Какой-нибудь физик ввернул бы тут к месту, что волне этой электромагнитной самой суждено встретить ту, которая вступит с ней в резонанс. Какое-нибудь умное слово сказанул, типа «интерференция»! Вот Димины волны, а он, того не ведая, тоже их, оказывается, испускал, особенно после пресловутого кофе, и вступили в этот резонанс. Вот и затрясла его интерференция, не успел он вернуться домой. От резонанса мосты, как известно, падают. Не то что какой-то там Дима. И то, что он воспринял за хорошо ему известное ощущение нарастающей влюбленности, оказалось на самом деле настоящей ведьмовской диверсией против его бессмертной души.

Прошло всего лишь полгода после свадьбы, как стали следовать одно за другим открытия. Главным оказалось то, что Яна была подвержена приступам неподражаемой веселости и обаяния, которые, следуя неведомым природными часам, сменялись периодами мрачной депрессии.

Веселые периоды напоминали жизнь в раю. Жена источала необыкновенную энергию, была чрезвычайно мила и разговорчива, все у нее спорилась и горело в руках. При этом стоило Диме открыть входную дверь, как он физически ощущал сильнейший сексуальный призыв в самом воздухе их квартиры. Яна тащила Дмитрия в постель и днем, и ночью, и даже утром. В такие дни она страстно хотела забеременеть и прилагала все свои немалые силы для этого. Дима слегка пугался такой свирепости. Забеременеть ей только никак не удавалось.

Довольно скоро обнаружилось, однако, что у веселых периодов имелись свои недостатки. Именно в это время Яна стремилась завести новый посторонний роман. Димы ей как будто не хватало. Ее сексуальный призыв, яркий и неодолимый, как солнце, раздавался ровно и мощно по всем направлениям. Диме временами обидно казалось, что он в этих лучах исчезал, не отбрасывая тени. Были ли эти романы и интриги реальными, Дима не знал. Он просто видел обращенные мимо него сияющие глаза жены. Он чувствовал, что меняется ее поведение. У нее вспыхивали неожиданные дела в городе. Происходили звонки и возбужденные телефонные переговоры. Яна, словно испытывая его терпение, никогда не называла звонящего по имени.

– Опять? – спрашивал Дима.

– Что опять? – гневно сверкая глазами, но стараясь говорить равнодушно и не выдать себя голосом, спрашивала Яна.

Дима только горестно вздыхал, но скоро и вздыхать перестал.

Жена только поначалу пыталась как-то скрыть свои новые увлечения, а потом уж особенно не таилась. Видимо, ей просто не хватало ее слабых сил для сохранения тайны, все же это дело утомительное. Она стала делать вид, что не понимает, чем Дима так недоволен. Она признавала, что да, она флиртует, но флиртует совершенно невинно, все женщины, мол, флиртуют, нравится им это.

– Димочка, дорогой, в этом же вся женская суть! Женщина от этого молодеет, лучше выглядит. Это же такая женская черта – флиртовать! Звонят мне просто друзья и коллеги. Ой! Да что сегодня? Да это же Оля звонила! Что, тебя и подколоть нельзя? Ну, и потом, раз мне хорошо, – заключала она не совсем логично, – то и тебе должно быть хорошо, если не лучше. Мы же семья, мы же единое целое! Разве не так?

Фальшивой казалась ему эта искренность. Не убеждала она его, не обманывала. Как можно заставить нормального мужчину поверить в подобную чепуху, не мог он себе представить.

В темное, депрессивное время буквально все у Яны шло наперекосяк. Мыслительные способности жены, до этого вызывавшие Димино восхищение, непостижимым образом сокращались. Ум ее, до этого быстрый и резкий, будто бы сплющивался, как свинцовая пуля о валун, становился плоским и бесполезным, как голодный клоп.

Яна, казалось, в это время плохо понимала, что с ней происходит и что ей надлежит делать. Не желая признавать этот факт публично, она все же внутри себя понимала, что с ней что-то не в порядке. Она постоянно что-то шептала себе под нос, как будто читала себе инструкцию. Со стороны увидишь – ну, чистая креза! Идет извилисто, что-то под нос себе бормочет, глаза косят, улыбается испуганно и затравленно, в уголке рта как приклеенная тлеет сигарета. Нервы ее становились тогда совершенно как голые провода: не тронь – ударит молнией!

Удивительно, но Яна, по непостижимой для мужа логике, тоже его частенько ревновала к каким-то выдуманным, Диме неизвестным женщинам. Оснований для ревности у нее, кроме пресловутой женской интуиции, никаких не было. Дима после женитьбы, вопреки установившейся между его друзьями практике, не мог заставить себя иметь одновременные отношения больше чем с одной женщиной. Друзья-приятели не раз подкалывали его за это свойство, но он ничего не мог с собой поделать.

Дима в бессилии мечтал придумать особую такую технику общения, например, произнести какое-нибудь заклинание, какую-нибудь комбинацию особых, ритуальных слов, молитву, наконец, которую жена выслушает и затихнет. Задумается над этими словами, да и позабудет, зачем ругалась. Но куда там! Любое действие или бездействие, взгляд или отведенные глаза, слово или молчание – все служило поводом для взрыва, и тогда в бедного мужа могли лететь любые незакрепленные предметы, не предназначенные для полета: палки, скалки, сковородки, а один раз полетел даже собственный Димин телескоп, правда, не особенно тяжелый, любительский.

После этого случая Дима долго не мог уснуть, а когда ему наконец это удалось, то приснился ему сгорающий у готического храма на высоком костре Джордано Бруно. Возле огнища, наступив на поверженный и разбитый Димин телескоп, стоял в коричневом балахоне Великий инквизитор Торквемада и, сверяясь по свитку, зачитывал извивающемуся Джордано какой-то текст. Слов было не разобрать, латынь все-таки, но интонация была грозной и непреклонной. Джордано заглянул Великому инквизитору в глаза и увидел, что глаза-то эти Янины! Тут же Дима явственно почувствовал запах горелых волос и проснулся в ужасе. Яна в эту ночь дома не ночевала – после ссоры уехала к подруге.

Жена к врачам обращаться не желала. Даже намеки на это выводили ее из себя. Может быть, из-за того, что она опасалась, что обнаружат у нее какое-нибудь серьезное расстройство.

– Ян, ну, хочешь, я договорюсь в нашей служебной поликлинике. Говорят, у нас там неплохой пси…хотерапевт?

– В вашей служебной? Ха-ха! Ты издеваешься надо мной? Да я же на Грановского обслуживаюсь! Тоже мне, сравнил! – почувствовал Дима острый укол жениного презрения.

Яна предпочитала считать себя совершенно здоровой, а все перепады настроения относила на счет переменчивой погоды. «Ну, зимой и летом я себя прекрасно чувствую!» – восклицала она и отвергала все упреки и просьбы.

Тогда Дмитрий сам сходил к знакомому доктору и рассказал ему все как будто от имени какого-то своего друга. Понял ли врач, что Дмитрий рассказывает о себе – не важно, виду он не подал. Врач этот, хотя и не был психиатром по основной специальности, разъяснил Дмитрию, что, судя по его рассказу, у «жены его друга» может быть маниакальнодепрессивный психоз. Посоветовал, чтобы друг показал жену специалисту.

– Одним из симптомов этого состояния, – пояснил далее врач, – является именно страсть к коллекционированию возлюбленных, хотя реальная сексуальность может быть близка к нулю, и вообще жена может быть мужененавистницей и даже лесбиянкой. Вся эта нимфомания возникает в светлые периоды. Ну и правильно, в депрессии она ненавидит и себя и всех окружающих! Не знаю, обрадует ли твоего друга, что с возрастом этих светлых периодов будет все меньше и меньше. Стало быть, и нимфомания пойдет на спад.

В общем, не исключено, – продолжил врач задумчиво, – что у этой твоей знакомой раздвоение личности. Может быть – знаешь такое слово – шизофрения? Шизофрения многолика: одни любят во все черное одеваться, а другие – наоборот, обожают насекомых! А может, это циклотимия? Пусть он ее специалисту покажет.

Дмитрий ошарашенно помолчал, поскольку слово шизофрения знал, а потом спросил, лечится ли это и как.