Разглядывая жителей аббатства, она быстро подметила, что безродные и ученики отличаются между собой и нарядом, и повадкой. В аббатстве было много юношей и девушек, но одни были одеты пышно и богато, а наряд других составляли бледно-голубые платья, перетянутые в талии, или голубые куртки с поясами. Кое-кто – и ученики, и безродные – с любопытством поглядывал в ее сторону. Побежали шепотки, кто-то показал пальцем. Были здесь и совсем юные лица.

– Сколько в аббатстве учеников? – тихо спросила Майя.

– Около сорока. Большинство начинают учебу лет в двенадцать-тринадцать, но до четвертого-пятого года дотягивают немногие. Если же ученик и через шесть лет обучения не может пройти испытания, его отсылают прочь.

– Но мне почти девятнадцать, – заметила Майя, и на душе у нее заскребли кошки. – Я вообще не готовилась к испытанию.

– Когда Лийя прошла испытание, она была младше тебя и вдобавок не прочла ни единой книги. В нашем Семействе умеют слышать Исток. Ты умеешь читать, знаешь иностранные языки – это уже дает тебе преимущество перед другими учениками. Кое-кто из них не выговорит и двух слов по-дагомейски, а ты свободно говоришь на этом языке. Твоя подготовка лучше, чем у большинства учеников. А твой опыт…

Бабушка умолкла. Проследив за ее взглядом, Майя увидела мужчину и женщину, которые шли к ним от дома альдермастона. И лишь затем, заметив строгие серые рясы, Майя поняла, что это сам альдермастон с женой. Девушка растерялась – не то чтобы она ждала чего-то особенного, но она и подумать не могла, что окажется ростом выше альдермастона. Он был невысок и полноват, седой пушок у него на голове отступал все дальше под натиском лысины. Уши у него были большие и оттопыренные, щеки успели немного обвиснуть. Майя думала, что альдермастон будет бородат, но он оказался чисто выбрит и вовсе не походил на грозного владыку, способного призвать огонь небесный. Жена у него была худая и хрупкая как птичка, с коротко остриженными седыми волосами.

Когда расстояние между гостями и хозяевами сократилось, Майя увидела глаза альдермастона, и глаза эти поразили ее до глубины души. Неяркие, светло-карие, они смотрели удивительно цепко и испытующе. Когда альдермастон перевел взгляд с Сабины на Майю, девушке почудилось, что он заглянул ей в душу и теперь знает все самые темные ее тайны, ее тайный позор. Глаза его были наполнены мудростью. В них читалось сострадание. Они были глубже самых глубоких морей. Альдермастон встал перед Майей, и она почувствовала себя нагой и беззащитной.

Теплая рука хозяина аббатства коснулась ее пальцев. Альдермастон взял ее ладони в свои и привлек к себе.

– Добро пожаловать, – весомо и искренне произнес он. – Добро пожаловать в Муирвуд. Мы очень рады твоему прибытию. Ты – дочь мастонов и теперь сама будешь мастоном. Аббатство приветствует тебя, Марсиана.

– Спасибо, альдермастон, – сказала Майя, и голос ее дрогнул, ибо ласковые слова глубоко тронули ее сердце. Альдермастон смотрел на нее, как отец мог бы смотреть на дочь, и сила Истока исходила от него, словно пар от стоящего на огне чайника.

Альдермастон отпустил ее руки, и его жена приняла Майю в свои объятия. Майя ощутила ее тонкие ключицы сквозь ткань рясы, а обоняния ее коснулся запах пурпурной мяты. Женщина отстранилась, но взгляд, которым она смотрела на Майю, был полон тепла.

– Здравствуй, Майя, – прошептала жена альдермастона и погладила девушку по щеке.

– Идемте же в дом, – сказал альдермастон и жестом подозвал Джона Тейта. – Нам о многом нужно поговорить. Вы – Джон Тейт, наш новый охотник? Добро пожаловать, сударь. Пойдемте с нами.

Майя не знала названия тем чувствам, что бурей поднялись у нее в душе, но ей казалось, что она вот-вот заплачет. Нечто странное было разлито в воздухе, нечто тяжелое и трепещущее, и тяжесть эта почти до боли сдавливала сердце.

Под шепотками и любопытными взглядами учеников и работников они приблизились к дому альдермастона и вошли в двери.

В кабинете альдермастона дожидался высокий человек с густой седеющей шевелюрой. Одет человек был в простую, но строгую рясу служителя. Едва завидев альдермастона, человек почтительно приветствовал его.

– Я привел ее, альдермастон, – с поклоном произнес человек. Рядом с невысоким хозяином аббатства он казался еще выше. – Она ждет в приемной.

– Спасибо, – поблагодарил альдермастон и указал на человека. – Это Томас, мой сенешаль и многолетний помощник. Он верный советник, а еще – давний учитель гравирования. Томас, – на сей раз альдермастон указал на Майю, – это наша новая гостья.

– Добро пожаловать, леди Марсиана, – улыбнулся Томас, на впалых его щеках вдруг показались ямочки. Сенешаль задумчиво пощипал пышные седеющие усы, не уступавшие густотой шевелюре. – Вам еще кто-нибудь потребуется, альдермастон? Прислать целителя?

Но альдермастон лишь слегка качнул головой и чуть приподнял ладонь.

– Нет, Томас, спасибо. Посторонние нам не нужны.

Томас закрыл дверь, отрезав комнату от остального мира. Хозяин аббатства серьезно и печально посмотрел на Майю.

– Марсиана, у меня для тебя горькая весть.

Майя сглотнула. Боль обожгла ее изнутри.

– Мама умерла, – тихо сказала она пересохшими губами.

Альдермастон тяжело кивнул. Сабина обняла Майю за плечи.

Сердце Майи рвалось от боли. Она обо всем знала, она видела сон, и все же слова альдермастона ударили как клинок под ребра. Майя содрогнулась, но постаралась взять себя в руки.

– Это случилось три дня назад, – сказал альдермастон, шагнул к ней и взял ее за руку. – Я пытался поднести ей Дар исцеления. Я испросил воли Истока на то, чтобы поднести ей Дар жизни, однако этому не суждено было случиться. Исток забрал ее к себе.

Он печально покачал головой.

– Горе, печаль и беды – неизменные спутники человека, Марсиана, но жизнь наша соткана не только из них. Я не стремлюсь приуменьшить твою боль, вовсе нет. Словами горе не излечишь. Беды могут преследовать человека долго, очень долго – твоя жизнь и жизнь твоей матери тому подтверждение. Но запомни, Марсиана: не дай бедам поглотить тебя с головой.

Его взгляд был взглядом человека, который не понаслышке знал, что такое страдание.

– Я так хотела увидеть ее, хотя бы один последний раз, – прерывистым голосом произнесла Майя.

– Ты еще увидишься с ней, – уверенно сказал альдермастон, сжимая ее руку. – Со смертью приходит печаль. Так было и так будет. Но здесь, в аббатстве, ты должна будешь совершить одну важную вещь. Ты снова откроешь Сокровенную завесу. Мертвые плачут вокруг, ибо они обречены вечно скитаться по нашему миру. Ты откроешь ворота их темницы. Твоя мать знала это. Эта судьба предсказана тебе давным-давно. И когда-нибудь ты снова увидишься с матерью, ибо связь между вами нерушима.

Не в силах вынести его испытующий взгляд, Майя отвела глаза. Негромкие слова этого человека были наполнены такой силой и убежденностью, что казались тверже камня и сильнее бури.

– Благодарю вас, альдермастон, – с трудом выговорила Майя.

Он подвел девушку к стулу и помог ей сесть. Об руку с женой альдермастон отошел к столу, заваленному свитками, перьями, чернильницами, гравировальными принадлежностями и прочими инструментами и материалами, между которых затесался небольшой старинный том. Усадив жену, он сел сам. Сабина устроилась на стуле подле Майи, а Джон Тейт взгромоздился на широкий подоконник, где было устроено сиденье.

– Томас, – сказал альдермастон, – не мог бы ты рассказать Великой Провидице о том, что за вести пришли из Комороса?

– Да, альдермастон, – Томас не сел со всеми и остался стоять, смиренно сложив руки. Он вздохнул.

– Канцлер Мортон… Я даже не знаю, как об этом сказать, чтобы не ранить ваши чувства… Канцлер отказался подписать закон о верноподданничестве и был обезглавлен у стен башни Пент. Это произошло утром при большом скоплении народа, в присутствии по меньшей мере пяти сотен свидетелей, в том числе узников башни. Таковы, насколько я понимаю, факты.