– Зато куча детей из деревни, они здесь всем помогают, – вмешалась Алойя, которой тоже хотелось завладеть вниманием Майи. – А вы правда принцесса? Все говорят, что принцесса – леди Мюрэ, но в Муирвуде знают, что по правде все не так.

– Нельзя о таком говорить! – возмутилась Дави.

– А вот и можно, она же с нами говорит! Так вы принцесса, да? Принцесса?

Майя помешала ложкой в миске и съела еще немного жаркого.

– Как вкусно! Колетт замечательно готовит! – с этими словами она снова повозила ложкой в миске. – Да, Алойя. Я – принцесса Комороса.

Девочки так и запрыгали от возбуждения.

– А король хотел выгнать вас из принцесс, да? – заговорщически понизила голос Дави.

– Да, он старался изо всех сил, – ответила Майя. – Он отнял у меня все платья и драгоценности. Выгнал слуг и забрал все мои деньги. Издал закон, по которому все, что было моим, перешло к моим сводным сестрам. Он король, ему можно.

При этих словах сердце у нее зашлось от боли. Майя знала, что отец правит недоброй рукой, что он удерживается на троне лишь за счет золота и власти, и все же, хоть он и недостоин был своего титула, в душе Майя не верила, что судьбой или Истоком именно ей предопределено свергнуть его власть.

– Но, – сказала она, наставив ложку на девочек, – принцессой можно быть и без драгоценностей, и без красивых платьев. Моя матушка была королевой, мой отец – король, и никаким законом этого не отменить. Даже если никто больше не будет верить в то, что я принцесса, я все равно буду принцессой.

Она выудила из жаркого кусочек дичи и с удовольствием отправила его в рот. Бросив случайный взгляд на Сюзенну, Майя увидела, что та не столько ест, сколько смотрит на нее.

Майя дружелюбно улыбнулась, чтобы разрядить атмосферу.

Сюзенна вспыхнула и заработала ложкой.

– А кто это там сидит у печей? – шепотом спросила Майя, нагнувшись к девочкам. – Что он здесь делает?

– Это Тьюлисс, – прошептала в ответ Алойя. – Муж Колетт. Ш-ш-ш, тише! Он здесь даже спит по ночам.

– Какой скандал, – улыбнулась Майя. – А я думала, кухарка спит в доме альдермастона.

– Нет-нет-нет, – сказала Дави. – Вон, видите настил, у них там постель. Ну, сверху.

– Вижу, – сказала Майя. – Значит, они живут тут вместе с вами?

– Ну да, – прошептала Алойя, едва сдерживая смех. – Мы еще маленькие, нас нельзя оставлять одних.

– А жалко, – вздохнула Дави.

Майя доела жаркое. Девочки продолжали болтать.

Алойя серьезно кивнула.

– Не заговаривай с Тьюлиссом. Он очень застенчивый. Ни с кем никогда не говорит.

– Он садовник. Ухаживает за цветами и за деревьями во всем аббатстве, – добавила Дави.

– Он сейчас сажает луковицы. Весной…

– Весной вырастут такие цветы! Вот такущие! Он такой хороший садовник! С людьми почти не говорит, зато с цветами все время разговаривает.

– А я думаю, они все слышат. Иногда даже отвечают.

– А я один раз видела, как он говорил с птицами!

– Врешь!

Тут вмешалась Колетт, и ее громкий голос перекрыл девичье щебетание:

– Девочки, да помолчите вы хоть две секунды! Весь день трещите, трещотки! А ну, хорош болтать, берите пирог и несите его альдермастону.

Девочки вскочили со скамьи и послушно засуетились: собрали миски из-под жаркого, убрали их на мойку, быстро выложили на блюдо пирог для альдермастона. Но прежде, чем выскочить за дверь, они подали Сюзенне и Майе по тарелке, на каждой из которых исходил паром кусок свежевыпеченного фруктового пирога.

Майя откусила от пирога и едва не застонала от восторга. Сверху он был полит патокой с овсом и корицей, а под слоем нежного теста скрывались мягкие душистые яблоки.

– А она случайно не продает эти пироги в Духов день? – спросила Майя.

– Продает, – смиренно ответила Сюзенна, надкусив свой ломтик. – Колетт уважает старые традиции.

Лицо девушки потемнело.

– Простите, что бросила вас после уроков, – сказала она. – Не следовало мне этого делать. Мы ведь теперь товарки.

Майя ласково похлопала ее по руке.

– Можешь бросать меня сколько угодно, – сказала она. – Я вовсе не хочу отрывать тебя от твоих подруг. И потом, я была не одна, а с бабушкой.

Сюзенна опустила голову и уставилась на тарелку с почти нетронутым пирогом.

– Что с тобой? – спросила Майя тихо, чтобы никто не услышал. За столом, налив себе чаю, шепотом переговаривались Сабина и Колетт.

– Спасибо за разрешение, – сказала Сюзенна, не поднимая глаз. – Но я чувствую, что сегодня Исток мною недоволен. Я нарушила его волю. А мне скоро предстоят испытания, – она прикусила губу. – По правде говоря, я не очень уверена в себе. И если из-за того, что я не выказала вам должного уважения, я провалюсь, это меня очень опечалит.

Майя заправила за ухо прядь волос.

– Знаешь, уж кому-кому, а тебе бояться нечего. Ты столько лет здесь училась. Я ведь видела, с какой силой ты взываешь к Истоку.

Сюзенна быстро взглянула ей в лицо и снова опустила глаза.

– Вы сильнее меня.

Майя вздохнула, потянулась и сжала ладонь товарки.

– Я могу понять, что ты чувствуешь, Сюзенна. Я тоже боюсь мастонских испытаний. Потому что… ты ведь знаешь, кто я. Что если Исток отвергнет меня? В сердце своем я знаю, что этого не случится, но я боюсь, и этот страх похож на крошки на тарелке, – и она выразительно подцепила пальцем крошку пирога. – Мы можем одно: очистить свой внутренний сосуд, вытряхнуть из него весь мусор, чтобы достойно принять волю и силу Истока. Бабушка говорит, что я должна буду открыть Сокровенную завесу, чтобы мертвые могли вернуться в Идумею и спасти народ Ассиники. В ее время сделать это не сумел никто. Даже матушка, – Майя снова вздохнула. – Значит, должна я. Я просто не могу ее подвести.

Сюзенна подняла глаза, и на лице ее Майя прочла сочувствие.

– Это тяжелая ноша.

– Ну, если ты справишься со своими страхами, то и я справлюсь со своими. Будем проходить испытания вместе.

Сюзенна улыбнулась – несмело, но все же это была самая настоящая улыбка.

– Хорошо.

И снова замолчала, собираясь с храбростью.

– Как мне вас называть? – неловко спросила она. – Если верить тому, чему нас учили, я должна звать вас «моей госпожой». Или «леди Майя».

– Зови меня просто Майя. И на «ты», – ответила Майя и откусила еще кусочек дивного пирога. Пышное тесто таяло на языке, а душистые яблоки не успели остыть и обжигали язык.

– Но… так нельзя, – испугалась Сюзенна.

– А что со мной еще не произошло такого, что «нельзя»? – со смешком осведомилась Майя. – Меня изгнали и вынудили оставить королевский двор. У меня нет ничего своего, если не считать двух платьев и новой книги. Я в кровь стерла ноги по пути из Дагомеи в Отландию и прошла его пешком в компании охотника, его пса и кишона, которому мой отец велел убить меня, если я попаду в плен.

Воспоминания поднялись в ее душе, взвихрили бурю чувств.

– Я знаю бури, лавины, голод, тысячи унижений и боль потери, – Майя твердо посмотрела в глаза Сюзенне. – Мне все равно, что обо мне думает Мейг или кто угодно. Я пришла в Муирвуд, чтобы стать мастоном и исполнить клятву, которую принесла Лийя, оставляя наши берега. Насколько мне известно, она вела очень простую жизнь и во всем и во всех искала добро. Поэтому, как бы со мной ни обращались, не вини в этом себя. Ты ни в чем не виновата, Сюзенна. Хочешь повидать своих друзей – не оглядывайся на меня. Просто иди к ним, когда захочется.

На протяжении этой речи Сюзенна молчала, уткнувшись взглядом в собственные ладони. Потом она отставила миску и переплела пальцы.

– Я даже представить не могу, с чем тебе пришлось столкнуться в жизни.

Майя покачала головой.

– В одной книге были такие слова: зачем вытаскивать на свет страдания, которые давно окончились, и терзать себя старыми обидами? Я рада, что ты стала моей товаркой, Сюзенна. Не беспокойся обо мне. Я давно уже привыкла к одиночеству. День, когда ты уйдешь из аббатства, уже недалек, и тебе нужно позаботиться о своем будущем. Я так понимаю, с моим появлением твои надежды поугасли?