В январе 2013 года я отправилась к Нангапарбат вместе с Даниэле Нарди. Денег, как всегда, было в обрез! Столько лет я мечтала попасть на эту гору зимой, и теперь поднималась по ее склону… Это было потрясающе. Почти при каждом шаге я приходила в восторг от того, что видела или чувствовала. Дважды, с промежутком в несколько дней, мы пытались совершить восхождение в альпийском стиле через ребро Маммери. Маршрут, по которому мы никогда не ходили летом, что уж говорить о зиме! Изменчивая погода, ураганный ветер и снег победили нас. Но я узнала уединение зимних Гималаев, никем не нарушаемый ледяной покой, когда ритм жизни замирает и все погружается в тишину. Мир, скованный льдом, выстуженный мощными ветрами. Я вернулась восхищенная, околдованная зимними Гималаями, покоренная, навеки отдав свое сердце этой жемчужине гор!

В 2015 году я вернулась сюда с Томеком. Мы прошли в альпийском стиле 7800 метров по маршруту Месснера 2000 года, без веревок, шерпов и дополнительного кислорода.

Одни во всем мире, поднявшись выше 6000 метров, при экстремально низкой температуре мы до последнего – четыре или пять дней – боролись со стихией. Но когда мы достигли 7800 метров, изменчивая погода заставила нас повернуть. На следующий год мы вернулись. На этот раз в базовом лагере одновременно оказалось несколько экспедиций, намеренных совершить первое зимнее восхождение. Мне не понравилась царившая там атмосфера – ни с кем нельзя было говорить открыто, все напряженно наблюдали друг за другом. 23 января мы с Томеком достигли отметки 7500 метров, но ужасный холод (-50 °C) вынудил нас повернуть назад, не продолжать предусмотренный маршрутом подъем. На этот раз мы отступили не только перед холодом, но и перед ураганным ветром. Продолжать восхождение в тех условиях означало бы с риском для жизни пройти точку невозврата.

Томек шесть раз штурмовал зимнюю Нангапарбат и мечтал встретиться с богиней, о которой он так много думал.

Но сегодня мы оба наконец достигнем вершины нашей мечты! Мое сердце бьется чаще, эмоции переполняют меня. Хочется кричать от счастья, но холод сковывает связки. Хочется плакать, но слезы мгновенно замерзают.

Последние метры. Я замечаю, что свет налобного фонаря Тома за моей спиной все отдаляется. Тьма между нами становится гуще. Но я все-таки вижу этот маленький огонек. Я подхожу к седловине. Я чувствую шеей порывы ледяного ветра, они пробирают до самых костей, хлещут по щекам, сдирают снежный наст и пригоршнями швыряют зернистый снег в лицо. Снег, похожий на железные опилки, бьет по лицу, будто отвешивает пощечины, режет глаза, хоть я и пытаюсь зажмуриться. Никогда еще мне не было так холодно. Я должна двигаться дальше, не могу больше задерживаться здесь. Поправляю воротник комбинезона, который защищает подбородок, застегиваю капюшон. Каждый пройденный метр – еще одна победа над собой. Делая короткие вдохи и выдохи, я могу идти быстрее, но вскоре высота снова начинает душить меня. Мышцы сокращаются механически, вперед, к вершине, я иду как Робокоп.

Сейчас, наверное, 18 часов. Может быть, 18:30? Или больше. Я не знаю. Задыхаясь, преодолеваю последние метры, чтобы добраться до кучи камней, из которой торчит палка, обмотанная веревками. Вершина!

Я падаю на колени перед этой палкой, повернувшись спиной к ветру, чтобы защититься от его порывов. Хлопаю руками по плечам, бедрам, икрам, пытаюсь согреться. Я задыхаюсь. В воздухе проносятся сверкающие снежные шлейфы. Я прихожу в себя. Сейчас я нахожусь между двумя мирами – между землей и небом. Коленями на земле, во власти силы тяготения, но пальцами могу коснуться звезд.

Полнота и гармония этого места опьяняет. После целого дня усилий я наконец поднялась к звездам.

Я жду Томека, вижу, как приближается свет его налобного фонаря. Он совсем рядом. Дрожу от холода – жестокого, экстремального. Чувствую себя оглушенной, будто под наркозом, в котором смешались годы мечтаний и ледяной холод. Сейчас трудно отличить фантазию от реальности. И только непрерывные попытки согреться убеждают меня в том, что все это происходит на самом деле. В свете моего фонаря затвердевшие, покрытые инеем молитвенные флаги мотаются на ветру.

Я на вершине Нангапарбат, зимой, через десять лет после того, как впервые увидела эту гору и была поражена ее красотой! Я не достаю ни коммуникатор, ни камеру – для этого нужно снять перчатки, а я не хочу, не могу. Я окоченела, насквозь промерзла. Подожду Томека, чтобы увековечить этот момент, и самое главное, чтобы обнять его. Мы наконец покорили Нангапарбат! Много лет мы до дрожи хотели этого, мечтали попасть сюда! Этот день был таким длинным, таким трудным!

Как всегда, поднявшись на вершину, несколько минут я ни о чем не думаю и стараюсь проникнуться атмосферой этого удивительного места. Во время восхождения я испытывала приступы безудержного счастья, на меня будто сходила лавина радости, сердце отчаянно билось, я кричала и плакала от восторга. На вершине все иначе – я не позволяю эмоциям завладеть мной. Может быть, это нужно, чтобы оставаться ногами на земле – правило, которому я неукоснительно следую. Вершина может считаться покоренной, только когда ты спустишься с нее. Победой наслаждаются в базовом лагере, когда рисковать больше не нужно и уровень адреналина в крови падает. Это всегда так.

Я думаю о спуске, который будет не менее трудным. Экспедицию нельзя считать законченной, пока мы не спустимся сегодня в Четвертый лагерь, а завтра – в базовый. Только там можно будет говорить о покорении вершины, не раньше.

Я жду Томека, чтобы запечатлеть этот момент, чтобы обнять его. Наша мечта осуществилась, после того как столько лет мы трудились, готовя совместное восхождение. Это самый прекрасный момент, который нам довелось пережить. Томек идет медленно, но неуклонно приближается. Свет его налобного фонаря не позволяет разглядеть его лицо. Но я вижу, что его правая щека обледенела. Наверняка он тоже окоченел от холода и очень устал. Я встаю, чтобы обнять его. Его голубые глаза, окруженные гроздьями ледышек, совсем близко. Наконец мы можем больше не сдерживать нашу радость! Мы встретились на вершине! Я кричу:

– Томек! Йееесс!

– Эли, что у меня с глазами? Эли, я не вижу свет твоего фонаря, я и тебя едва вижу. Все какое-то размытое!

Мгновение длится вечность. Все летит в пропасть. Мне становится так страшно, что даже тошнит. Падаю на колени, ноги от ужаса стали ватными и больше не держат меня. Слова Томека снова и снова звучат в моей голове. Я хочу, чтобы они исчезли, чтобы никогда не были произнесены. Я не хочу слышать то, что невозможно вынести. Не хочу знать о том, чего уже не исправить. Но взгляд его испуганных глаз, окруженных заиндевевшими ресницами, говорит о том, что эти слова навсегда останутся в моем сердце и в моей голове.

Меня внезапно выдернули из чудесного сна, в котором я парила над землей, и теперь я падаю в черную бездну. Это невозможно, ужасно, сейчас я проснусь, а кошмарный сон закончится! Мне показалось! Но меня бьет дрожь, накрывает паникой. Мозг перебирает ситуации, с которыми я уже сталкивалась в горах. За долю секунды меня бросает от отчаяния к надежде, и обратно. Томек ослеп, поднявшись на вершину своей мечты! Я зажмуриваюсь, слезы тут же замерзают, превращаются в лед. Я ничего не вижу, тру глаза. Льдинки царапают кожу, как наждачная бумага.

Мы на высоте 8125 метров, совершенно одни, и Томек ничего не видит! А что если я не смогу ему помочь? Не смогу его спустить? Кругом темнота, жуткий холод, а мы так высоко!

Я просто уничтожена. Всего одно мгновение, а мир пошатнулся, и мы перешли в режим выживания. Но почему мы оба все еще здесь? Нужно спускаться. Я должна реагировать быстро. Заставляю себя справиться с волнением, нужно сосредоточиться, отключить эмоции. Нужно быть прагматичной. Я должна справиться с этой проблемой. Как в 2015 году, когда Томек сорвался в трещину. Падая, он кричал: «Эли! Элиии! Элииииии!», и эхо повторяло звуки его падения! Мне кажется, я до сих пор слышу его голос. Но сейчас мы на высоте более 8000 метров. Чтобы спуститься в базовый лагерь, который находится на отметке 4200 метров, нужно пройти траверсом над Четвертым лагерем. В этом сложность обратного пути, который мы выбрали.