– Во многом с тобой согласен, – начал говорить Шопенгауэр. – Личный опыт лишь укрепляет имеющиеся взгляды, а у большинства людей в мое время эти взгляды были более чем невежественны. В этом-то и отличие осознанных и неосознанных людей: одни умеют анализировать себя, свои мысли и свое мировоззрение, другие – нет. И отсюда уже идет то, что одни могут заглянуть за ширму общепринятого, другие, опять-таки, – нет. – Шопенгауэр посмотрел с каким-то недоумением на Лео и спросил: – Ты пытаешься оправдать людское невежество? Но зачем?
– Тут встает такой вопрос: большинство людей открыто или на подсознательном уровне считают себя мудрецами. Если бы этого не было, тогда не существовало бы споров, а они возникали и возникают повсеместно (даже сейчас). Но нынешние споры я бы назвал дискуссиями. Считая свою позицию верной, человек автоматически признает неверным то, что имеет противоположное значение. Общаясь с человеком противоположных взглядов, кто-то может посчитать, что собеседник глупец, и не станет думать над его словами, а через время переосмыслит свои взгляды и поймет, что сам был неправ. Если человек развивается, такое случается постоянно. Всегда может случится так, что тот, кто казался глупым, окажется правым. И в чем разница тогда между глупцом и мудрецом, если оба поступают одинаково: отрицают то, что считают неправильным, и принимают на веру то, что согласуется с их ценностями и мировоззрением? Чтобы жить, необходимо во что-то верить, поэтому всегда будет то, что не соответствует нашей вере, а значит, будет и то, что мы станем отвергать. Вся жизнь – это сплошное переосмысление, как бесконечная спираль, которая отдаляется все дальше, а ты крутишься в ней и с каждым новым витком обретаешь более глубокое понимание вещей. Осознанным человек кажется тогда, когда преодолел множество таких витков. Конечно, есть те, кто с детства не меняют своих взглядов на вещи: как их научили, такими они и видят вещи, но вскоре ты понимаешь, что они вовсе не неправы, а правы в какой-то степени, как и ты, но все так же далеки от истины, как и ты.
Шопенгауэр задумался, кивнул, но ничего не ответил. Ему нечего было сказать.
– Ты читал Ницше, твоего последователя? Я тебе передавал его книгу, – продолжил Лео. – Ницше оспаривал философию Канта, хотя восхищался твоей. Ты же, в свою очередь, опирались на труды Канта. Все вы имеете разные взгляды, нередко противоречащие друг другу, и каждый из вас считал бы видение другого неполноценным. Каждый из вас признан тонким умом, вошел в историю, но никто из вас не был ближе к истине, чем любой студент в начале двадцать первого века. Студент мог мыслить иначе, но для вас его концепции показалась бы новаторскими, потому что эпоха сменилась вместе с пессимистичными взглядами прошлого. Вы бы могли посчитать его за глубокомысленного, если бы столкнулись с ним в беседе, даже оспаривая то, что он говорит. Он бы рассказал вам все то, что «изучил» из среды, хотя он и не сам до этого додумался. Он бы даже смог опровергнуть ваши концепции так же логично, как и вы его.
– Возможно, так и было бы, – вставил Шопенгауэр. – Но мы сами создали свою философию, а он лишь потребил имеющиеся взгляды общества. Это разные вещи.
– Но на любой ваш вопрос, он, вероятнее всего, мог бы дать ответ. Зачем он живет? Ради мечты. Какой? Семья, работа и т.д. Вы скажете ему, что жизнь пуста, а он не согласится. И вы оба будете правы, потому что неправых не существует. Как и совершенно умных и совершенно глупых никогда не существовало. Были лишь разные области знаний, разные навыки и умения. Гораздо важнее играет вопрос осознанности. И это больше всего видно в наше время, где каждый человек, пусть он ученый в симуляции или футбольный тренер школьной команды, одинаково уважаем в обществе и никто не считает себя выше другого. Однако, интеллектуально превосходить других для некоторых – потребность; это единственное, что укрепляет их веру в себя. Конечно, некоторые могут быть новаторами философской мысли, но вскоре и эти труды станут обыденными, простыми и очевидными. И разница между всеми людьми лишь в их восприятии, и посему по-настоящему мудрый человек вряд ли видит различие между собой и другими. Он знает, что каждый – абсолютно каждый – человек может его чему-нибудь научить; каждый знает то, чего он не знает. Философ – это специалист в области мировоззрений. И отличается от людей лишь тем, что имеет несколько различных видений мира, перенятых у своих предшественников и скрепленных своим субъективным жизненным опытом, или эмпирическим познанием, как вам угодно. Они такие же специалисты, как инженеры, которые ознакомились с различными теориями и экспериментами, и на основе полученных знаний конструируют что-то свое. Разница философии только в том, что она – неотъемлемая часть жизни любого человека. Концепция мировосприятия простого человека может быть даже правильнее, чем твоя, хотя он обычный дворник. Философия анализирует жизнь и говорит, как к ней следует относиться, но разве ты, несчастливый человек, сможете научиться счастью кого-то другого? Нет. И если ты не знаешь, что такое счастье, как ты можешь говорить, что такое жизнь? Твоя версия не сможет быть полной.
– Я тебя понимаю, – согласился Шопенгауэр. – С того момента, как мы впервые встретились, я многое переосмыслил. Здесь у меня не было прежних забот, и вместо горести и разочарований тут я получал то, что мне действительно было нужно. И только недавно я понял, что наедине с собой мне вовсе не было так хорошо. Я сам и отравлял свою жизнь негативными мыслями, а мир вовсе был не так уж и плох. И основное, что я извлек из всего этого – я был неправ. Я был во многом неправ. В своем поведении, в общении с другими и в своих пессимистичных взглядах на вещи. Возможно, ты прав, и превосходство в философии – это лишь иллюзия, которой любит тешится любой человек, потому что так повышается значимость его самого. Раз он разумнее, значит, еще нужен этому миру, как минимум тому, кто глупее него. И это успокаивает. Это успокаивало и меня в моменты, когда я чувствовал себя отвергнутым всеми. Я жаждал признания, чтобы ощутить свою значимость, и в конце жизни я его получил. Оно и успокоило меня, ведь впервые мир тогда представал перед мною не таким уж несправедливым и мрачным. И сейчас я чувствую себя абсолютно таким же, как и любой другой человек. Я разбит и не знаю, что правда. Ты забыл упомянуть еще одну особенность, благодаря чему осознанный человек чувствует свое превосходство – несокрушимая уверенность в своей правоте. А не это ли признак ограниченности? – спросил Шопенгауэр, и они вместе с Лео громко засмеялись.
Лео бросил взгляд в панорамное окно и увидел, как высоко поднялось Солнце над горизонтом. Должно быть, они проболтали с философом пару часов. И эта беседа, между прочим, Лео понравилась больше всех прежних. Возможно, тут имел место и тот факт, что он сам говорил очень много, а любому нравится, когда его выслушивают.
– Ладно, мне пора идти, – сказал Лео, встав с кресла и приобняв старика.
– Хорошего дня, Лео, – улыбнулся Шопенгауэр. – И не забывай там про меня, я рад пообщаться.
Сказав последнюю фразу, Шопенгауэр растворился в воздухе, а Лео упал на свое кресло и запрокинул голову, уставившись в потолок. Потом он вновь бросил взор в окно. Сейчас было 9:11 утра, но, к удивлению, никого не было на улице. Не было ни бегунов, ни прогуливающихся пенсионеров. Кестер тем и отличался от большинства городов и поселений, что здесь жили преимущественно пожилые люди или те, кто не хотел всецело переходить в виртуальный мир и принципиально оставались жить в настоящем. С утра и до вечера Кестер всегда казался живым. Зеленые коротко подстриженные газоны и аккуратные современные домики напоминали благоустроенные дома на каком-нибудь райском острове, только вместо воды Кестер окружали леса. Это место было для любителей природы, и хоть то же самое можно было увидеть в симуляции, многие все равно не хотели расставаться с реальностью. Хотя… что такое реальность?
Лео встал с кресла и – к его изумлению – полный энергии и сил спустился на кухню, чтобы приготовить себе завтрак. Слабость и усталость от бессонной ночи не давали о себе знать. Используя принтер *(так в простонародье называли устройство молекулярной сборки), Лео распечатал себе омлет, а за ним чай. Завтрак ничем не отличался от всех предыдущих, Лео даже не знал, какой сегодня день недели. И имело ли это вообще значение? Каждый день одинаков, любой день – это просто день, такой, каким он является на самом деле. На него больше никто не вешает ярлыки вроде «выходной», когда можно выпить, или «понедельник», который раньше большая часть населения планеты ненавидели. Хочешь выпить? Выпей. Собираешься начать бегать? Начинай. Не нужно ждать понедельника. Сейчас все стало просто. Раньше все проблемы так или иначе крутились вокруг денег, или по крайней мере всем так казалось, ведь финансы дарили свободу, возможности, отдых и наслаждения; бедность же в свою очередь награждала болезнями, стрессами, усталостью, нуждой, унижениями и подобным мало приятным вещам. Лео даже помнит то время, когда и ему страстно хотелось выбраться не просто на новый социальный уровень, не просто в другой социальный класс, он хотел обладать стольким, что не смог бы потратить, ведь навеянные иллюзии по поводу того, что деньги решат самые глубокие и важные человеческие проблемы, помрачали сознания миллиардов людей, в особенности тем, кто их не имел. Но деньги лишь создавали мнимое счастье, дарили мнимое уважение и мнимый титул в обществе. Но они не могли подарить любовь и собственное уважение к себе, зато обременяли лишним вниманием и, словно Дьявол, нашептывали про превосходство их владельца над теми, кто не смог так высоко подняться.
