Пойду пройдусь, — вдруг сказал Теон. Оруженосец с беспокойством посмотрел на него.
— Уверены, м'лорд? Здесь опасно.
— Я недалеко, — сказал Теон, — посмотрю не видать ли Ридов.
— Может мне пойти с вами?
— Не нужно, — отмахнулся Теон, — я знаю эти места лучше тебя.
Вскоре командующий гарнизона Рва Кейлин, оседлав гнедого жеребца, выехал за остатки крепостной стены: громадных глыб, черных и блестящих от болотной сырости, будто облитых толстым слоем черного масла. За стеной начиналась непроходимая трясина, полная засасывающих воронок, плывунов и пестревших зеленью лужаек, выглядевших надежными для неопытного глаза, но оказывающихся смертельной ловушкой для неосмотрительно ступившего на них. Пурпурные и зеленые цветы раскидывали в грязи свои лепестки, плавая в лужах стоялой воды, и всякого, у кого хватало глупости оставить гать, чтобы сорвать их, ожидали трясины, готовые разом поглотить человека. Редкие деревья, наполовину утонувшие в воде, покрывали наросты грибов и белого мха, на их ветвях караулили ядовитые белые змеи, а в омутах у корней плавали чудовищные львоящеры, напоминающие черные бревна с глазами и огромными, словно кинжалы, клыками.
Теон не бахвалился перед оруженосцем — он и впрямь неплохо знал местность, достаточно для того, чтобы ненароком не забрести в погибельную трясину. Однако, не сделав и сотни шагов он понял, что его случайный порыв не был разумной идеей — сказать, по правде, сейчас он не смог бы внятно объяснить, что его подтолкнуло выехать за ворота. Копыта коня вязли в липкой черной грязи, от которой поднимался холодный белый туман, призрачным пологом нависая над гатью. Он становился все гуще и холоднее, принимая причудливые формы, создававшие непреодолимую преграду на пути Теона. Гать была уже еле видна и, обернувшись, он с трудом различал очертания башен Рва Кейлин, будто растворявшихся в молочной пустоте. На его пути молодого человека стали попадаться жабы: выскакивая прямо из тумана, они шлепались посреди гати с противным хлюпающим звуком. Их бока раздувались, словно кузнечные меха, из распахнутых ртов неслось неумолчное кваканье, заставлявшее коня испуганно всхрапывать и переминаться с ноги. Конские копыта давили склизких тварей, но они продолжали прыгать ему прямо под ноги, пугая животное все усиливающимся хором. Внезапно жеребец захрипел и повалился на бок, отчаянно суча ногами — меж жаб под его ногами скользнула белая змея. Теон едва успел соскочить с коня, когда тот повалился в трясину, издавая жалобное ржание и смотря на Теона совсем как человек. Младший Грейджой кинулся к лошади, но тут послышался отрывистый рык и из вязкой трясины взметнулось уродливое, черно-зеленое тело. Жалобный крик прервался, когда зубастая пасть захлопнулась на конской морде. Огромный хвост ударил обдав Теона волной воды и сгнивших растений, после чего исполинский львоящер исчез вместе со своей жертвой.
Теон, поскользнувшийся на раздавленных жабах, вскочил на ноги: грязный, с руками зудевшими от прикосновения к цветам лучецвета и содранным локтем, выставленным им во время неудачного приземления. Он дико озирался вокруг: туман обступил его столь плотно, что он мог видеть не дальше, чем на расстоянии вытянутой руки. Под ногами его по-прежнему скакали жабы — Теон не мог сделать и шагу, чтобы не раздавить одну из них. Вся гать уже стала скользкой от жабьей крови и слизи. Теон шатался, ступая наугад, закрывая лицо руками, отмахиваясь от противных скользких тварей, которые прыгали на него со всех сторон. Жабы преграждали ему путь к крепости, словно отгоняя воина от нее. В отчаянии Теон выхватил меч, прочертив средь наседающих на него тварей широкую дугу, сочащуюся жабьей кровью, но, даже рубя мерзких тварей в кашу, он не смог остановить их натиска и на место одной разрубленной твари тут же являлось десять или двадцать. Он метался в тумане, вслепую отмахиваясь мечом, не замечая, что давно сошел с гати, и зыбкая болотная почва опасно хлюпает у него под ногами. Клубы тумана уплотнялись, складываясь в причудливые образы, похожие на призраки, которые окружали его плотным кольцом, прикасались к нему, хватали ледяными пальцами, пытаясь залезть в горло и в нос, душили зловонием болотных вод. Запах плесени и тины стал невыносимым, как будто сотни разлагающихся трупов поднялись откуда-то со дна болотной топи на поверхность.
Справа послышался утробный рык и очередной львоящер метнулся к нему из тумана, раскрыв страшную пасть. Теон отмахнулся мечом, поскользнулся и упал в затхлую болотную воду, кишевшую мерзкими жабами. Его рот и нос забились густой слизью, тина запуталась в волосах. Теон попытался встать на ноги, но живое квакающее месиво толкало и сбивало его с ног, тогда как вниз его тянула жадная сосущая трясина.
И тут над ним послышался негромкий голос — говоривший на незнакомом языке и несомненно женский. Голова Теона ударилась обо что-то твердое, он лихорадочно забил руками и вдруг почувствовал, как его руку встречает другая — мягкая, явно женская ладонь, вцепилась с неожиданной цепкостью, потянув на себя. Он рванулся вперед, вытаскивая свое тело из вязкой грязи и, карабкаясь из последних сил, перевалился через небольшой бортик, бессильно распластавшись на твердом дереве.
Сгинул туман, куда-то пропали и бесчисленные жабы, хотя женский голос, ворковавший над ним чем-то напоминал их — такой же навязчивый и громкий. Теон поднял голову — он лежал на пороге из одной широкой ступеньки, напоминавшей небольшой причал. За ступенькой начиналась дверь, ведущая внутрь большой усадьбы с высокими деревянными стенами и замысловатой резьбой на дверных перилах. С них свисали рыболовные сети в которых кое-где еще болтались засохшие рыбешки. Треугольную крышу покрывал тростник, а на самой вершине колыхалось знамя с черным львоящером на серо-зеленом фоне. Порог чуть заметно покачивался под Теоном и тот вдруг с изумлением понял, что покачивается и сам дом — вся эта огромная усадьба покоилась на плавучем острове, медленно прокладывающим свой путь среди болот. Теон понял, что нашел родовое гнездо Ридов — Дозор-в-Сероводье, плавучий замок.
Он не успел рассмотреть свою спасительницу и теперь, вставая на ноги, перевел взгляд на нее, уверенный что увидит Миру Рид. Но вместо молодой женщины с каштановыми волосами и зелеными глазами перед ним предстала толстая старуха в грязной засаленной блузке. Сквозь прорехи в дешевой ткани проглядывала огромная обвисшая грудь и живот, желтый и вздутый, как у лягушки. Левой рукой она опиралась на рыбацкую острогу, покрытую бурыми пятнами, а в правой держала большую кружку, до краев полную каким-то варевом, исходящим приятно пахнувшим парком. Теон вдруг почувствовал, как продрог в холодной воде и невольно потянулся к кружке, которую женщина сразу же вручила ему. На ее лице расплылась широкая похотливая улыбка, но Теон ее не заметил, залпом выпив напиток, напоминающий изысканное горячее вино, с примесью каких-то незнакомых специй. Блаженное тепло растеклось по всему телу: Теона словно окатило горячей волной, отчего кровь стала пульсировать с невиданной силой. В ушах стоял приятный нежный звон, перед глазами закачалась манящая розовая пелена. Женщина, словно почувствовав перемены, снова улыбнулась и вдруг одним движением стянула через голову блузку, после чего сбросила и засаленную юбку. Бесформенное тело колдуньи приобрело пышные формы, прежнее безобразие отступило, став соблазнительным и манящим.
— Я тебе нравлюсь, мой мальчик? — она все еще говорила на незнакомом языке, но Теон теперь каким-то образом понимал ее. Он забыл о Сансе, о своем долге и амбициях, даже о своем увечье, из-за которого он уже много лет не мог возлечь ни с одной женщиной. К тому же один метод любви все еще был ему доступен и теперь Теон жаждал доказать этой чудесной женщине, что он на что-то годится как мужчина. С пылом, казалось бы давным давно увядшей страсти, Теон зарылся лицом в тяжелую отвислую грудь, лобзая расплывшиеся соски и спускаясь все ниже, оставляя языком влажную полоску на складках дряблого живота. Влажное и холодное тело было белым и полностью лишенным волос, местами шероховатым, как у лягушки, однако это не отталкивало, а возбуждало еще сильнее. Медленно Теон опустился на колени и тут же короткая толстая рука зарылась меж его волос, направляя его голову меж жирных ляжек. Сладострастный стон сорвался с губ болотной колдуньи, когда Теон запустил язык в ее склизкую щель, пахнувшую тиной и рыбой.
