Площадь Цветов располагалась на окраине, и действительно было она огромна. Каждый год в октябре, на пивной фестиваль, именно тут устанавливались шатры в ожидании туристов. И вот тут-то нужны были связи городского казначея, стараниями которого поток автобусов с приезжими никогда не иссякал.
В этот раз задача была куда как сложнее, чем установка шатров, биотуалетов, подвоз пива и разнообразных закусок. Необходимо было компактно и удобно разместить более пяти тысяч человек.
После сооружения миниатюрной эстрады с трибуной, совместно, полиция, пожарные и добровольцы принялись решать и эту проблему.
Закончили когда уже совсем стемнело.
До кровати Экзарх добрался что-то коло часа ночи.
На этот раз он решил обойтись совсем без печки, одев теплую пижаму и укрывшись толстым пуховым одеялом. Кто бы, что не говорил про великолепные новые материалы, типа синтепона, настоящий гусиный пух вещь неподражаемая. Этим одеялом начальник полиции укрывался лишь, когда простывал, предварительно, как следует, попарив ноги. И, как правило, наутро он вставал бодрым и без намека на заболевание.
Уснул Экзарх едва коснулся головой подушки, и сон этот был спокойный и безоблачный. Но в какой-то момент нечто вероломное ворвалось во владения Морфея и как накануне, попыталось разорвать его сон в клочья. И нечто в этом преуспело. Словно ветер свечу, мерзкий стук, в один миг, задул крепкий сон. Экзарх прекрасно знал этот звук "Бух-бух-бух", затем тишина и опять "Бух-бух-бух". Не открывая глаза, он прокричал в темноту:
- Эльза, убирайся к черту!!!
Но безумный грохот не прекращался: "Бух-бух-бух" короткое затишье и опять "Бух-бух-бух" и так бесконечное количество раз. Начальник полиции укрывался одеялом с головой, забирался под подушку, но проклятый стук его везде доставал. Экзарх решил вскакивая с постели, что если сейчас не произошло чего-то экстраординарного, чего-то что не подождет до утра, он просто застрелит Эльзу. Отведет ее в лес и там расстреляет из табельного оружия.
- Что на этот раз?!
Прокричал Экзарх, распахивая дверь. Но за порогом стояла вовсе не Эльза. Лунный свет, словно прожектором, высветил толпу совершенно одинаковых людей. И было их десятки, даже сотни. И все это были Юрген Хаксли, и все они были мертвы. От ужаса волосы Экзарха даже на мошонке встали дыбом. Он хотел резко захлопнуть дверь, но множество посиневших рук уже вцепились мертвой хваткой в дверное полотно. Начальник полиции с детства был крепышом, а его юношеские занятия спортом и вовсе сделали из него если не Шварценеггера, то, во всяком случае, мужчину очень внушительных габаритов. Но вот когда он отчаянно дергал дверь, самому себе он вдруг представился беспомощным дистрофиком.
От ужаса его мыслительные процессы слегка затормозились и потому он не сразу подумал про черный ход. Экзарх сделал пару резких шагов назад, при этом он, не отрываясь, смотрел на толпу мертвецов входящих в его жилище. Еще два шага и можно будет стремглав помчаться в сторону, на первый взгляд, хлипкой двери заднего хода. Но только начальник полиции знал насколько она крепка, и какой удар может выдержать ажурная решетка. Он уже явственно себе представил, как выскочит из дома и запрет все двери, отрезая живых мертвецов от внешнего мира. Своим уютным домиком придется пожертвовать. Когда до спасения оставался всего шаг, Экзарх обо что-то споткнулся и упал на пятую точку. Толпа мертвецов на миг замерла и все разом они протяжно толи прокричали, толи провыли что-то типа: "А-а-х-х-х-х". Начальник полиции попытался вскочить на ноги, но в чем-то запутался.
С диким криком он вскочил на кровати. Во дворе занимался рассвет.
Экзарх с гордостью взирал на деяние своих рук. Все-таки собрание он организовал просто великолепно. Сейчас ему уже не следовало суетится, он сделал все накануне, теперь он смело мог довериться своим помощникам. И естественно большинство жителей Уиненберга оценят это по достоинству.
После того как все разместились Экзарх вышел к трибуне и начал свою речь. Он не стал ее записывать, а просто многократно прокрутил в голове. Ничего если он пару раз запнется, сейчас ему куда как важнее смотреть в глаза сограждан.
Начальник полиции вскользь обрисовал сложившуюся ситуацию, обходя острые углы он, как мог деликатней поставил на вид самоустранение городских властей. Без критики он заметил, что подобного в истории человечества еще ни разу не наблюдалось и не удивительно, что многие руководители города были обескуражены. Теперь же он считает своим долгом принять заботу обо всем городе на себя, как будет называться его должность сейчас не важно. Важно лишь то, чтобы за это постановление проголосовало как минимум 90% населения. Когда Экзарх сказал:
- Кто за это решение пусть поднимет руку.
Ему показалось, что в этот же миг площадь Цветов стала напоминать бескрайнее поле пшеницы, где вместо колосьев колышутся человеческие руки. Счетная комиссия просто развела руками:
- Единогласно!
Радостно сообщил Валентин Уринг, известный всем своей педантичностью аптекарь.
Экзарх вновь подошел к микрофону и продолжил речь. На этот раз его слова далеко не всем понравились, но все были согласны - в суровые времена необходимы суровые решения. Прежде всего, городская котельная временно прекращает свою работу. Заморозки остались позади, а топливо необходимо экономить. Все заправки закрываются, и в дальнейшем всем жителям города запрещается использовать личные автомобили, все по той же причине. Все запасы продовольствия, топлива и медикаментов временно национализируются. Все будет переписано и со временем каждый владелец получит должную компенсацию. В довершение Экзарх перешел на общие фразы, рассчитанные на эмоции:
- Много раз, говорил начальник полиции, мы немцы, как нация подвергались жутким испытаниям истории и всегда только полная консолидация и единство помогали нам выжить. И сейчас только единство поможет нам пережить эти тяжелейшие времена.
Далее начиналась организационная суета. Избирались комитеты, ответственные лица и так далее. Был поднят вопрос о новой экспедиции на большую землю. И в этот момент со своего места поднялся старый чудаковатый астроном Анселл Хубер. До сего момента он просто сидел на своем месте и с явным удовольствием кивал на все слова Экзарха. Сейчас же он встал и заговорил в свой самодельный мегафон.