Айзек опустил глаза в пол и пробормотал:

– Прощу прощения, что заставил вас ждать.

Парень слишком хорошо понимал, что огрызаться в ответ не имеет ни малейшего смысла, если, конечно, он не хочет украсить свою многострадальную спину ещё одним шрамом.

Уник недовольно фыркнул и прикрепил цепь к ошейнику пленника.

– Толпа жаждет крови и смерти. Твоей смерти. Господин Дьюхаз заявил тебя сегодня на два боя. Это очень мало, но надо же дать тебе шанс сдохнуть. Хочу, чтобы ты знал – я поставил немалую сумму на твой проигрыш, раб. Я мечтаю увидеть, как ты будешь скулить от боли и слёзно умолять сохранить твою ничтожную жизнь, пёс.

Чёрный Человек положил руку на рукоять кнута, надеясь, что раб хоть на этот раз даст повод пустить его в дело, но Айзек не поднимал глаз от пола и молчал.

– Идём, раб. – Уник дёрнул за цепь, и пленник послушно пошёл за ним следом.

Шумные улочки портового городка сводили с ума. Восхитительные ароматы продающейся с лотков еды, перемешанные с куда как менее приятными винными парами, которыми насквозь пропитались праздно шатающиеся матросы, и зловонием давно не мытых тел нищих; вездесущие мальчишки, путающиеся под ногами и норовящие стянуть всё, что плохо лежит; всадники, неистово требующие освободить им дорогу; важно вышагивающие гуси; стайки босоногой ребятни, с оголтелыми криками гоняющиеся за вымазанными в грязи свиньями, – Айзек отчаянно скучал по всему этому. Даже по лужам помоев – непременным атрибутам городской жизни – и отъевшимся нахальным крысам, что перебегали от одной мусорной кучи к другой, не обращая ни малейшего внимания на людей.

Идя следом за Уником по извилистым переулкам, уводящим прочь от наполненной неумолкаемым гомоном и ежедневной толчеёй пристани, парень ещё острее ощущал тоску по свободе. Как же давно он не чувствовал это биение жизни, наполнявшее суетные приморские города, не ощущал твёрдую почву под ногами! Как давно не бродил по городу, заходя то в одну лавку, то в другую или вышагивая куда-то по заданию учителя по залитым полуденным солнцем улицам, ощущая тепло нагретых камней под ногами.

Сколько же он не покидал пределов корабля? Неделю? Две? Месяцы? Айзеку казалось, что этого времени с лихвой хватило бы на целую жизнь. Запертый на проклятом невольничьем судне, ставшем ему тюрьмой, парень чуть не позабыл, как прекрасен и безграничен оставшийся в прошлом мир свободных людей. Мир, в котором шею не сдавливает железный ошейник с выбитым на нём именем хозяина, мир, в котором ты можешь не прятать глаза, боясь в очередной раз отведать безжалостно сдирающего кожу кнута. Мир, где, как бы худо тебе ни жилось, ты сам себе хозяин.

Айзек с удовольствием поменял бы свою сытую, рабскую долю на голодное, вольное существование в подворотне. Если бы только он смог сбежать, раствориться в окружающей их толпе! Уж потом парень приложил бы все усилия, чтобы больше никогда не увидеть ни Чёрного Человека, ни работорговца. Но с двумя надсмотрщиками позади и Уником, ведущим его на цепи, словно какого-то дикого зверя, нечего было и думать об этом. Пленник был полностью в их власти, бессильный что-либо изменить.

«Пока бессильный, – поправил себя Айзек. – Не всё потеряно. Придёт и мой черёд отплатить вам сполна».

– Смотри, раб. – Уник остановился и потянул за цепь, заставляя парня подойти. – Смотри внимательно и запоминай. Вот оно – место твоей будущей смерти.

Айзек поднял глаза на простирающуюся перед ними площадь. Заполненная невообразимым количеством народа, среди которого проталкивались горластые зазывалы, приглашающие сделать ставки, и торговцы, стремящиеся подороже всучить свой товар захмелевшей публике, она представляла собой грандиозное зрелище. И, конечно же, парень сразу увидел её – арену для боёв. Огромная клетка, сделанная из прочных деревянных перекладин, стояла на помосте в самом центре, возвышаясь над шумным человеческим морем. Безопасность для зрителей и ловушка для бойцов – живым оттуда сможет выйти только один. В клетке, подзадориваемые выкриками пьяной толпы, сражались два раба: вооружённый коротким мечом мужчина и совсем ещё юнец, который едва мог удержать оружие в трясущихся руках.

Айзек старательно подавил в себе малейшие эмоции и принялся осматривать площадь. Вдоль одной её стороны тянулись выкрашенные в кроваво-красный цвет трибуны, на которых восседали величавые, упивающиеся собственной значимостью богачи, укрытые от палящих солнечных лучей навесами. С другой стороны, у громоздких деревянных бараков, расположились рабы – кто в доспехах и кольчугах, а кто и вовсе в едва прикрывающих тощие тела лохмотьях, но все неизменно окружённые «свитой» из надсмотрщиков и городской стражи.

– Деллин выиграл. – Зычный голос распорядителя боёв пронёсся над площадью.

– Ты не туда смотришь, раб. – Уник схватил Айзека за подбородок и, больно сжав, бесцеремонно повернул лицо парня. – Смотри на своё будущее.

Вычурно разодетый мужчина стоял на возвышении у клетки и обводил глазами толпу.

– Кто-нибудь желает выкупить жизнь проигравшего? – Взгляд распорядителя отыскал среди зрителей владельца побеждённого парня. – Господин Хоулз?

Но хозяин раба только сплюнул в пыль – проигравшие никому не нужны. Под возбуждённые крики толпы победитель насадил на меч умолявшего о пощаде мальчишку.

– То же ждёт и тебя, пёс. Ты будешь рыдать и на коленях упрашивать оставить тебе жизнь, а потом тебе выпустят кишки. – Уник ухмыльнулся и двинулся к клетке. Наёмники тут же поспешили вперёд, расталкивая толпу перед ними.

Айзек чувствовал на себе взгляды зрителей, и от этого становилось не по себе – слишком многие из них были полны презрения, а на некоторых лицах и вовсе читался лишь равнодушный приговор.

– Знаешь, почему они так смотрят? Ты для них всего лишь ходячий кусок мяса, который неминуемо должен сдохнуть. Они с таким же спокойствием воспримут твою смерть, как крестьянин, сворачивающий голову курице. – Чёрный Человек резко дёрнул цепь на себя, и Айзек споткнулся. – Да ты и не заслуживаешь большего, раб.

– Итак, у нас новое сражение! – объявил распорядитель боёв. – Тощий Стэт от господина Вер Дильна и Пёс господина Дьюхаза!

«Что ж… Похоже, теперь это моё новое имя, – с горечью подумал Айзек, оглядывая беснующуюся толпу по ту сторону клетки. – Ну а раз так, пусть его запомнят получше. Пришло время показать себя, Пёс».

Парень взвесил в руке меч, который Уник с мерзкой ухмылкой вручил ему у самого входа на арену. Так и есть, оружие оказалось тупым и на редкость неудобным. Обречённо вздохнув, Айзек размял запястья и поправил наручи – оставалось только надеяться, что стёртые кандалами руки и ноги не подведут его.

Толпа загудела и засвистела, приветствуя вошедшего в клетку противника – тощего высоченного типа с шипастой булавой и заткнутым за пояс кинжалом. Он оскалился, взглянув на всё ещё прихрамывающего Айзека и его не особо грозное оружие.

– Похоже, у моего хозяина сегодня будет жаркое с собачатиной, Пёс.

Айзек на мгновение закрыл глаза и попытался почувствовать уверенность в победе, как его учил Мареун. Получалось плохо, но зато парень ощутил, как поднимается внутри привычное ледяное спокойствие. Пусть противник оскорбляет его и обзывает псом – контролируемая злость поможет собраться и придаст сил ещё не полностью восстановившемуся телу.

– Пусть начнётся бой! – объявил распорядитель, и Айзека захлестнула волна исступлённых выкриков – озлобленная, пьяная толпа требовала убийств и крови. Мельком глянув на неистовствующих зрителей, парень принял защитную стойку.

«Придётся быть очень осторожным, – напомнил он себе. – Кожаная куртка не защитит от переломанных костей».

Тощий Стэт издал воинственный клич и замахнулся булавой, намереваясь проломить череп противника первым же ударом, но Айзек легко увернулся, скользнув вправо, и нанёс рубящий удар мечом. Тупое лезвие попросту отскочило от дублёной кожи доспеха Стэта, не причинив тому особого вреда. Противник рассмеялся и мгновенно нанёс ответный удар, но Айзек видел его и поднырнул под булаву, уходя от её острых шипов и одновременно попытавшись достать до висевшего на поясе Стэта кинжала. Однако не тут-то было – мужчина проворно отскочил, оставив Пса ни с чем, и снова замахнулся, целясь выпрямляющемуся Айзеку в грудь. Мгновенно отшатнувшись, Пёс позволил булаве чиркнуть по мечу, отводя удар в сторону, – стёртые кандалами запястья отозвались болью, и парень чуть замешкался.