– Не ждали?
Не дожидаясь ответа, он зацепил вилкой ломоть лосося и обратился к начфину с предложением… Ну, читатель, вы, наверное, догадываетесь, с каким. Вот тут конторским и представился случай проучить чужака. Дамы еще яду добавили:
– Пфуй! От него пахнет тухлой рыбой!
Слово за слово… Спереди Яшу за грудки, сзади за шиворот. Ему тесно, не раззудить плечо, но как-то завалил пару столов вместе с собранием, театр боевых действий расширился, и понеслось. Три стула об их головы Яков Егорыч обломал, и об его – четыре. Целой мебели уже не осталось, когда наш штурман для порядка перетянул по хребту последнего, прятавшегося под стойкой бармена, и вышел на рубеж входных дверей. Уже стемнело. Перед ним в тусклом свете фонарей полукольцом стояла сплоченная масса колхозных коммунистов со штакетинами в руках. Жаждущие зрелищ робкие мужчины и дамы средне-старшего возраста пребывали во втором эшелоне. Казалось, вариантов нет: будут бить, а потом до утра праздновать победу. Но что-то пошло не так. Яша сымитировал рывок вправо – партячейка с дрекольем качнулась влево, а он вдруг взял на противоход, шустро дернул в противоположном направлении и пропал в приоткрытых воротах дворика при кафе. Западня захлопнулась – стены прилегающих зданий создали этот дворик и сделали глухим. Он всегда был завален березовыми дровами и кирпичом.
– Бей коммуниста! Мочи падлюку! По пурну его!.. – раздались ликующие крики большевиков, и ударная группа из трех человек с финансистом на острие ломанулась в брешь. Но ворота вдруг встречно распахнулись, и Берзин получил мощнейший удар одноименным березовым колом по личности – это прилетело из темноты двора.
По рассказам беспристрастных очевидцев, из глаз начфина брызнули искры вольтовой дуги, но это длилось лишь мгновенье, затем, уже в границе света и тени, мелькнули в воздухе его красные китайские кеды. Игра была сделана. Держа орудие наперевес, легким шагом из подворотни вышел Яков Егорыч. Настоящий коммунист!
У них, по-видимому, были кардинально различные подходы к марксистско-ленинской теории и философии, непримиримые мировоззренческие взгляды. После двух молодецких взмахов первый эшелон бойцов рассеялся быстро, а второй, из утонченных зрителей, – стремительно. Опустела площадь, и только метров за двести, в густых прибрежных камышах речитативом звучал одинокий голос – кто-то кого-то вызывал «один на один».
Рассказ Яши был великолепен, в благодарность я вытащил из стола бутылку вина.
– Плывите, Яков Егорыч, дальше! Спокойной вахты!
Дверь в каюту на этот раз открылась свободно, но Иваныч исчез. «Наверно, гостит в носовом кубрике», – подумал я и тотчас заснул.
На пароходе будит не шум, а тишина. Часы показывали десять, двигатель не работал. Я быстро оделся и помчался наверх. На мостике – никого. Что за дела?! Где вахта? Я осмотрел помещение и выглянул на палубу. Сохраняя очередь, полуголая команда стояла поодаль от точки выдачи напитков и наблюдала за каким-то невидимым мне событием. У капитанского иллюминатора явно что-то происходило.
«Фюи-фюи-фюи!» – тревожно зазвучал свисток переговорной трубы, изобретения, никак не связанного с электроникой. Труба – это всего лишь гофрированный шланг, связывающий каюту капитана с мостиком и наоборот. Здесь дунул – капитан услышал, капитан дунул – я услышал, выдернул свисток – и пошли общаться. Свистел абонент Вилнис, я выдернул свой свисток.
– Привет, командир! Как бизнес, процветает?
Но, кажется, на том конце юмора не понимают.
– Караул! Володя, спасай, этот козел лезет в иллюминатор!
– Не понял, кто лезет?
– Яшка… С плохими намерениями! – слышен вопль. – Отскочи прыжками!..
Я успокаиваю как могу:
– Вилнис Яныч, не ссы, железо-то он раздвинуть не сможет, а пожрать я тебе позже принесу.
– Епта! Да при чем здесь пожрать?! Он своей клешней уже по горлу чиркает, а мне потом ходить с кривой шеей всю оставшуюся жизнь!
Слышу, Вилнис кому-то на надрыве:
– Пошел на!..
Я живо представил себя на месте капитана, в углу ринга, и вошел в раж:
– Вилнис! Нырком! Нырком уйди под руку и прямым, с левой, замерь ему между глаз – и в угол на исходные! Может, вышибешь!.. Корпусом играй!
Капитан прям ошалел от моего совета.
– Ты что, идиот? Вот спустись ко мне и играй корпусом! – слышен отчаянный вопль – Иди на!..
Пришлось поменять мнение.
– Да все не так плохо! Я сейчас с ним переговорю, а ты пока держись от его лап в самой дальней точке.
– Я и так в дальнем углу, все равно, падла, цепляет.
– Какие требования выдвигает?
– Требует открыть закрома. Ой, бля… и поделить!
М-мда, надо что-то предпринять! Через крыло мостика я выскочил на топ рыбцеха, по вертикальному трапу спрыгнул на палубу, выглянул из-за угла, и мне открылся обтянутый трусами танцующий Яшин зад и ноги в резиновых опорках. Он, как медведь в улье, уже затиснул руку, плечо и голову в иллюминатор капитанской каюты и безуспешно пытался пролезть целиком. Оценив обстановку, я примерился, разогнался и с левой, носком кирзового сапога, зарядил Яков Егорычу аккурат в копчик. Задница на миг затихла – усваивала, затем, пытаясь вывинтиться, начала вращаться в обратном направлении. Очередь с палубы сдуло ветром. Время позволяло, я отсчитал от Яшиного зада пять шагов, повторил процедуру и ринулся в свою каюту.
Мысли под одеялом текли фантастические. Чувака конкретно заклинило, но не беда! До прихода как-нибудь простоит на палубе, а кормить будем из каюты капитана. Через две недели в порту выпилим. Нужно только для удобства и исправления естественных потребностей какую-нибудь подставку с дыркой под зад сколотить. Волна, конечно, в шкафут заходит нехило… прям под жопу, ну да мы – моряки. Вилнису ведь тоже некомфортно будет спать, все время это рыло перед глазами…
Постучали, я вздрогнул. В каюту заглянул дядя Миша:
– Палыч, Яшка застрял!
– Как застрял? Где застрял?! – Я выглянул из-за кроватной шторки.
– В капитанском иллюминаторе!
– Бляха муха! – Спрыгнув с койки, я метнулся в капитанскую каюту и забарабанил кулаком в дверь: – Вилнис, открывай, свои!
Дверь распахнулась, испуганный Вилнис попер было на выход, но я остановил его, отодвинул в сторону и встретил унылый одноглазый взгляд Яков Егорыча. Картинка завораживала.
– Соколом гляди! Эва, рыло-то! Посмотришь – и пить бросишь. Сейчас ты только с палубы на человека похож.
Читатель, вы, наверное, помните, что в отсутствие врача на судне его обязанности исполняет старший помощник капитана. Врач, конечно, из меня никакой, но расширенные медицинские курсы заканчивал. Важничая, я потыкал пальцем между его черепом и овалом иллюминатора.
– Тэ-экс, просветы присутствуют. Уши мешают. Что ж ты, брат, такие вырастил? Вилнис Яныч, там скальпель в чемоданчике есть?
Капитан и сам уже смотрит на меня со страхом:
– Е-е-есть, да ты что?! Резать будешь?
Я захохотал страшным голосом и полоснул ребром ладони по горлу:
– Это крайнее средство. Чик – и готово! Главное – не промахнуться.
– Вы че, козлы?! Вправду, што ль?.. – Угроза и мольба прозвучали в голосе Яши одновременно.
– Я потом пришью…
– Палыч, не вздумай! Лучше открой бутылку, рука болит, спасу нет!
Я помягчел:
– С фужера будете? А как капитана душить рука не болит?
– Я в стрессе… винца бы…
– Да подожди ты с винцом! – Я достал из чемоданчика перекись водорода.
– Вон, перекиси хошь? Сейчас обработаю раны, компресс на «мурашке» поставлю, водку-то выжрали, сучары!
Я сунул ему в руку бутылку вина. Передо мной маячила тоскливая физиономия Якова, позади от греха топтался Вилнис и как-то очень по-вологодски, округляя звуки, бормотал:
– Охху…
Плюс я посередине – три идиота в одной мизансцене.
Капитан был вроде как не в восторге, что я его спас, наверное, хотелось иного. Яков Егорыч, по-звериному озираясь, отхлебывал напиток и, казалось, уже ничего не понимал. Мой голос зазвучал сухо официально.