Почему-то тогда мне казалось, что если очень хорошо и много учиться, поставить себе цель и идти к ней, то можно многого добиться и вырваться из этого замкнутого круга.
Маму звали Светлана Васильевна Синеок. Надо сказать, что она была очень миловидной и мягкой, а по характеру уступчивой женщиной. Мама была красива неброской русской красотой: вся такая аккуратненькая, большеглазая. Густые русые волосы украшали ее и очень ей шли. И даже лёгкая полнота не портила её, а только добавляла мягкости.
Конечно, она нравилась мужчинам, но всё как-то не складывалось и, если честно, из-за меня.
Я была очень упёртой и резкой девочкой и всех маминых знакомых «дяденек» не переносила на дух. Вообще мама была, как мне казалось, излишне интеллигентной, если к этому понятию можно применить слово «излишне». Я была уверена, что они все её используют, потому что в силу своего характера, она не могла сказать в лицо подлецу, что он подлец, или предложить хаму, чтоб он поумерил свою прыть. Когда я её спрашивала об этом, она говорила: вдруг мы ошибаемся и можем незаслуженно оскорбить человека.
По большому счёту все было неплохо в моём детстве, а потом появился он – Вячеслав Вольдемарович Вейст. Это был новоявленный мамин поклонник, который оказался более упрямым, чем я.
Славик, так мы его звали в семье, был из поволжских немцев. Однажды мама сказала, что хочет меня познакомить с одним очень хорошим своим приятелем, настойчиво попросила быть с ним повежливей и показать всё своё хорошее воспитание. Мне это сразу не понравилось, но капризничать я давно разучилась, поэтому молча кивнула.
И вот он пришел к нам – симпатичный, хорошего роста, с холодными глазами и весь какой-то начищенный, просто до тошноты вылизанный сорокалетний мужчина. Мама суетилась в прихожей, встречая гостя, а я сидела в своей комнате.
– Юлечка, пожалуйста, выйди к нам, – позвала меня мама, и я нехотя покинула свое убежище.
– Вот, Вячеслав, – смущённо сказала она, мы встретились с ним глазами, и сразу повисло неловкое молчание, потому что мы не понравились друг другу: девочка-подросток с дерзким взглядом и взрослый мужчина, привыкший отдавать команды.
Я тут же остро ощутила, как неловкость застыла в воздухе, и с тоской подумала, что теперь так будет всегда. И только мама суетилась, что-то наигранно весело говорила, пыталась шутить, но у неё плохо получалось, потому что обманывать она не умела. Мы сели пить чай, но скованность никуда не исчезала, это ж не утренний туман…
– Юля, что ты хочешь к чаю? – спросила мама стеклянным голосом. – Варенье клубничное или абрикосовое?
Я молчала, усиливая неловкость.
– А мне клубничное, пожалуйста, я его просто обожаю, а вот сам варить не умею! – попросил мамин друг, натянуто улыбаясь.
«А тебя никто не спрашивал», – зло подумала я.
Вячеслав разглядывал меня, я в ответ демонстративно уставилась на него, в общем, тихого семейного счастья пока не получалось. Мне это надоело, я попрощалась и ушла к Инне учить уроки. Вернулась очень поздно в надежде, что он ушёл, но я ошиблась! Увидев его снова, я разозлилась и хотела сказать что-то резкое про дурное воспитание гостя, но, взглянув на маму, отчётливо прочитала в её глазах страх потерять Славика. Я сдалась. Так мы стали жить втроём.
Позже я узнала, что чистота – это один из его пунктиков, что он не выносит ни малейшего пятнышка на одежде, ни единой складочки на рубашке или брюках. Обувь должна блестеть как зеркало, а кухня должна быть стерильна, как операционная. Вот и не верь после этого в байки про немцев. Вы представляете, как можно жить с таким мужчиной?
Правда, очень много домашней работы он делал сам: чистил, убирал и ходил за продуктами. Но самое главное – он очень полюбил маму. И именно за мягкий характер, незлобивость, за её неумение устраивать сцены и скандалы, за тихую, но такую милую сердцу красоту.
Тогда я этого всего не понимала, но очень хорошо почувствовала в нём сильный мужской характер и упрямство. Я была в седьмом классе и после окончания школы собиралась уезжать учиться в другой город. Я уже задумывалась о том, что мама останется одна, без меня, и что ей будет тяжело. Поэтому я не стала мешать Славику, хотя он так и не стал мне родным.
Вячеслав был просто неумеренным педантом, его раздражало всё: не так повесила полотенце, не так выдавила зубную пасту, не вовремя пришла или ушла. Я же не собиралась менять свои привычки и жила так, как до этого привыкла жить с мамой.
Конечно, раздражение друг на друга копилось и выливалось в бурные скандалы из-за каких-то глупостей!
Но нет худа без добра, плюсов от появления Славика в нашей семье было больше. Он навёл порядок: в доме как-то сразу нашлось место всем вещам, развешанным на стульях и пылившимся на балконах. Все электроприборы вдруг заработали, а в холодильнике всегда была нормальная еда.
А ещё у мамы появилась норковая шуба, о которой она тайно мечтала. Не самая дорогая, но всё же шуба. После этого я зауважала Славика, и наши отношения стали намного мягче.
Так мы жили, пока я не перешла в последний класс школы. Вот тут наступил переломный момент во всей моей биографии. Мы с мамой решили, что мне надо получать образование в серьёзном вузе, а для этого необходимо было ехать в столицу. Мы обсуждали этот вопрос, и он упирался в финансы, которых не было.
Моя упёртость очень помогала мне в учёбе, в старших классах я занималась просто фанатично и ещё дополнительно изучала английский и испанский языки.
Мама собиралась взять кредит и уже начала осуществлять свой план и собирать документы в банк, но она не могла не посоветоваться со Славиком, потому что семейный бюджет был общим.
Вячеслав Вольдемарович отнесся к вопросу очень серьёзно, он вообще к деньгам относился с пиететом. Взял паузу и в ближайшее время сообщил, что навёл справки об образовательном учреждении, где я собираюсь учиться, всё выяснил и готов оплатить моё обучение. Мама была счастлива и смотрела на Славика, как на божество, глазами, полными любви и обожания, а я была просто рада. Не будем лукавить, сами понимаете, без денег не видать московского вуза, будь ты хоть сто раз Ломоносов.
Позже мы узнали источник доходов нашего Славика. Оказывается, в те годы немецкое правительство призвало этнических немцев вернуться в Германию, и все его родственники переехали туда. А вот наш герой проследовать на историческую родину не захотел, несмотря на то, что его родная сестра уехала. Она отыскала там их дядю, брата отца, у которого не было детей, и скрасила последние годы жизни этого достойного человека. Дядя был человек небедный и написал завещание на своих двоих племянников – Славика и его сестру. Ей, кроме того, достался очень приличный дом: потом Вольдемарович и мама туда несколько раз ездили.
Мы с Инкой поступили в вуз, где познакомились с Милкой, и удачно в нем отучились. Мы даже несколько раз, благодаря связям Инкиных родителей и материальной помощи Славика, ездили за рубеж на практику в европейские банки, что считалось высшим шиком в нашей альма-матер. И вообще были молоды, энергичны и отрывались по полной!
Немного плохо было только с деньгами. Обучение-то мне оплатили, но ведь ещё надо было как-то жить, а на это тоже были нужны деньги. Мы с Инкой решили подрабатывать и что только ни перепробовали: и разносили листовки, и занимались рекламой, и писали курсовые нерадивым студентам!
Москва – город соблазнов, это мы поняли в первую же неделю учебы. Все трое за одну неделю истратили родительский бюджет, выданный на месяц, и теперь, удручённые, сидели в нашей комнате в общежитии – я, Инка и Мелани – и выдвигали гипотезы насчёт того, где взять деньги, одна фантастичнее другой! Самая лучшая была ограбить банк. Вот угадайте, кто предложил? С трёх раз угадали? Правильно, конечно, я. На втором месте была идея выйти замуж за миллионера, исходившая, естественно, от Мелани. И третий вариант: взять кредит в банке или отнести бабушкины серьги в ломбард, но потом обязательно выкупить. Конечно, это могла подсказать только моя рациональная Инна. Скучно, но зато легко выполнимо.