По К. Марксу, главная ошибка буржуазных экономистов, рассматривавших обращение товаров как источник образования прибавочной стоимости, заключается в том, что они смешивали потребительную стоимость и меновую стоимость (стоимость).
Вот, что писал в этой связи Э. Кондильяк: «Неверно, что при товарном обмене равная стоимость обменивается на равную стоимость. Наоборот, каждый из двух контрагентов всегда отдает меньшую стоимость взамен большей … Если бы действительно люди обменивались только равными стоимостями, то не получалось бы никакой выгоды ни для одного из контрагентов. На самом деле оба получают, или, по крайней мере, должны получать выгоду. Каким образом? Стоимость вещей состоит лишь в их отношении к нашим потребностям. Что для одного больше, то для другого меньше, и обратно … Нельзя же предполагать, что мы будем продавать вещи, необходимые для нашего естественного потребления … Мы стремимся отдать бесполезную для нас вещь с тем, чтобы получить необходимую; мы хотим дать меньше взамен большего … Совершенно естественно было прийти к заключению, что в обмене равную стоимость дают за равную стоимость, раз стоимость каждой из обмениваемых вещей равна одному и тому же количеству денег … Нам необходимо принять во внимание и другую сторону дела; спрашивается: не избыток ли мы оба обмениваем на необходимый для каждого из нас предмет?»[274].
Как заметил К. Маркс, Э. Кондильяк не только смешивал потребительную стоимость и меновую стоимость (стоимость), но и с чисто детской наивностью, подменял общество с развитым товарным производством таким экономическим строем, при котором каждый производитель самостоятельно производит средства своего существования и бросает в обращение лишь избыток произведенных им продуктов, остающихся у него после удовлетворения собственных потребностей. Иными словами, Э. Кондильяк смешивал также капиталистическое производство и простое товарное производство, полагая, что прибавочная стоимость возникает в сфере обращения.
Этот последний «аргумент Кондильяка часто повторяется современными экономистами, а именно в тех случаях, когда требуется представить развитую форму товарообмена, торговлю, источником прибавочной стоимости»[275]. Так, например, С. Ньюмен писал: «Торговля присоединяет стоимость к продуктам, так как те же самые продукты имеют больше стоимость в руках потребителя, чем в руках производителя, и потому торговля должна в буквальном смысле слова (strictly) рассматриваться как акт производства»[276].
Однако, подчеркивал в этой связи К. Маркс, товары отнюдь не оплачивают дважды: один раз их потребительную стоимость, а другой раз их стоимость. Суть дела в том, что если потребительная стоимость товара полезнее для покупателя, чем для продавца, то денежная форма этого товара, наоборот, полезнее для продавца, чем для покупателя. В противном случае он не стал бы продавать свой товар. Поэтому мы можем «с таким же правом сказать, что покупатель в буквальном смысле (strictly) совершает «акт производства», когда он, например, чулки купца превращает в деньги»[277].
Причем, если обмениваются товары и деньги равной стоимости, т. е. как эквиваленты, то совершенно очевидно, никто не сможет извлечь из обращения большей стоимости, чем пускает в него. Но в таком случае здесь не происходит образования прибавочной стоимости. В своей чистой форме процесс обращения товаров представляет собой обмен эквивалентов. Однако в действительности такие процессы не совершаются в чистом виде. Поэтому предположим, что обмениваются не эквиваленты.
Во всяком случае понятно, что «на товарном рынке только товаровладелец противостоит товаровладельцу, и та власть, которой обладают эти лица один по отношению к другому, есть лишь власть их товаров. Вещественное различие товаров есть вещественное основание обмена, оно обусловливает взаимную зависимость товаровладельцев, так как ни один из них не владеет предметом своего собственного потребления и каждый из них владеет предметом потребления другого. Помимо этого вещественного различия потребительных стоимостей товаров, между последними существует лишь одно различие: различие между натуральной формой и их превращенной формой, между товарами и деньгами. Таким образом, товаровладельцы различаются между собой лишь как продавцы, владельцы товара, и как покупатели, владельцы денег»[278].
Предположим, что продавец обладает какой-то необъяснимой привилегией продавать свои товары выше их стоимости, например, за 110 ф. ст., несмотря на то, что на самом деле они стоят 100 ф. ст., т. е. с надбавкой к цене в 10 %. В результате продавец получает прибавочную стоимость, равную 10 ф. ст. Но в условиях простого товарного обращения он является не только продавцом, но и покупателем. Третий товаровладелец встречается с ним теперь как продавец, который, в свою очередь, также обладает подобной привилегией продавать свой товар на 10 % дороже его стоимости. Вследствие этого наш товаровладелец выиграл в качестве продавца 10 ф. ст., чтобы потерять в качестве покупателя те же самые 10 ф. ст. «В общем дело фактически свелось к тому, что все товаровладельцы продают друг другу свои товары на 10 % дороже их стоимости, а это совершенно то же самое, как если бы товары продавались по их стоимости. Такая всеобщая номинальная надбавка к цене товаров имеет такое же значение, как, например, измерение товарных стоимостей в серебре вместо золота. Денежные названия, то есть цены товаров возрастают, но отношения их стоимостей остаются неизменными»[279].
Предположим, наоборот, что покупатель обладает указанной привилегией приобретать товары ниже их стоимости. Но будучи покупателем, он одновременно является и продавцом. Прежде чем стать покупателем, он был уже продавцом. В качестве продавца он уже потерял 10 % своего товара, прежде чем выиграл 10 % в качестве покупателя чужого товара. Иными словами, в его положении ничего не изменилось.
Таким образом, «образование прибавочной стоимости, а потому и превращение денег в капитал, не может быть объяснено ни тем, что продавцы продают свои товары выше их стоимости, ни тем, что покупатели покупают их ниже стоимости»[280].
Именно «поэтому последовательные сторонники иллюзии, будто прибавочная стоимость возникает из номинальной надбавки к цене, или из привилегии продавцов продавать товары слишком дорого, предполагают существование класса, который только покупает не продавая, следовательно, только потребляет не производя. Существование такого класса с той точки зрения, которой мы пока достигли, с точки зрения простого обращения, еще не может быть объяснено»[281].
Наконец, предположим, что какой-нибудь товаровладелец А может быть настолько ловким плутом (мошенником), что всегда надувает (обманывает) других товаровладельцев, допустим, В и С, в то время как эти последние, при всем их желании, не в состоянии взять реванш. В частности, А продает В вино стоимостью в 40 ф. ст. и приобретает, в свою очередь, у последнего пшеницу в 50 ф. ст., сделав тем самым из меньшего количества денег большее их количество и благодаря этому превратил свой товар в капитал.
Присмотримся, однако, к этой сделке повнимательнее. До обмена в наличии имелось на 40 ф. ст. вина в руках А и на 50 ф. ст. пшеницы в руках В, а всего, следовательно, на 90 ф. ст. После обмена имеет место та же самая общая стоимость в 90 фунтов стерлингов, Иными словами, находящаяся в обращении стоимость не увеличилась, она осталась прежней; изменилось лишь ее распределение между А и В. То, что для одного лица является здесь прибавочной стоимостью, для другого представляет недостающую стоимость. Тот же самый результат получился бы в том случае, если бы А, не прибегая к обмену, прямо украл у В 10 ф. ст. «Очевидно, сумму, находящихся в обращении стоимостей нельзя увеличить никаким изменением в их распределении, подобно тому как еврей, торгующий старыми монетами, ничуть не увеличит количества благородного металла своей страны, если продаст фартинг времен королевы Анны за гинею. Весь класс капиталистов данной страны не может наживаться за счет самого себя.
