинным кинжалом с волнистым лезвием. – И к этому тоже, – прошипела она.
Дмитрий посмотрел на кинжал внимательнее: ассиметричное волнистое лезвие со странным волокнистым узором, ничего отвратительного в нем не было, скорее наоборот, это был один из самых красивых и необычных экземпляров.
– Почему? – не удержался Дмитрий.
Лицо у Матильды перекосилось и она с ненавистью проскрипела, как гвоздем по стеклу:
– Потому что это «крис»! – ее передернуло. – Мерзкое имя! Мерзкое! Все! Не хочу больше об этом! Садись в кресло! – скомандовала она. – Я сама не своя, видишь, всю трясет! Мне нужно расслабится, – Матильда не глядя сорвала с ближайшей стены короткий узкий нож. – Помоги!
– Что? – не понял Дмитрий.
– Платье! – закричала Матильда. – Платье расстегни! Быстро!
Дмитрий с трудом справился с застежкой, Матильда выскочила из платья, рухнула в кресло и расставила ноги. Дмитрий невольно отвернулся.
– Смотри на меня, – голос у Матильды опять стал спокойным и бархатным. – Мне нравится, когда на меня смотрят…
Дмитрий не знал, что делать, но смотреть на обнаженную женщину, собирающуюся позабавиться с ножом, ему было как-то неловко.
– Смотри! – повысила голос Матильда, – иначе я скормлю тебя свиньям. Почему ты не хочешь? Не нравится?.. Смотри, я сказала!
– Извините, я как-то… – пробормотал Дмитрий, но Матильда его перебила:
– Да проснись же ты, наконец! Дурак! Оставь предрассудки простым смертным, а здесь делай то, что тебе говорят. Смотри на меня!
Последний приказ Матильда выкрикнула таким голосом, что Дмитрий тут же развернулся, словно солдат по команде "кругом".
Матильда одарила его улыбкой:
– Так лучше, мой сладкий, так лучше!
Она полулежала в кресле и, не гладя, ласкала себя кончиком лезвия, порхающего над ее нежной плотью, как стальной мотылек.
– Вот так это и происходит, – пропела Матильда звонким шепотом, не отрывая взгляда от лица Дмитрия. – Видишь: я почти не контролирую его, нож все делает сам. Он знает, что я люблю, знает, как довести меня до исступления, чтобы я захотела впустить его глубже… Вот так, – она перехватила нож за клинок и медленно ввела рукоятку вовнутрь. – О! Видишь? Эти игрушки созданы для любви, в них больше страсти, чем в этой вашей дурацкой штуковине, – Матильда смерила Дмитрия презрительным взглядом. – И больше фантазии, – Матильда с влажным звуком извлекла нож обратно и возобновила порхающие движения лезвием. – Любой кинжал больше всего на свете хочет тебя убить, поэтому он думает только о тебе! Это самая настоящая любовь, всепоглощающая и бесконечная, а не так, как у вас, – Матильда прерывисто рассмеялась. Клинок мелко заплясал на одном месте. – Вот, сейчас, сейчас! Ммм! – Матильда выгнулась всем телом. – Видишь? Он просит меня впустить его снова, но – нет! Не сегодня! Сегодня я хочу, чтобы ты видел, что он умеет, – она со свистом втянула в себя воздух и, не в силах сдержаться, закинула одну ногу на ручку кресла. – Смотри, смотри какое у меня тело! Только я и эта сталь способны играть на нем, как на дьявольской скрипке, а ты – нет, – она сплюнула, – ты еще только щенок! Когда-нибудь я научу тебя, но не скоро. Не скоро! Но мы сыграем трио-сонату, ты будешь вести континуо, а я буду – соло. У меня давно уже припрятан для такого случая любимый сынок Ферберна и Сайкса… Да! Да! – Матильда забилась в кресле, опасно зажав руки с ножом между бедер. Ее бросало из стороны в сторону, как эпилептика. У Дмитрия перехватило дыхание. – Не дождешься! – хрипло выдохнула Матильда, замерев, наконец, в какой-то странной позе. Клинок снова пришел в движение. – Еще! Смотри еще! Как ты смотришь… Никто так… давно уже… Смотри!
