Вопреки обыкновению, автоматчик не шикнул на меня. Лишь коротко кивнул, соглашаясь:
– Дойдём до противоположного края и отдохнём немного.
Сняв варежку, я подобрал горсть опавших иголок. Пальцы слегка пощипывало морозом, но прежнего смертоносного холода и след простыл, словно здесь, в лесу, царили свои законы. Неподвластный тлетворному дыханию Катаклизма оазис, невесть как оказавшийся среди загнивающего урбанистического ландшафта.
Ноги принесли нас к краю леса. Идиллия закончилась, открывая вид на три озера: одно довольно крупное и вытянутое, два остальных – поменьше, разделённые тонкой протокой.
Прислонившись спинами к стволам сосен, мы устроились на некотором отдалении от кромки. Прогулка по зимнему лесу чудесным образом взбодрила нас и успокоила ощетинившиеся нервы. За всю свою жизнь я ни разу не сталкивался с подобным ощущением, а с сеансами психологической реабилитации волшебное действие сосновой рощи и вовсе грешно было сравнивать.
Линь достал карту и, хмурясь, принялся водить по ней пальцем. Сидящий рядом с ним Грач запрокинул голову и заворожено смотрел на покачивающиеся верхушки деревьев. Иногда он поднимал вверх правую руку и бессильно хватал воздух, силясь дотянуться до крон, но каждый раз ему не хватало для этого сил. Рука опускалась на землю, но лишь для того, чтобы через десяток секунд предпринять новую попытку. На лице снайпера то и дело проявлялся проблеск скупой улыбки… Улыбки человека, отвыкшего от этого светлого и искреннего чувства. Со своего места я чётко слышал его тяжёлое дыхание и шелест маскхалата.
– Ничего не понимаю, – растерянно пробормотал автоматчик, не замечая странного поведения товарища. – Здесь должно быть озеро, но одно, а не три…
Рассматривая прихваченную с собой горсть хвои, я выуживал те иголки, что потвёрже, и насквозь протыкал ими кожу на кончиках пальцев. Забава из той далёкой поры, когда родители ставили ёлку, увешанную конфетами и игрушками, а по телевизору один за другим крутили новогодние фильмы. Как это было давно…
Когда запас иголок иссяк, я отряхнул с ладоней мусор и вновь надел варежки, даже в карманах успевшие остыть. В глубине леса послышался оклик, совсем слабый, но моментально заставивший обернуться:
– Ваня!..
Отец опять не дождался, пока я сам вернусь домой.
– Ваня, ты где? – голос, как обычно, строгий, даже не смотря на всеобщее предновогоднее настроение.
Никакого Вани нет, и не может быть. В этом лесу есть охотник Иван и его верная собака Мухтарка. Притаившись за одним из деревьев, я жду, когда папа подойдёт поближе, и в нужный момент выпрыгиваю из засады. Время выверено идеально, обрекая добычу на неминуемое поражение, но отец даже не вздрагивает. Не дав скрыться с места преступления, он ловко хватает великолепного следопыта за капюшон и заводит привычную уже проповедь:
– Сколько раз я тебе говорил? Не уходи далеко! Здесь может быть опасно.
– Но, па-а-ап! Со мной Муха! Она защитит меня! – беззаботно отвечаю я, показывая на сидящего рядом щенка.
Судя по совсем ещё несмышлёной мордочке и высунутому языку, Муха не то что кого-то, себя не сможет защитить, однако в моих грёзах она уже большая и сильная, способная одолеть как соседского пса, так и росомаху.
– Ещё раз убежишь – сам буду выгуливать.
А вот это уже удар ниже пояса, ответить на который мне нечего:
– Я больше не буду, прости…
– Ладно, пойдём…
– Ты что-то сказал? – растерянно хлопая глазами, я посмотрел на поднявшегося на ноги Линя.
– Пойдём, говорю. Поднимемся на высоту, осмотримся оттуда.
Собака? Разве у меня когда-то была собака? Мухтарка? Ну нет, я в жизни не назвал бы своего любимца таким дурацким именем. А отец? Сколько я ни силился выстроить в памяти его образ, оканчивалось всё на голом фундаменте: ни имени, ни воспоминаний о характере, ни места работы, – ничего.
«Меня зовут Иван Селезнёв, рядовой, электрик-стрелок, личный номер…»
– Эй, ты как? Контузило, что ли? – в голосе Линя не было и капли сочувствия, один лишь расчётливый прагматизм. В таком русле обычно задают тесты на калибровку и исправность узлов какого-нибудь механического агрегата.
– Да, немного…
– Прими, – в протянутой руке оранжевая ампула.
Не спрашивая даже, что это, я закинул таблетку в рот и запил из фляги спеца. Вода внутри оказалась слегка солоноватой, но это даже к лучшему – меньше буду потеть.
– Идёшь на разведку. На холме какие-то ямы, с такой дистанции не разобрать. Пройдёшь до вон той, заляжешь и осмотришься, – передав мне тёмно-зелёный увесистый прибор, лишь отдалённо напоминающий бинокль, и Г-образный фонарь, Линь указал рукой на ориентир – едва заметное углубление в насте. – Если ничего подозрительного не заметишь – выдвигайся на холм. Осмотришься – дай сигнал. Два круга зелёным светом – всё в норме. Красным – не в норме. Понял?
– Что это? – армейский фонарь был знаком не хуже автомата Калашникова, может даже и лучше, а вот со странной тёмно-зелёной штуковиной водить дружбу прежде не доводилось. Один окуляр, ряд каких-то неведомых тумблеров и регуляторов, чехол…
– Дальномер. Даже не думай щёлкать переключателями, просто смотри. Живее. Время.
Перекинув через плечо ремешок увесистого прибора, я побежал по пролегающему между рощей и высоткой полю. То ли прогулка по сосновому лесу так благотворно повлияла, то ли начал действовать препарат, выданный спецом, но, не смотря на толстый слой снега, я быстро добрался до нужной ямки и занял в ней наблюдательную позицию. Ночь надёжно прятала как городские постройки, наверняка опоясывающие этот участок местности, так и края наглухо замёрзших озёр. Холм казался не более чем нагромождением снега и земли. Прильнув к окуляру, я внимательно осмотрел его поверхность, но присутствия финнов или чудовищ не обнаружил. Как и говорил Линь, на плешивых боках холма виднелись ямы, очень уж похожие на могилы, но есть ли в них кто-нибудь? Этот вопрос оставался без ответа: слишком темно, да и дальномер не давал достаточного увеличения.
Оглянувшись, вместо рощи я увидел какое-то несуразное чёрное пятно. Притаившихся на её кромке военных видно не было. С лёгким шуршанием из кобуры выбрался пистолет. Патронов после перестрелки с «иностранцами» поубавилось, но всё ещё достаточно. Один полный магазин в рукоятке, второй, неполный, в кармане.
Идти на холм совсем не хотелось, воздух пропитывала атмосфера напряжённости, смешанная с обжигающим холодом. Если на высотке кто-то есть, то я у них, как на ладони – достаточно прицелиться и сделать меткий выстрел. Никто не прикроет отход, не скомандует вовремя «К бою!» и не поймает предназначенную мне пулю. Ещё одна из постоянных спутниц во время выездов к периметру – безысходность. Страх очутиться в окружении чудовищ, отрезавших твоему подразделению путь назад; занять заранее невыгодную позицию и не иметь возможности сменить её; выехать на срабатывание ограждения, чётко зная, что впереди тебя ждёт кусок, который ты не сможешь проглотить… Страх угодить в патовую ситуацию, выход из которой один – застрелиться без лишних мучений, но это лишь в том случае, если тебе посчастливилось дорасти до призывного возраста трусом. В противном случае – приготовься скрестить мечи с безнадёгой и сразиться с ней за право выбора собственной смерти: стоя в полный рост или на коленях… Боятся все, абсолютно все. Не испытывают страха только мёртвые и сумасшедшие.
Бежать надо отсюда, бежать… Было бы только, куда…
До холма я двигался с максимальной осторожностью, перебегая от одного укрытия к другому, вжимаясь в снег и напряжённо прислушиваясь к тишине. Трижды изучал через оптику высоту, и на четвёртый всё же разглядел кое-что. Углубления в земле оказались окопами. Среди маленьких ямок, судя по всему, индивидуальных ячеек, периодически встречались позиции покрупнее. В одной из последних я отчётливо рассмотрел силуэт станкового пулемёта с бронещитом, прикрывающим стрелка от вражеского огня. Дуло, кажущееся из-за темноты чересчур широким, смотрело прямиком в мою сторону. Вздрогнув от неожиданной находки, я сполз на дно ямы и замер. В голове вспыхнула яркая картина, как скрытый темнотой стрелок припадает к прицельной планке, нашёптывая замершему рядом второму номеру63:
