Я моргаю и отступаю на шаг. Что за дикие мысли? Я сюда не на смотрины пришла, а по делу. От резкого движения ногу снова пронзает боль, и я кривлюсь не в силах сдержать стон.

— Ушиблись? — равнодушно спрашивает Велесов.

Он все еще разглядывает меня, но если в глазах и притаился какой-то интерес, то исключительно научный. Энтомологический. Не каждый день перед великим и ужасным выползают такие вот букашки.

— Колено, — коротко отвечаю я, потирая обозначенную часть тела.

Болит и правда жутко.

— Хотите, чтобы вас подвезли до дома или больницы? — Велесов вскидывает бровь.

Явно думает, что просчитал меня, вот только в его машину сегодня я не сяду под дулом пистолета. И ему не позволю.

Я хмурюсь и мотаю головой:

— Идите куда шли, сама доберусь.

И даже отхрамываю в сторону, прекрасно зная, что никуда он не уйдет. Да, манипуляция в чистом виде, но теперь ему интересно. Не я сама, так цель моего представления.

— Макс, идем, — пищит брюнетка.

Кажется, насквозь мокрая всклокоченная девица в бесформенной куртке ее не на шутку пугает. Наверное, выгляжу я и впрямь не очень. Проснувшаяся совесть застала меня врасплох, так что из дома я вылетела, даже не глянув в зеркало.

Зато успела. И похоже, спасу даже не одну, а четыре жизни, хотя в моем списке значится только Велесов.

— Идите-идите, — поддакиваю я. — Растаете еще, вон как льет.

А сама смотрю на часы. Половина девятого, его машина в зоне видимости, и никакого взрыва. Проклятье. Я, конечно, понимала, что бомба вряд ли установлена на определенное время и либо активируется ключом зажигания, либо соглядатай за углом просто в нужный момент нажмет кнопку, но все же проверить стоило. Вдруг киллер идиот. Теперь остается только один вариант, самый крайний, после которого придется уже саму себя спасать от Велесова, его охраны и полиции.

— Я замерзла, Макс, — жалуется брюнетка. — И ты уже весь мокрый. Никита, подгони машину…

— Никита, стой, — командует Велесов, по-прежнему не отрывая от меня взгляда.

— Никита, не подгоняй, — одновременно с ним говорю я.

Черт.

Теперь уже обе велесовых брови взлетают на середину лба, а я набираю побольше воздуха в грудь и выдаю:

— В машине бомба.

Прямо, глупо, неизбежно. Могла бы еще покрутиться и при большом везении отправить жертву домой на такси, но бомба от этого никуда не денется, просто взорвется позже. И анонимкой тут не обойтись — потом меня все равно найдут, и тогда будет еще хуже.

А так… я пришла, я предупредила. Я молодец.

— Как занимательно, — тянет Велесов и, махнув лысому охраннику, приказывает: — Проверь.

Лысый послушно идет к машине.

— Не надо! — Я бы бросилась наперерез этому кретину, но ушибленная нога опять подводит, подкашивается. — Я же сказала… она сейчас…

— Уймись, — перебивает Велесов и, чуть склонив голову, наблюдает за шествием охранника. — Он знает, что делать.

Машина припаркована у обочины вниз по улице. Рядом только широкая полоса газона, какие-то стриженые кусты и еще пара легковушек. Удачное место для взрыва, если преступник хочет обойтись минимумом ущерба. До ресторана волна вряд ли дотянет, разве что окна чуть-чуть подребезжат, а больше вредить тут нечему. Впрочем, наверное, зависит от мощности бомбы, с ними мне сталкиваться пока не доводилось…

Стоит об этом подумать, как я вдруг совершенно четко понимаю: сейчас рванет. У меня есть буквально пара секунд, чтобы оценить близость лысого Никиты к машине, и заорать во всю глотку:

— Ложись!

Не знаю, помогает ли упор лежа при взрыве, но в фильмах всегда так кричат.

А еще в фильмах близстоящих сносит взрывной волной, и они потом поднимаются как ни в чем не бывало, так что, может, и обойдется?

Полюбоваться, как Никита ложится или летает, мне не дают. Одновременно с жутким грохотом на меня обрушивается размытая тень и, заботливо обхватив ладонью мой затылок во избежание черепно-мозговой, роняет меня на асфальт. Точнее в ту самую лужу, где я уже побывала.

Тень твердая, тяжелая. Она давит на ребра так сильно, что пару мгновений я не могу вдохнуть — лишь сиплю и пучу глаза. В ушах гудит, и сквозь этот гул доносятся какие-то крики и женский визг. Надеюсь, не мой. Не люблю визжать.

Наконец холодный влажный воздух прорывается в легкие, и я кашляю и пытаюсь спихнуть с себя нечто большое и явно живое. Оно шипит, тяжело дышит, приподнимается на локтях и глядит на меня карими глазами Максима Велесова.

— Мог бы… перевернуть… и на себя… — выдавливаю я между приступами кашля.

— Я тебя прикрывал, дура, — хмурится он, а потом мы слышим гулкое «цок-шлеп-цок-шлеп».

Я узнаю велесовскую брюнетку по туфлям. По пояску плаща, что сполз вниз и теперь болтается, задевая пряжкой изящную щиколотку. Скольжу взглядом выше, вижу побелевшие от напряжения пальцы, сжимающие ручку зонта, и огромные блестящие глаза в тени черного купола. Велесов, задрав голову, тоже смотрит на свою даму, потом на меня, снова на нее и хмурится еще сильнее.

А я начинаю смеяться и от едва слышного фырканья постепенно перехожу к гомерическому хохоту. Даже боль в ребрах, спине, ноге — черт, да вообще везде! — не помогает остановиться. Я смеюсь до колик в животе; Велесов, чертыхаясь, пытается с меня сползти; брюнетка смотрит на нас молча, не моргая.

Да, мужик… надо тщательнее выбирать, кого прикрываешь своим драгоценным телом.

Ни одна из ошибок не обходится нам так дешево, как пророчество.

(с) Оскар Уайльд

Если б знала, что за спасение жизни Максима Велесова меня напоят дорогущим вином и накормят равиоли с грушей от итальянского шеф-повара — предвкушала бы сей момент все полтора месяца до часа икс. Жаль только, что благодарностью тут и не пахнет. Просто мой бравый рыцарь не пожелал отдавать меня на растерзание полиции — видимо, чтобы растерзать лично — и велел кудрявому охраннику спрятать мое еще немного оглушенное тело в ресторане. Насколько поняла, у него тут друг во владельцах. Или не друг, плевать. Последнее, что я видела — это как Велесов, склонившись над бледной трепетной девой с зонтом, что-то ей втолковывает. Наверное, убеждает не говорить дяденькам в форме о сумасшедшей, что кричала о бомбе в машине. А потом меня завели в ресторан через боковой вход и бросили в какой-то каморке. Может, даже заперли — не проверяла.

Каморка оказалась оснащена табуреткой, на ней я и устроилась почти с удобствами. Через пару минут за дверью зашуршало и заскребло, еще через секунду она распахнула, и в проеме, озаренный светом со спины точно божественным сиянием, возник высокий скуластый незнакомец откровенно восточной наружности. Я решила, что это и есть друг-или-не-друг Велесова, потому что на рядового сотрудника ресторана, даже настолько роскошного, он походил мало. Скорее на принца голубых кровей.

Окинув меня внимательным взглядом, принц кивнул и исчез, неплотно прикрыв за собой дверь, а через минуту вернулся с бутылкой вина и теми самыми равиоли, от запаха которых я чуть не свалилась со стула.

Сейчас равиоли съедены, бутылка опустошена наполовину, полки чулана проинспектированы и признаны неинтересными, и честно говоря, я уже готова вновь отправляться на поиски приключений. Или хотя бы на поиски врача с рентген-аппаратом, потому что рыцарь, кажется, сломал мне пару ребер. Если он всегда с таким энтузиазмом женщин заваливает, то пора ему переходить на дам покрупнее сегодняшней брюнетки.

Выходить из каморки не то чтобы страшно, но неуютно. Не хочется ненароком спугнуть своим диким видом какого-нибудь элитного гостя, которого еще не спугнул взрыв. И наткнуться на представителей органов тоже не хочется, а они наверняка уже прибыли — все-таки не абы чья тачка взлетела на воздух, таких людей ждать часами не заставляют. Но и сидеть на месте я больше не могу, задница уже квадратная, как табуретка под ней, да и если есть шанс свинтить под шумок, будет глупо им не воспользоваться.