Губы  больного слегка шевельнулись.

– Вы так добры,  – прошептал он.

– Тихо, тихо, вам не нужно разговаривать! Отдыхайте.

С этими словами девушка снова смочила тряпицу уксусом, положила ему на лоб, после чего покинула покои, направившись в свою комнату. Она улыбнулась – этот несчастный медленно поправлялся. Его жизнь теперь вне опасности!

Маринелла склонилась над бывшим узником, лежавшим на узкой кровати, обтерла его лоб мокрой тряпкой, сколько раз за эти дни она делала это? Он открыл воспаленные глаза, и его губы снова дрогнули в подобии улыбки, а потом он прошептал:

– Спасибо …

– Как ваше имя? – быстро спросила Маринелла, опасаясь, как бы он снова не погрузился в  беспамятство.

– Отец Джио, –  еле слышно вымолвил он.

– Вы священник? – изумилась она.

– Монах.

– Монах – и украли рыбу?!

– Я не воровал рыбу, – с трудом произнес он. – Я просто стал неугоден.

С этими словами он снова закрыл глаза.

– Отдыхайте, – понимающе кивнула девушка, – Вам нельзя говорить.

Она уже догадывалась, что те, кто находится на самом нижнем этаже, в затопленных камерах, имеют прямое отношение к случившемуся восстанию.

Прошло еще несколько дней, в течение которых Маринелла почти не отходила от постели больного, и, наконец, тому стало лучше, а вскоре он смог сидеть на кровати: пришедший цирюльник привел в порядок его волосы и бороду, отчего Отец Джио приобрел вполне благопристойный вид и уже не напоминал оборванного бродягу, каким его извлекли из тюрьмы.

– Чудесно выглядите! – приветствовала его Маринелла, войдя в команту. – Я рада, что вы поправились.

– Маринелла… не знаю, как вас благодарить! – взволнованно произнес он.

Девушка села на стул рядом с его кроватью и улыбнулась.

– Не стоит благодарности, – ответила она. – Лучше расскажите, что с вами случилось, Отец Джио? Как вы оказались в этой тюрьме? Вы ведь были среди заговорщиков? С Бедемаром?

– Да, – Джио отмахнулся, – Меня схватили люди Совета десяти. У них везде шпионы да соглядатаи! В Венеции следует держать ухо востро и не верить никому… Особенно,  вашему другу, дорогая графиня.

С этими словами Джио вопросительно взглянул на Маринеллу, словно ожидая от той ответной откровенности, но девушка промолчала. И монах снова нарушил тишину.

– На самом деле, восстание больше отстаивало политические интересы Испании, чем стремилось к установлению справедливой власти и равенства, – продолжил Джио. – Маркиз де Бедемар красиво говорил, но он вряд ли думал о  людях Венеции. Как и сами дожи.

– Никто не думает о них, – печально согласилась Маринелла. – Я рада, что мне хотя бы удалось перевести сюда вас!

– Вы столько сделали для меня! – повторил он, –  И теперь не знаю, как набраться смелости просить вас о большем, после всего, что вы уже  сделали! Но я должен…

И он просительно взглянул ей в глаза.

– Чего вы хотите, Отец Джио? – нахмурилась девушка. Маринеллу совершенно не привлекала идея связаться с заговорщиками и быть втянутой в тайные интриги, в которых она ничего не понимала.

Он приподнялся на кровати, откинув кружевное покрывало, и сжал ее руку.

– Маринелла! Умоляю, заклинаю вас, не отдавайте меня им! Я вижу, Монтелеони слушает вас, у вас есть власть над ним! Над его сердцем. Да, от нас стариков ничего не утаишь…  Поверьте, я прошу не ради себя! У меня есть важные, очень важные неоконченные дела! И я просто не могу позволить себе умереть в злосчастной тюрьме! Судьбы многих людей зависят от этого. Уверен, вы решили спасти именно меня не случайно, сами боги привели вас ко мне!

– Успокойтесь! – твердо ответила девушка. – Вы не вернетесь в тюрьму. Я что-нибудь придумаю!

 Джио благодарно сжал ее руку, кроме Маринеллы надеяться ему все равно было больше не на кого.

Разумеется, Маринелла ни на минуту не поверила в его важные дела, от которых зависят судьбы целого мира, как и в то, что это боги привели ее к Отцу Джио, но охотно верила, что ему не хочется возвращаться в ледяную, затопленную водой камеру и ждать там смерти, медленной и мучительной. Потому он и придумал всю эту таинственную историю, придававшую значительности и важности его скромной персоне! И все-таки, в сердце девушки крепло сочувствие к несчастному старику, которого ей ценой стольких усилий удалось спасти. Она не допустит, чтобы он вернулся в эту жуткую клетку!

На следующий день в ее покои заглянул граф Монтелеони, она не видела его в последние дни: он был занят государственными делами – дожи довольно много времени уделяли управлению Республикой, и особенно – военным кампаниям, в чем Монтелеони не было равных.

– Я зашел выразить вам свое почтение, – сидя рядом с девушкой на диване, граф поигрывал кружевными манжетами, но не спускал с нее горящих страстным огнем глаз, к чему она, впрочем, уже привыкла.

– Как это мило с вашей стороны, – чуть кокетливо произнесла она, бросив на него быстрый ответный взгляд, – Я уже было опечалилась, что вы забыли меня!

– Ну что вы! Как бы я мог, – бросившись вперед, он схватил ее ладонь и крепко прижал к губам, покрывая поцелуями, – Простите, я был занят делами. Но пришел, потому что мечтал вас увидеть! А заодно сообщить, что корабль полностью готов к отплытию. Вы все еще хотите воспользоваться им?

Он с надеждой взглянул на свою гостью. Маринелла сжала губы, она отлично понимала, что граф не отдаст снаряженный корабль просто так, хотя он ни разу не говорил подобного. Но все и так очевидно: графине Д’Алесси придется согласиться на его условия, если она хочет плыть навстречу Хосе.

Долгими бессонными ночами она лежала, глядя в потолок, размышляя над тем, что же делать, и размышления эти были поистине мучительными. Девушка побледнела и похудела от постоянных докучливых мыслей и переживаний, но никак не могла найти выхода из сложившейся ситуации. Принять помощь графа и его благосклонность – измена их с Хосе любви. С другой стороны – как она поможет своей любви, если останется здесь, в то время как Хосе ждет ее в Милагро, на другом конце света? А найти корабль оказалось задачей не из легких! Да и опасно девушке плыть одной через океан!

Но сейчас Маринелла уже приняла решение – она не может плыть к Хосе, не может жить с ним в Милагро счастливой жизнью, до тех пор, пока страшное видение – затопленные водой камеры и бледные измученные люди в них – стоит перед ее глазами. Она должна хотя бы попытаться что-то сделать, облегчить участь, изменить их судьбу!

И потому Маринелла осторожно высвободила руку и спросила:

– Позвольте сначала узнать, выполнили ли вы мою просьбу? Я про камеры?

– Я уже говорил, что эта просьба неисполнима… Поймите, дорогая… – на его лице появилась виноватая улыбка, и он развел руками.

Маринелла раздраженно поднялась с дивана и прошла в другой конец комнаты. Она напряженно думала, как лучше разыграть те немногие карты, что были посланы ей судьбой. И в конце концов решила играть в открытую. Хватит ходить вокруг да около, сделка есть сделка!

– Для влюбленного мужчины, каковым вы себя считаете, граф, не должно быть неисполнимого! – наконец произнесла она, –  Когда мы бываем в свете, я получаю множество знаков внимания от других господ, в том числе и от дожей, и как знать, может быть, кто-то из них отворит темницы…

Монтелеони вскочил и, словно вихрь, бросился к девушке, казалось, он совершенно потерял голову от охватившей его ревности. Он прижал ее к стене, так что она не могла вырваться, и принялся осыпать ее лицо, волосы и шею поцелуями.

– Не говорите так, Маринелла! Вы знаете, как я люблю вас!

– И, тем не менее, – ответила она, пытаясь уклониться от настойчивых поцелуев, – Если вы не выполните мою просьбу, я не смогу принять ваш великодушный дар.

– И на чем вы поплывете через океан? – Монтелеони застыл от неожиданности, удивленно вглядываясь в ее лицо.

– Лучше я поплыву через океан на рыбацкой лодке, чем соглашусь на благосклонность человека, способного на подобную жестокость! – передернув плечами, Маринелла вырвалась из его объятий, – То, что  я видела в тюрьме ужасно!