– Нет времени… Давайте уважим юношу, может, что и получится…
Когда полицейские проходили мимо, от взгляда капитана у меня по спине пробежали мурашки.
Дверь захлопнулась. Кудрявцев взял со стола ручку и стал крутить в пальцах.
– Давай выкладывай, отчего я должен быть счастлив и доволен.
Я не стал отводить свой взгляд от взора полицейского.
– Владимир Сергеевич, все обстоит не так, как вы предполагаете. Я хороший знакомый Игоря Ильяшенко, и он знает, что я могу видеть прошлое… Он попросил помочь поймать убийцу при помощи моих способностей. Это и есть правда, без вариантов! Вам придётся поверить в это невероятное объяснение. Иначе откуда бы я знал про ваши проблемы с сыном? Кстати, как Рома поживает? Знаю, давно его не видели. У парня сложный характер, и вы в нём разочарованы! А ведь у него нынче выпускной! Наверное, пришло время попытаться сблизиться. Не берусь что – либо советовать, вы его лучше знаете.
У майора руки опустились на стол, выпущенная ручка покатилась по столешнице и упала на пол. Я привстал со стула, поднял слетевший на обшарпанный паркет китайский паркер.
– Владимир Сергеевич, не теряйтесь в догадках. Все очень просто и не логично! Повторяю: я вижу прошлое… Готов сообщить, где подонок, которого ищете. Соловьёва – то вы уже задержали!
Майор словно не слышал моего сообщения о преступнике. Он молча невыразительно смотрел на меня.
Я пожал плечами.
– Где задержали, как и почему, всё отраженно в протоколе. Разбирайтесь сами. Соловьёв преспокойненько пребывает в изоляторе временного содержания. Вы же знаете, до ИВС от вашего отделения рукой подать! Ну так что, я могу идти?
Мозг майора, казалось, проснулся. Мои слова посеяли в полицейском сомнение: « А вдруг парень на самом деле не в себе… И этот бред – правда? Откуда он знает о сыне? И Соловьёв?..»
– Давайте так, Григорий Юрьевич! Мы тебя… Вас, отпустим, как только подтвердится, что Соловьёв в изоляторе!
17
Мне пришлось изрядно отбить костяшки, прежде чем Игорь открыл дверь. Его вид был растрёпан. От него разило спиртным. Пару секунд он смотрел на меня в недоумении.
– Грех, это ты, что ли? – Игорь выглянул в коридор. – И без охраны?.. Отпустили, что ли?
Я подтвердил его предположение.
– Да, и не только! У тебя теперь тоже проблем не будет, кроме одной…
Ильяшенко приложил палец к своим губам.
– Тише ты, заходи. Пить будешь?
Я вошёл в тесный непримечательный кабинет. Заперев дверь, Игорь достал из стола недопитую бутылку водки и два гранёных стакана.
Сев на край стола, я перевернул вверх дном один стакан.
– Пас! День выдался чертовски полосатый. Полоса белого, полоса черного, полоса белого… не хочу заканчивать его по – чёрному. И ты же знаешь – нельзя мне спиртное…
Наливая себе водки, Ильяшенко согласился:
– Правильно, Грех! Пусть у меня будет эта самая-пресамая чёрная полосня. Что ты говорил об одной моей… моей проблеме? У меня их, как у дурака махорки!
Я за руку приостановил готового выпить приятеля.
– За тобой должок! Я не про мою помощь в поимке убийцы – ты обещал вытащить меня с ареста!
Мой товарищ осторожно, чтобы не пролить спиртное, высвободился.
– Эт очень хорошо! Вот и нашёлся положительный повод…
Сморщившись после выпитого, Игорь сорвал со стоящей на подоконнике полуживой герани пучок листьев и закусил ими.
– Ты, Гришка, извини, виноват! У нас город маленький… Помогу, если что! Ты случаем не знаешь, куда девался наш Соловьёв?
Я рассказал, что убийца был оформлен здесь, в отделении, этой ночью, под утро.
Подвыпивший Ильяшенко недоверчиво выпятил губы.
– И как это, интересно, он попал к нам, под утро?! Ты ж сам только сегодня всё узнал? А-а-а мы, простая русская полиция, ну никак не могли взять этого негодяя раньше-е! Мы его ещё и-иска-али! Искатели, блин…
Мой товарищ хихикнул.
Я решил, что стоит поторопиться с рассказом, иначе может настать момент взаимного непонимания.
– В общем, этот Соловьёв решил прокатиться в Екатеринбург. Как приехал, купил карту города и отправился на его окраину. Присмотрел небольшой салон красоты, сделал запись на стрижку позже его закрытия. Он обещал двойную оплату, мастер и согласилась. Но на этот раз ему не повезло. Оглушив девушку, пошёл было запирать дверь и столкнулся с мужем пострадавшей. В панике ударил мужика по голове монтировкой, что купил ранее, и скрылся. С супругами всё нормально, по сотрясению укаждого – я смотрел их следы прошлого… Беглец же, на «блаблакаре» сиганул в Курган. Теперь, Игорёк, представь. Ночь! Приезжает этот подонок в свой родимый город. Его страх успел улечься, а куда девать неукрощённое безумное желание? И вот идёт он по направлению к дому, парикмахерские все давно закрыты. Когда проходил мимо Молодёжного парка, там, где сейчас отстроили ледовую арену, ему пришла мысль сделать засаду. Он затаился в парке. Его уловом стала подвыпившая женщина, завернувшая по нужде за ограждение. И здесь сыграл злую шутку его нездоровый мозг. Когда он замахнулся на несчастную куском арматуры, та повернулась к нему лицом. Соловьёву показалось, что это одна из его бывших жертв. Он замешкался. Женщина закричала что есть силы. Соловьёв стал в панике молотить по ней железякой. Вот тут его и скрутила припозднившаяся компания подростков. Молодёжь вызвала бравых расторопных полицейских, те и приняли подонка. Женщину увезла «скорая» в травмпункт. По большому счёту ей повезло. Куча синяков на теле, два сломанных ребра и перелом левой руки в предплечье. Но ведь осталась жива!.. Вы его ищете, а он уже пойман – во смех-то!
Игорь спрятал в стол не допитую бутылку. Он выпятил свои и без того крупные губы.
– Не – а, Грех, это не смех. И бравые не те расторопные полицейские, что приняли Соловьёва, а тот, кто дежурил этой ночью в отделении! Тем бравым идиотом был я – вот это смех!
18
На улице был вечер. Я полной грудью вдохнул воздух свободы. – Хорошо-то как, Господи! – Закурил. Ко мне подошёл мужичок лет сорока пяти – пятидесяти, с небритой, помятой физиономией. Он пригладил ладонями два пучка длинных редких волос, оставшихся от наступающего, словно пустыня на оазис, облысения.
– Слышь, земеля, закурить найдётся?
Я дал сигарету и указал на соседнее строение.
– Из вытрезвителя, что ли?
Мужичок жадно затянулся дымом.
– Если бы! Позакрывали наших благодетелей, и уже давно… Штраф выписали за распитие… Теперь другие порядки… Может, зайдём в рюмочную? Деньги есть?
Я сжалился над бедолагой и подал сотенную. Незнакомец пальцами руки протёр уголки губ.
– Ого-го! Спасибо, друг! В долгу не останусь… Если что надо – документики какие справить, или компанию составить… Заходи в рюмочную на Карла Маркса, я там, по случаю, бываю. Иль спроси, где Ромка Беспалый – мол, друг ты мне – тебе скажут, где я своё здоровье гублю.
Пожав благодарственно мне руку, мужичок спешно ушёл. Я направился к себе на квартиру. По пути достал телефон и стал просматривать пропущенные вызовы. За время пребывания в отделении со мной хотели пообщаться три персоны. Первой была мать, второй – цыган, а третья была не определена. Настроение было приподнятое, и мне не хотелось общаться с женщиной, которая была моей матерью, но надо было, иначе замучит звонками. Я набрал номер.
– Здравствуй, сыночек! Звонила узнать, всё ли у тебя в порядке… Не болеешь ли? Может, чем помочь? Хотела бы с тобой увидеться.
От её голоса к груди подкатил тугой ком, когда-то он вызывал у меня слёзы. Но это было давно! Мой голос был лишён эмоций.
– У меня всё хорошо, не болею, помощь не нужна. А насчет увидеться… это лишнее. У тебя своя семья, жизнь… Не стоит утруждать себя.
Мать всхлипнула.
– Сыно-ок, любимый мой! Прости меня, я ж уже сотни раз винилась перед тобой и Юрой! Хожу в церковь и молюсь за вас! Нет мне жизни без прощения!
Я почувствовал, что во мне закипает злость.
– Прощенья хочешь?! – Я смахнул рукой выступившую слезу: – В церкви молишься за нас?! Не за нас ты молишься! Грехи свои замолить пытаешься. Пусть Боженька и прощает.
