- Мразь! Мразь!!! Сволочь!

Он ворвался в кабинет. Страх сжимал горло, он не мог заметить, как расширились от ужаса и удивления её глаза.

- Ненавижу вас! Ненавижу!!!

Его взгляд бы страшный, почти нечеловечий. Он бросился к остолбеневшей Рогозиной, едва перешагнув порог. Рванулся к ней, словно желая ударить, опрокинуть, убить. Но всё продолжалось только секунду; через мгновенье Тихонова прижали к столу.

- Кто такой?

- Рогозина, кто это?!

Но её ответа не требовалось. Требовались действия. Иван отвлёк их, дав ей такие нужные секунды. Стакан наклонился, и она почувствовала, как намокли колени.

- Мразь! – ещё раз выкрикнул Иван и затих. Голова гулко стукнулась о столешницу.

- Ну так кто это? – медленно оборачиваясь, спросил мужчина в маске. – Кто вас так ненавидит, Галина Николаевна?

- Я посадила его… Несколько лет назад.

- Как интересно. Я смотрю, вы закончили? – кивая на опустевший стакан, улыбнулся он. – Расскажите, время у нас есть. Перед тем, как уснёте. И хватит уже плакать, в самом деле. Раздражает. Ну, давайте, рассказывайте об этом вашем преступнике.

***

- …Ну, давайте, рассказывайте об этом вашем преступнике.

Рогозина вдохнула, подавив всхлип.

- Это хакер. Взламывал счета крупных промышленных компаний. Крал деньги.

- Большие?

- Да.

Ты видел, как дрожат её руки. Она подняла какую-то бумажку со стола, вцепилась в неё, только чтобы унять дрожь. При этом продолжала говорить, продолжала тянуть время, отвлекая внимание – теперь уже от тебя. Вряд ли им захочется оставить тебя в живых. Как и кого-нибудь в этой комнате.

- И что? Почему делом хакера занималась ФЭС?

Ты не расслышал ответ: кто-то стащил тебя со стола. Постарался расслабить мускулы, повиснуть в чужих руках, как кукла. Пусть думают, ты без сознания. Так выгоднее. Так проще, признался себе через несколько минут; ты не смог бы держать оборону, как делала это Рогозина.

Ты надеялся, она всё поняла и воспользовалась моментом. Ну не приняла же она твой крик всерьёз! Это было лучшее, что ты смог придумать за пару секунд, неожиданность – лучшая попытка отвлечь, не только её, но и ваших врагов. Надеялся, это даст вам больше времени. Угадал.

Это было лучше, чем просто ворваться с воплем и упасть подрубленным, как Андрей или Николай Петрович. Ты только боялся: вдруг она не придумает, что делать дальше.

Галина Николаевна всё говорила; ты не видел её, но по голосу казалось – она задыхается от слёз. Было страшно. Так страшно, что сердце вдруг пропустило удар: а что, если она не успела вылить всё? Что, если она всё-таки выпила это?.. Что, если…

Она заговаривала им зубы. Твоё преступление десятилетней давности обрастало подробностями, которых не было, деталями, о которых ты узнавал только теперь. Она придумывала их на ходу, благословляя, наверное, весь свой огромный опыт криминальных расследований.

Это было так странно – слышать, притворяясь бесчувственным, как она обвиняет тебя в том, чего не было. Как она подыгрывает твоим оскорблениям, говоря, что ты воришка, талантливый бессовестный воришка, и именно поэтому она взяла тебя в ФЭС.

Никаких принципов, говорила она. Он запросто вскроет базы, прочтёт личную переписку, взломает противопожарную систему где угодно, если это потребуется. Подключится к внутренним камерам секретных служб. Для него нет барьеров, никаких. Он бесценен для меня. Он мне отвратителен.

Ты сжимался в своём углу, думая: а ведь так оно и есть. Ты не гнушался ничем, если того требовало дело. Ты лез в самую грязь – с её молчаливого согласия. С её подначки, если на то пошло. Ведь так оно и есть.

А последняя фраза, о том, как ты ей… - проглотил комок в горле; даже в мыслях трудно было это произнести - отвратителен, - тоже правда?..

Она говорила об этом так уверенно. Ты рискнул приоткрыть глаза, на самую малую секунду, посмотреть на неё, пока не начал верить, что она тебя ненавидит…

Галина Николаевна всё так же сидела в своём кресле, облокотившись на стол, как будто успокаиваясь. Как будто ей доставляло наслаждение чернить тебя.

Ты плотно сомкнул глаза. Ты не хотел, чтобы в твоей памяти она осталась такой – сгорбившейся, со злым взглядом узких заплаканных глаз, вцепившейся дрожащими пальцами в мятую страницу ежедневника.

Ты хотел бы не слышать, что она говорит. Но не мог. Не мог не слышать. Не мог не услышать и осторожных шагов в коридоре. Кроме тебя, похоже, никто и не заметил появившихся за стеклянными стенами теней.

***

- Мразь! Мразь!!! Сволочь!

Иван ворвался в кабинет и бросился к начальнице. На секунду – сумасшедшая! – ей показалось, что всё в порядке, он просто огорошен очередным открытием по делу и несётся к ней – показать, посоветоваться, удивить.

- Ненавижу вас! Ненавижу!!!

Ночь вывела нервы на предел. На мгновенье Рогозина испугалась, решив, что это галлюцинация. Иван тянул к ней скрюченные пальцы, озверелый, с тёмными жуткими зрачками. Она не успела среагировать, его оттащили, скрутили, стянули со стола. Она моргнула, глотая воздух. Увидела расплывчатые чужие спины над Тихоновым, бесчувственного Андрея, осевшего у стола Круглова.

Руки сами сделали, что было нужно, не дожидаясь её приказа. По брючине побежали липкие холодные капли. На неё оглянулись – но стакан уже стоял на столе, плечи послушно вздрагивали, а голова работала, работала, работала… Думай, думай, что ты можешь сделать!

- Ну так кто это?

- Я посадила его… Несколько лет назад, - отрешённо произнесла она. Собственные слова эхом отдавались в ушах. – Воришка. Талантливый бессовестный воришка…

Ей хотелось верить, что Иван и вправду отключился. А если он слышит её, то понимает, что она лжёт. Только лжёт, хотя так оно и есть.

Страшно, страшно, тошно.

Как и всегда, когда на кону стояли жизни коллег, её сковало болезненное оцепенение. Она говорила сквозь него. Стараясь не смотреть ни на Холодова, ни на Круглова, ни на Ивана, она непроизвольно думала о них. Зачем они сунулись сюда. Андрей – ладно, ночная смена, пришёл на свою голову проверить, всё ли у ней в порядке. Круглов – с ним бывает, иногда он зачем-то приезжает в Службу ночами. Иван – совершенная загадка. Он словно ухватил ситуацию в один миг, понял, что она пытается сделать, понял, как может ей помочь. Но его взгляд… Страшный, лютый взгляд… Ей и вправду показалось: галлюцинация. А она? Она сама? Для своих сотрудников в эту ночь она тоже казалась галлюцинацией, наверное, ещё более страшной и нереальной. Она так давно не позволяла себе слабостей, что теперь, когда понадобилось разыграть истерику, ей казалось: слёз нет, только глухо натягивается, надрывается что-то внутри. Как всё это выглядит в их глазах? Что они думают?

И поняла: боятся. Даже Амелиной, огрубевшей, надолго ушедшей в себя после того дела о маньяке, едва не чурались. Что говорить о ней!.. О чём подумал Андрей, что, увидев плачущую начальницу, бросился в кабинет, – с его-то комплекцией, оперативным «опытом» и неумением обращаться с простейшим оружием! Он мухи в жизни не тронул… А Коля, вечный ворчливый консерватор, скептик и самый надёжный друг, всегда и всюду становившийся на её защиту? Что вообразил он, заметив, что она не справилась с собой?

Но Тихонов… Зачем она начала рассказывать о нём? Зачем вытащила на свет то, что они давно похоронили, о чём ему старались не напоминать, что он и сам всей душой пытался забыть? С тем же успехом она могла пришить ему любое дело, выдумать причину, почему среди ночи он оказался в ФЭС… Тихонов, дурная бесценная голова, ты помог мне, но что нам делать теперь? Что ты теперь подумаешь обо мне? Неужели не поймёшь? Не поймёшь, как я испугалась…

Против воли полковник поймала своё отражение в стекле. Но вместо того, чтобы ужаснуться, осеклась: за стеной стояли тени в форме.

Кто из ребят успел вызвать ОМОН? Кто в очередной раз стал её спасителем, вытащив из каши, которую она сама заварила?

- Мы можем использовать факсимиле, но…