- Может, они думали, что это должно нас напугать? – предположила Антонова. – Дескать, вот ваш ни живой ни мёртвый Тихонов, и вы ничего не можете сделать. Посмотрите, на что мы способны, и устрашитесь?..
Рогозина усмехнулась.
- Может быть. Но как-то слишком глупо. И тогда почему к нам в буфет попал тот самый чай, только уже в другой коробке?
- Нет, погодите, лучше сначала скажите, как он к нам попал? – спросил пропустивший ночные события Холодов.
- Его принесла моя дражайшая коллега Светлана Терентьевна сегодня ночью, так что как он к нам попал, - это не вопрос. Вопрос – о чём я думала, разливая его по чашкам.
- Подожди, Галя… Значит, эта твоя Терентьевна причастна к пропаже Тихонова?
- Ну, выходит что так. Она, кстати, умудрилась проникнуть в ФЭС под видом сотрудника. И по чьему же, интересно, пропуску? – Полковник в упор посмотрела на Холодова.
- По амелинскому, - пробормотал тот.
- А почему так вышло?
- Потому что Оксана его вместе с сумкой потеряла… Верней, украли…
- Нет, Андрей. Потому что вы с Амелиной не сказали мне об этом вовремя!
- Извините, Галина Николаевна…
- Однако больше всего мне любопытно, - Рогозина наконец оторвала взгляд от Холодова, и тот облегчённо выдохнул, - зачем Светлана принесла к нам этот чай. Она ведь наверняка знала: чтобы приготовить антидот, необходим свежий образец.
- Может, она раскаялась…
- Не смешно, Коля! Получается, что Тихонова нам вернули, возможность приготовить антидот дали… Что-то не так!
- Слушай, а Терентьевна, по-твоему, случайно с тобой пересеклась? Как ты вообще с ней познакомилась?
- Как-как… - пожала плечами Рогозина. – Директор представил. Предложил с ней чаю попить… Чаю!
- Опаньки!
- Галя! Ты думаешь, что?..
- Ничего не понимаю… Меня же генерал туда сам отправил…
- Ну, вдруг он боится, что ты метишь в его кресло…
- Валя, хватит уже нести чепуху! Надо звонить ему.
- Галь, а вдруг он, директор, то есть, просто так предложил тебе чаю? Из гостеприимства?
- Не знаю! Я теперь вообще всякий раз на слове «чай» подозрительно вздрагивать буду!
Круглов фыркнул:
- Не только ты!
Но Рогозина, уйдя в свои мысли, уже не слышала. По пути к телефону она тихо повторяла два главных вопроса: зачем всё-таки Тихонова подкинули в квартиру Амелиной и как со всем этим связаны Флор Владимирович и Светлана.
Круглов, Антонова и Холодов покинули переговорную вслед за Галиной Николаевной, и тебе оставалось только тупо пялиться на опустевший стол, раздумывая, что же приключилось и куда ты от них пропал. А потом поезд, содрогнувшись, встал, стук колёс затих, всё провалилось в полутёмную тишину, и ты понял, что лежишь на диване в ФЭС.
========== rerum? ==========
А потом… А потом ты не помнил, не мог вспомнить, как ни старался, где начало, где конец, где ты или, хотя бы, где явь. Не помнил, вернее, не понимал. Твой поезд с панорамами ФЭС вместо окон – это точно сон. Но ведь то, что ты видел там, было по-настоящему… А другое? Другие картинки?.. Эти… жирные, со сметаной… как их? Сырники… нет… Драники! Они были? А корабли, плывущие по комнате, печка, цветной переплёт под фонарём? А голубиный двор? Лариса?..
Существовал очень простой способ разобраться. Встать и спросить, лишь бы тебя не приняли за сумасшедшего. Но встать, а тем более, спросить, вышло только через неделю. А тогда тебя просто повело обратно в тишину.
***
В буфете было светло, лампы горели в полную мощность, классически пахло крепким кофе. Амелина обнаружилась именно там – с чашкой, в объятиях дивана.
- Привет.
- Привет.
- А я, между прочим, сумку твою нашёл…
- Поздно. Я уже купила новую. А Документы Рогозина восстановила за два часа.
- Больше не теряй…
- Постараюсь…
Тебе казалось, что после произошедшего Оксана стала относиться к тебе чуточку суше. Иногда ты с тоской вспоминал ту заснеженную булочную… Однако пора было кое-что выяснить.
- Оксан, у тебя есть тётя?
Амелина, недоумённо нахмурившись, кивнула.
- Двоюродная. А в чём дело?
- Как её зовут?.. Валерия Карловна?..
- Да, только не Карловна, а Кареновна…
- Кареновна?..
Наверное, она подумала, что ты удивился наличию армянской составляющей в её родне. Ну и пускай, пускай так думает. Оксане совершенно незачем знать, что ты гостил у её тёти и что она сама привела тебя к ней после вашей встречи в сказочной булочной, пусть всё и было только у тебя во сне. И всё же ты хотел убедиться окончательно:
- Она такая… Полная. Весёлая. Изюмом пахнет…
- Да, тётя Лера пирожки с изюмом очень любит. Печёт часто. Пирожки и драники. А откуда ты знаешь? – внезапно спохватилась она.
- Да так… Подумалось… - невнятно пробормотал ты и быстро ретировался из буфета. Так, выходит, этот отрывок правда. Каким образом – непонятно, но правда, не считая тётиного отчества. Но Амелина спросила, откуда ты это знаешь, значит, ту вашу встречу ты выдумал… А раз выдумал, – значит, ничего не было. Но тётя есть. И драники есть. Что же тогда произошло?..
Тебе хотелось схватиться за голову, а лучше вырвать из неё все эти сны и воспоминания, в которых ты никак не мог разобраться. Ужасно жить с какой-то кашей в голове, как настоящий псих, не имея возможность выяснить, что было на самом деле, а что – нет. Все эти сны – они же были реальны, совершенно неотличимы от жизни! Как можно воспринимать их всего лишь галлюцинациями?.. Очень часто тебя посещала навязчивая мысль о том, что слова “сон”, “сомнения” и “сомнамбула” происходят от одного корня…
Кажется, теперь ты на себе познал по крайней мере одну причину, отчего люди сходят с ума…
Наверное, можно было как-то поинтересоваться у Рогозиной, а правда ли она называет тебя Тишкой. Или спросить Круглова. Или узнать как-нибудь ещё. Но вот этого трогать не хотелось. Если во сне, ты помнил, это прозвище тебя просто выбешивало, то сейчас оно казалось очень ласковым, очень близким, будто только между вами. А то, что Николай Петрович тоже о нём знает… Ну, вдруг это было как с Валерией Карловной, которая на самом деле Кареновна? Маленькая неверная деталь…
***
Со временем жизнь вошла в привычное русло, и ты почти смирился с новым, странным и расплывчатым куском своей растрёпанной биографии. Как обычно, ходил на работу, вычислял преступников, по-прежнему флиртовал с Оксаной, но… Но ничего не мог с собой поделать и продолжал отчаянно искать два места: крошечную кондитерскую с огоньками и творожным печеньем и жёлтый осенний двор с сотнями голубей.
И если поиски кондитерской, наткнувшись на пару-тройку других, душистых и уютных кафетериев, под наслоениями ежедневных дел сошли на нет, то двор ты искал до конца. И нашёл – однажды, уже поздней осенью, почти год спустя.
Как и всё лучшее, это было неожиданно. В тот вечер ты устал и уже достаточно замёрз и проголодался, чтобы повернуть домой. С тоскливой мыслью о почти двухчасовой дороге обратно ты по инерции сделал ещё несколько шагов вдоль невысокого дома.
Всякий раз эти поисковые прогулки заводили тебя всё дальше и дальше, туда, где не ходит метро, где есть только утоптанные тропинки, листья и огромное пасмурное небо. И всякий раз ты говорил себе: вот за этим углом.
Свои сомнения – про поезд, про Оксану и корабельный дом её тёти, даже про Тишку – ты в конце концов рассказал Рогозиной. Когда стало совсем невмоготу, и было ощущение, будто тебя затягивает в бесконечный душный омут. Она не назвала тебя сумасшедшим, не посмеялась, просто сказала: отпусти. Отпусти, перестань мучиться и гадать, что было, а чего не было. Было – и прошло…
И ты отпустил. Но тот первый, голубиный сон не поведал никому и продолжал искать.
Гниловатые, стоптанные листья скользили под кедами, а когда дул ветер, становился слышен мокрый запах поздних сладких яблок. Небо набухло дождём, но пока ещё не потемнело, и ты, мыслями уже дома, привычно повторил себе: вот за этим углом.