– Ладно, давай, – кивнул Лео.
Они встали со своих пуфиков и спустились вниз по закрученной белой лестнице. Снизу их уже ждала Кайли – индивидуальный помощник Роджера, киборг, по совместительству подруга и домохозяйка. Кружки с чаем стояли на столе. Чай Лео был с молоком, какой он любит и обычно пьет, а Роджера – с лимоном, потому что сейчас ему хотелось именно с лимоном. Индивидуальные помощники имеют право считывать мысли своих хозяев, чтобы их услуги были более точными и компетентными.
В мире стало все гораздо проще, во многих отношениях ответсвенность с людей была снята. Не надо было говорить, чего вы желаете, даже если вам кажется, что вы еще не определились. Алгоритмы знали ваши желания лучше вас самих. Они угождали вам так, как не способен угодить ни один человек. Полное понимание людей, выполнение всех требований и подчинение прихотям, – и киборги стали не просто дополнением жизни, а ее основой.
Глава 2
Лео сидел у себя в комнате. Ему в голову впилась мысль, что наш мир – симуляция, и он никак не мог от нее отделаться. Возможно, это и правда, но как доказать? Он тоже раньше об этом думал, но какие имеются факты?
«ИИ. Он знает. Наверняка знает», – думал Лео, уставившись в полумраке в потолок.
В комнату проникал холодный лунный свет. Окно было открыто, и тюль, словно по воле блуждающего незваного призрака, постоянно вздымалась вверх от дуновений ветра за окном, а потом нежно опускалась вниз, словно пышное платье скачущей невесты.
«Я должен это доказать».
Лео чувствовал себя чужим в этом мире развлечений… в этом мире наслаждений и спокойствия. Здесь было все, что только можно пожелать. Философы всех времен склонялись к мнению, что счастье – это не большое количество радостных мгновений, а маленькое количество горестных событий. Счастье – это плод не радости, а, скорее, горя в малых дозировках. И сейчас, в мире, возможности всех тяжелых страданий были исключены, в том числе и естественная смерть. При желании сознание умирающего можно было загрузить в цифровой мир или даже в новое спроектированное тело. Люди могут не стареть, если захотят, и не умирать, будь их воля. В нынешних реалиях эвтаназия тоже допустима, и даже наоборот, стала не просто законной, а популярной вакциной от скуки, где люди могли наконец-таки обрести вечное блаженство. Сейчас люди не горевали по усопшему, они могли обратиться к симуляции и пообщаться с ним там. Цифровой клон не отличался от живого человека, был таким же настоящим, со всеми воспоминаниями прошлого. Люди не знали горя, могли избавиться от скуки, а если хотели, то могли обрести величие, власть и деньги в симуляции. Хочешь быть миллионером? Пожалуйста. Ты богат, у тебя шикарный дом и несколько гоночных машин. Хочешь стать звездой экранов? Пожалуйста! Слава и деньги – все это у тебя есть. И самое замечательное в этом то, что все эмоции, все переживания и ощущения такие же реальные, как и в настоящем мире. Чип воздействует на области мозга, делая симуляцию не отличимую от действительности, а персонажи в ней – такие же сознательные люди, как и ты, не подозревающие, что они – программы.
Сколько симуляций имеет каждый человек? Точно не одну и даже не пять. И все они исходят от одной, базовой ветки событий, от нашего спроектированного видоизмененного прошлого, подключаются к ней и создают свою дальнейшую вариацию событий. Люди не могут изменить основную симуляцию: прошлое существует само по себе, и когда люди входят туда, создается новая проекция потенциального развития событий, новая сюжетная ветка эволюции. Сколько ученных ломали голову над гипотезой мультивселенной, где существует множество миров, подобно нашему, только в других измерениях.
«Взять, к примеру, ту же многомировую интерпретацию Эверетта, – думал Лео. – Почти столетие назад была предложена теория, что события, происходящие с нами, могут не произойти в другом из наших миров. Если рассматривать на примере кота Шредингера, то даже если в нашей вселенной он оказался мертвым, то есть другая, где он еще жив. И так каждый раз, когда экспериментатор заглядывает в ящик»
Если бы физики прошлого и начала этого века хоть одним глазком узрели то, что мы видим сейчас, они бы удивились. Неужели это утопия? Неужели все тайны разганы? Неужели мы очутились в месте, где больше нечего создавать, где больше нечего улучшать, потому что и без нас все придумано. Не просто фундамент воздвигнут, а уже построен дом со своим интерьером, и единственное, что могут сделать люди – двигать мебель внутри этого дома. Хочешь быть ученым? Пожалуйста, у тебя целая симуляция в твоем распоряжении. Ставь опыты, эксперименты, все, что только взбредет тебе в голову, чип тут же спроектирует все это в виртуальном мире, и опыты там будут такими же настоящими, по тем же законам физики, что и в реальности. Но есть ли в этом радость? Есть ли наслаждение в экспериментах, где все открытия уже были сделаны, а все опыты можно узреть автоматически: в твоем распоряжении все знания человечества и даже некоторые знания ИИ.
Ныне каждый человек одинаково умен. Каждый человек равен друг другу. Больше нет никакой дискриминации, ведь каждый имеет не больше любого другого. Под предпочтения людей созданы поселки там, где раньше были пустыри, с помощью устройства молекулярной сборки переконструированы города в более комфортабельные и оптимальные жилые районы без всякой инфраструктуры. Больше нет такого понятия, как магазин, зато есть принтер, который распечатает бесплатно все, что пожелает человек: будь то мюсли с молоком или новый кухонный гарнитур.
Человечество, по большей своей части, довольно метаморфозами, но все-таки оставались мятежные души, чувствующие, что они находятся в неволе. Таким был и Лео. Но всем было на него наплевать, наверное, кроме разве что Роджера. Как-никак они уже вместе порядка тридцати пяти лет, с самого садика, и даже вместе переехали в Кестер. Но, признаться честно, Лео и раньше чувствовал себя отшельником. Он не родился каким-то особенным. Он был таким же, как и все дети, ходил в обычную школу и не отличался особенно глубоким пониманием какого-либо предмета. Но он начал потихоньку меняться, и вместо того, чтобы бегать за девочками в юношестве, он полюбил читать. У него была мечта: стать великим писателем. И чем больше он развивался, тем сильнее отдалялся от мира. И счастье свое он видел в достижении чего-то немыслимого, чего-то грандиозного, чего-то легендарного. Он хотел почувствовать свою уникальность, хотел, чтобы это признали все, пусть и не давал себе отчет в этом. Хотел, чтобы его книги были мировыми бестселлерами, чтобы их читали миллионы людей по всему миру. Его мечта сбылась, но на этом все не остановилось. Лео достигал новых высот, стал по-настоящему великим. Но теперь он здесь. Обычная посредственность. Как и остальные. Просто Лео. Просто никто. Один из многих, где все равны, все, хоть и разные, но необычайно одинаковые. И Лео был несчастлив.
Лео знал, что его несчастье не связано с тем, что он больше не стоит выше людей, и тем более никак не связано с тем, что остальные даром получили то, к чему тяжелым трудом шел он сам. Если бы его мучало тщеславие, то ключ к освобождению был в его голове. И не в подавлении этого чувства, что было бы актуальным раньше, а в насыщении им. Он мог подключиться к симуляции и обрести там величие, пусть хоть не собственно нажитое. И он пробовал. Наверное, каждый пробовал себя в разных ролях. Лео вновь становился миллионером, пробовал себя в качестве инженера и ученого, но больше всего ему нравилась роль преподавателя. Ему нравилось быть учителем в обыкновенной школе или преподавать в университете, но сейчас он крайне редко использовал симуляцию. В реальном мире он не мог воплотить мечты – не было школ, ведь необходимости в них не возникало, так что Лео мог заниматься педагогикой только в симуляции.
Целое столетие система образования оставалась напрасной тратой времени и сил. Пробный период жизни, как могло показаться тем, кто не углублялся в суть поверхностной образовательной программы, которая лишь могла расфокусировать внимание студентов на мелочах, а не привлечь внимание к их жизненной цели. Ведь никому из студентов не помогли лекции, чтобы понять, чего они хотят от жизни, чем они хотят заниматься и что им по-настоящему нравится. Школы давали кучу бесполезного хлама, но никаким образом не способствовали распознаванию потаенных внутренних желаний и обнародованию скрытых талантов, поэтому всегда было так много бедных, жалких и вечно всем недовольных людей. Не потому что они были глупыми, а потому что они не знали, чего хотят. Люди работали, зарабатывали деньги, растили семью и умирали. Их жизни казались однообразными, скучными и безвкусными, и лишь немногие могли пробиться. Пробиться – это вовсе не означает заработать. Заработать деньги не трудно, трудно быть счастливым и осознанным. А сейчас все это подавалось на блюдечке. Люди пробовали себя в разных специальностях еще смолоду, поскольку не были обременены бесполезными занятиями в учебных заведениях. В симуляции было не страшно уволиться с одной работы и найти другую, ведь это всего лишь игра. И люди, запертые в симуляции, кажутся ограниченными, а игроки для программ – безрассудными. Многие начинали с самого нуля, некоторые даже голодали в симуляции ради своей мечты и добивались своих целей. Кто-то своими трудами зарабатывал состояния, кто-то находил призвание в каких-нибудь точных науках, просиживая целый день за экспериментами и грудами учебников, ведь в симуляции первого уровня *(симуляция, где все эмоции и чувства точно такие же, как в настоящем мире, чтобы люди могли проверить себя на прочность и по-настоящему вжиться в роль) знания с чипа были недоступны. Именно симуляция первого уровня была самой востребованной, она и помогала бороться людям с экзистенциальным кризисом. Там у многих протекала, можно сказать, вторая жизнь. В симуляции зрелые люди, вроде Лео, пытались наверстать упущенное, пытались стать теми, кем всегда хотели, но Лео таким был всегда. Ему не нужно было что-то наверстывать, он достиг всего еще в молодости и был на вершине горы до самой технологической сингулярности.
