Прав был Сергей, когда называл меня мечтой психиатра. Тут и без диагноза все ясно: здравого смысла во мне ни на грош не осталось.

— Ева… — прошептал Стас куда-то в макушку.

И все…и больше ни слова, только его рваное дыхание, сильные руки, обжигающие прикосновениями, и сердце, грохочущее под твердыми мышцами. Только он сам, такой большой и злой.

Злой? Почему?

Ответ прилетел незамедлительно.

— Женька! — голос мужа отрезвил, больно ударив об асфальт реальности.

— Отпусти, — прошептала, упершись ладонями в широкую грудь Стаса.

Он послушно разжал руки, позволяя мне отступить на шаг и обернуться.

Сергей замер у распахнутых ворот и смотрел на меня со Стасом диким и горящим взглядом. Черт бы тебя побрал, Райский, с твоим иррациональным желанием подложить меня под другого.

— Что, Ева, муж дал зеленый свет? — насмешливый голос Стаса прошелся по оголенным нервам. Тем самым, которые он еще накануне выдрал из меня, да так и оставил не заизолированными.

Нет, Стас, на чувства мой муж никогда не даст зелёный свет. Потому что то, что я чувствую к тебе — не просто похоть. И Сергей чувствовал, не отпускал, только я уже все решила.

— А тебе не плевать? — развернувшись к нему лицом, отчетливо понимая, что оставляю за спиной всю свою жизнь. И что впереди – неизвестно. Да и гадать себе дороже. — Или так скучно, а, Беляев? Инстинкт охотника больше не возбуждает?

Его и без того темные глаза стали чернее ночи в один удар сердца, а рот исказил дикий оскал. Инстинкт охотника? Куда там…

Передо мной стоял самый настоящий хищник, одним движением разрывающий любого охотника в лохмотья. И сейчас его целью была я.

— Что ты, Бабочка, — понизив голос, промурлыкал он, только в каждом его слове слышалась неприкрытая угроза, — просто подумал, что ты обиделась на мой подарок.

Ещё как, до сих пор саднило внутри, только не сейчас в этом признаваться.

— Вот еще! — фыркнула, поддерживая игру и дрожа от с трудом сдерживаемых слез. — Просто пожалела тебя, дурака. Небось последние карманные деньги выложил, а?

И с удовольствием отметила выгнутую в немом удивлении некогда пробитую пирсингом бровь.

— Прости, вернуть не смогу, — вздохнула, словно и правда сожалела о тех проклятых бумажках. Все из-за них, даже этот глупый разговор. —  Так что придется тебе снова раскошелиться, Беляев. Я...

Так и не договорила, обескураженная его тихим, но таким искренним и проникновенным смехом.

— Блядь, Бабочка, — отсмеявшись, проговорил он, — с тобой не соскучишься. Но так даже веселее.

— Что ж, Беляев, тогда развлечемся вдвоем, — парировала, не отводя взгляда, утопая как в трясине в его глазах, на дне которых рос и ширился его персональный космос. Господи, помоги…

— Это будет незабываемо, — хохотнул он, делая приглашающий жест в сторону своего черного монстра.

В салоне джипа пахло зимой: сухим морозом и вьюгой. Настолько неожиданно, что я опешила, уставившись на севшего в водительское кресло Стаса. Я была уверена, что салон пропитан запахом своего хозяина и я готовилась дышать им, как спасительным кислородом, или, наоборот, задохнуться, потому что слишком много стало Стаса в моей жизни за одни сутки.

Стас перехватил мой взгляд, в одну секунду раскусив причину моей растерянности. Пальцами щелкнул по маленькому бочонку на красном шнурке, что болтался за зеркалом заднего вида.

— Милка поцепила. Сказала, что рядом со мной только одно желание – раздеться побыстрее. А это, — снова щелкнул своими невозможно красивыми пальцами по освежителю воздуха, — отрезвляет.

И вопросительно выгнул бровь, словно ожидая подтверждения словам своей племянницы.

А я смотрела на его пальцы, обхватившие руль. Длинные, идеальные.

И снова перед глазами эти самые пальцы, перебирающие черно-белые клавиши пианино. В ушах – музыка тихими переливами, болью по венам в самое сердце, сжимая то в крохотную точку за шаг до взрыва, что станет ярче сверхновой, мощнее, разрушительнее. А на коже его прикосновения.

Прикрыла глаза, вспоминая, как однажды он застукал меня за подслушиванием, потерявшуюся в его музыке. Поймал за руку, увлек за собой к пианино, а я не умею играть. Всегда мечтала научиться, но, видимо, Бог не дает слишком много. Меня он и без того одарил без меры. Стасу было плевать на мои заморочки. Он просто усадил меня перед собой, спиной к своей груди, положил свои пальцы поверх моих и…заиграл…нашими скрещенными пальцами, положив подбородок мне на плечо…

—  Снова витаешь в облаках, Бабочка? — насмешливый голос вытряхнул из прошлого.

— Вспоминаю, — ответила скорее машинально и тут же ощутила на себе черное пламя мужского взгляда. Оно лизнуло кожу, распалило румянец, сбило с ритма сердце, и пульс порвал артерии.

— Любопытно, что?

Покачала головой, мысленно пнув себя за неосмотрительность. Впрочем, я всегда была такой с ним. Предельно честной с обнаженной душой. И он бессовестно этим пользовался.

Как и в тот день, когда мы играли в четыре руки, став продолжением друг друга, спаявшись каждым атомом, разделив на двоих одно дыхание. Он приучил меня к себе, наплевав на мои жалкие попытки противиться нашему притяжению. И целовал затылок, шею, прикусывая каждый позвонок; прожигал дыры горячим дыханием, оставляя в душе незаживающие раны. И я позволяла ему эти ласки, даже когда он не просил.

А он умел и просить. Просто прикоснуться. Просто дать себе передышку, ненадолго укротить своих…наших демонов этими прикосновениями.

Щека к щеке. Кожа к коже.

И никогда больше, потому что где-то на подкорке я не забывала, какая пропасть лежит между нами.

Он мой ученик.

Несовершеннолетний мальчишка, которому захотелось новых ощущений.

И я…

Педагог с безукоризненной репутацией. Замужняя женщина и мать девятилетнего сына.

Тогда я безрассудно желала этого несносного мальчишку для себя. В свою постель, в свою жизнь. И эта жажда не иссякла даже спустя годы. Только сейчас у меня появился шанс подарить себе маленькую иллюзию сбывшейся мечты.

Вернее купить...

— У меня к тебе предложение, — выдохнула, заталкивая поглубже непрошенные воспоминания.

В бездну все! В бездонную, как сощуренные глаза Стаса. И в них снова воронки черных дыр, утягивающие без шанса на спасение.

— Ну давай, Бабочка, жги, — откинулся на спинку сидения, запрокинул голову и прикрыл глаза. А я лишь сейчас заметила ссадину на его скуле, как от смазанного удара. Мысленно отметила, что он долго не может принять удобную позу и слегка морщится, покручивая плечом. И это вовсе не последствия моей ночной истерики, хотя и следы моих ногтей, хоть и посветлели, но ещё не сошли.

— Тебя били? — на изломе дыхания, потому что легкие сжались до размера бусины, ссохшиеся без кислорода, которого снова не стало. И страх почесал затылок своей костлявой лапой.

— Херня, — усмехнулся уголком губ, — не забивай себе голову, Ева.

Не забивать себе голову? Волна негодования окатила снежным ветром, заставляя дышать часто-часто. Не забивать себе голову…вот что он обо мне думал. Не верил, что я могу о нем волноваться? Пусть так. Пусть не верит. Плевать. В конце концов, я здесь лишь с одной целью – спасти свою семью.

— Ладно, как скажешь, — сглотнула и облизала внезапно пересохшие губы.

— Вода в бардачке, — бросил устало. — И давай уже свое предложение, я заебался ждать, Бабочка.

Фыркнула его прозорливости. Он даже с закрытыми глазами видел каждый мой жест. Еще один выдох.

— Полтора миллиона в обмен на меня.

Ох, стоило произнести эту фразу, чтобы увидеть, как перекосилось лицо Стаса. Боль пополам с…нет, не изумлением, это слишком банально для Стаса Беляева.

В это мгновение он выглядел человеком с петлей на шее, у которого вытолкнули из-под ног стул, а он искренне не понимает, как попал в такую нелепую ситуацию, ведь умирать не собирался совершенно точно.