На иное же он отвечал: „так, действительно так, и не знаю, что сказать на сие, но у Бога есть милость“. Поистине страшное и трепетное зрелище было сие невидимое и немилостивое истязание; и что всего ужаснее, его обвиняли и в том, чего он не делал. Увы! Безмолвник и отшельник говорил о некоторых из своих согрешений: „Не знаю, что и сказать на это“, хотя он около сорока лет провел в монашестве и имел дарование слез… В продолжение сего истязания душа его разлучалась с телом; и неизвестно осталось, какое было решение и окончание сего суда, и какой приговор последовал» (Иоанна, игумена Синайской горы, «Лествица», слово 7, 50).

Действительно, встреча с мытарствами после смерти — это только особая и заключительная форма той общей битвы, которую каждая христианская душа ведет всю свою жизнь. Владыка Игнатий пишет: «Как воскресение христианской души из греховной смерти совершается во время земного ее странствования, точно так таинственно совершается здесь, на земле, ее истязание воздушными властями, ее пленение ими или освобождение от них; при шествии через воздух эти свобода и плен только обнаруживаются».

Православная Церковь считает учение о мытарствах таким важным, что упоминает о них во многих богослужениях (см. некоторые цитаты в главе о мытарствах). В частности, Церковь особо излагает это учение всем своим умирающим чадам.

В каноне на исход души, читаемом священником у одра умирающего члена Церкви, есть следующие тропари: «Воздушнаго князя насильника, мучителя, страшных путей стоятеля и напраснаго сих словоиспытателя, сподоби мя прейти невозбранно отходяща от земли» (песнь 4). «Святых Ангел священным и честным рукам преложи мя, Владычице, яко да тех крилы покрывся, не вижу бесчестнаго и смраднаго и мрачнаго бесов образа» (песнь 6). «Рождшая Господа Вседержителя, горьких мытарств начальника миродержца отжени далече от мене, внегда скончатися хощу, да Тя во веки славлю, Святая Богородице» (песнь 8) /…/.

В православных рассказах о мытарствах нет ни язычества, ни оккультизма, ни восточной астрологии, ни чистилища. Эти мытарства, скорее, учат нас тому, что каждый человек отвечает за свои собственные грехи, тому, что после смерти подводится итог его успехов и неудач в борьбе с грехом (Частный Суд), и тому, что бесы, искушавшие его всю жизнь, в конце ее предпринимают свое последнее нападение, но имеют власть только над теми, кто при жизни недостаточно подвизался в невидимой брани /…/.

Св. Иоанна Милостивого: «Когда душа выйдет из тела и начнет восходить к небу, встречают ее лики бесов и подвергают многим затруднениям и истязаниям. Они истязают ее во лжи, клевете» (и т. д. — длинный список грехов, похожий на двадцать грехов, приведенный в житии св. Василия Нового). «Во время шествия души от земли к небу самые святые Ангелы не могут помочь ей: помогают ей единственно ее покаяние, ее добрые дела, а более всего милостыня. Если не покаемся в каком грехе здесь по забвении, то милостынею можем и избавиться от насилия бесовских мытарств» (Пролог на 19 дек.).

Нет смысла наращивать количество цитат из православной литературы, показывающих, как ясно это учение было изложено в Церкви в течение веков; преп. Игнатий отводит под эти цитаты двадцать страниц, а можно было бы привести еще и много других.

Но те, кому не по вкусу это учение, всегда могут перетолковать его или превратить в карикатуру…

^{Фреска «Небесная лествица» в монастыре Симонопетра на Святой горе Афон.}

Учение о мытарствах именно для того и дано нам, чтобы мы трудились сейчас, боролись с воздушными демонами в этой жизни, и тогда встреча с ними после смерти будет нашей победой, а не поражением! Скольких подвижников оно вдохновило на это! Но кто из нас может сказать, что он уже выиграл эту брань, и ему больше нечего бояться бесовских истязаний после смерти?[24]

Эту историю я слышал из первых уст. С того вечера прошло, наверное, уже лет шесть. Выбирался я в то время из грязи главных и губительных своих пороков, страстей и проблем. С неизменной и жертвенной помощью жены. Вернее сказать, не выбирался, а был «выбираем», понемногу по мере своего слабосильного, хотя иногда и искреннего, покаяния… Уж не знаю по чьим молитвам. После всех йогов, гипнотизеров, бабок, экстрасенсов и прочей небезопасной дребедени, как к последней надежде обратился к нашему Господу Спасителю, православной церкви и ее святым. Устроился я тогда после болезни водителем на подворье монастыря. Прошло немного времени, и меня послали в командировку развозить по Москве и области книги, свечи и прочее надобное для храмов. Нас было трое — Саша, водитель большегрузного дизеля, Алексей, диспетчер-учетчик, и я, на «каблучке». День проходит, два. Новые люди, храмы, работа. Вечером в гостевом уютном флигельке при небольшом подворье зашел у нас с Алексеем разговор перед сном. Как у всяких, недавно пришедших к вере, беседа пошла на одну из православных тем и коснулася черных ангелов. Есть ли они в нашей жизни, где и как? И тут Саша, до того молчавший, сказал вдруг: «Есть черные ангелы, есть». Человек он не особо разговорчивый и, видимо, немало повидавший. Мне о нем ничего не было известно. Знал только, что он каждый день читает много раз Богородичную молитву. Александр привстал на тахте, окинул нас взглядом, как будто проверял искренность нашего интереса, и начал: «У меня был дом в пригороде. Пришел я как-то домой. Сейчас не помню уже, кажется опять после… В общем, на душе плохо было, черно. Как, наверное, и все последнее время. Зашел в комнату, прилег на кровать и… умер. По-настоящему — сердце остановилось. Вначале было, как пишут о клинической смерти: увидел себя, свое тело, как бы сверху. Душа в новом состоянии, растерянная. Стал я двигаться по дому, вышел во двор, но от тела, почему-то далеко не удалялся. Что-то томило. Прошло некоторое время, и тут повеяло какой-то бесконечной пустотой и холодом, на душу вдруг накатил такой ужас, какого я за всю свою жизнь и сотой доли, наверное, не испытал. Меня мало чем можно было в жизни напугать, а здесь так прошило страхом всю душу! Почувствовал, что кто-то приближается и скоро увидел их — падших ангелов. Душа затрепетала, как и не представишь. И взмолилась, как никогда. Молитва там, как воздух. Но к еще большему ужасу ощутил, что все слова в пустоту, понял, что здесь уже все бесполезно. Ничего не исправить, не изменить, не вернуть. Но душа все равно цепляется за надежду, молится. С мимолетным облегчением увидел своего Ангела-Хранителя. Он с черными о чем-то говорил, наверное, пытался меня защитить. От ужаса я все плохо воспринимал. В молитвах стал давать обеты: все брошу, дом, дела, все и всех. Уйду в монастырь. В покаяние. Только бы избавиться от надвигающегося, неизбежного, непоправимого… Но все в пустоту. Я чувствовал эту бесконечную пустоту, холод, мрак, страх, отчаянье. Боялся ее, как ничего на свете. Там нет ни намека на надежду, тепло и свет, ничего, кроме холода и парализующего ужаса, который давил так, что не оставалось места ничему другому. И тут ко мне подлетел один из черных ангелов: „А ты чего трепещешь-то? Ты нам всю жизнь служил“. И показал мне все мои грехи, с самого детства. И в таком виде, в каком я и представить их себе не мог — грязь, смрад… Объяла безнадежность, страх и запоздалое раскаяние. И тут я вспомнил! Владычица! Когда уже никто и ничто не поможет, только Пресвятая Заступница наша Богородица может спасти. Сколько прошло времени в моих отчаянных к Ней молитвах не знаю. Вечность, наверное. Они стали всем, и единственным во всей моей жизни от рождения. И тут вдруг я почувствовал, как к нам стала приближаться и накрывать какая-то необъятная сила. Падших ангелов, как ветром сдуло. И… Я открыл глаза. Смотрю: за окошком солнышко, листочки зеленые, птички поют, шум, дети… И такая почему-то сладость от всего этого — ничего похожего никогда не испытывал. На стуле рядом лежит Евангелие. Открыл. Каждая строчка еще большей сладостью душу заливает. Да что же это такое, думаю. Все вокруг живое, родное до слез. Прямо себя не узнаю. Совсем я разомлел и заснул. И тут увидел Ангела-Хранителя, который меня так толкнул, что я с дивана слетел: „Обет помнишь?“ Все вспомнилось сразу.