— Да, наверное, столь частое общение с плебеями коробит душу. — Девушку немного смутило, как просто она выдала эту насквозь клишированную аристократическую фразу. Но она на самом деле так думала, к тому же слышала, что у столичных офицеров принято презирать своих солдат. Да и, похоже, ее собеседник тоже начал чаще дышать, и без корсета.

— В грубости есть и свои преимущества. — Коронный лейтенант прижал девицу ближе к себе крепкой рукой воина. Чувствовать под рукой нежное, трепетное женское тело, принадлежащее не рабыне и не проститутке, было на удивление приятно.

— О. Осторожнее сударь, мой брат заметит! — Щеки ее чуть заметно зарумянились, однако отстраняться Лили не спешила. Он был твердый и горячий, наполненный здоровой силой, девушка внезапно почувствовала себя очень защищенной. Но разум вопил, что она в опасности светского конфуза.

— А кто же ваш брат, моя дорогая? — Драгун в притворном страхе осмотрел зал. И ему самому и, похоже, его спутнице понравилось, что на самом деле драгун совершенно не страшится ни брата, ни скандалов, с ним связанных.

— Тот молодой человек, что танцует с этой разукрашенной позеркой виконтессой де Бегари. Вон там, — девушка кивнула головой в сторону Мелонье, кружащегося в танце с эффектной блондинкой в розовом атласном платье с множеством жемчужных подвесок. Лили внезапно стало не до объятий, вернулся давешний страх, что так часто мучал ее. Девушка никогда не одобряла занятия брата.

— Вижу, де Бегари вас волнует больше, чем гнев брата. — Закинул удочку лейтенант.

— Мой брат очень ценит меня, и весьма дотошно заботится о моем спокойствии и благополучии, мы ведь сироты, но да, да простит меня Единый, Элизабет де Бегари — это просто великосветская шлюха, — Заглотила наживку Бартолла.

— В чем же столь страшный грех ее состоит, что вы столь раздражены ею сударыня?

— Это мерзкая, беспринципная и в высшей степени подлая охотница за приданым, — Лили осеклась, — но вы же благородный человек, месье де Рано?

— Безусловно, о моя госпожа. — Очень серьезно, но с долей игривости согласился драгун. Предварительный успех был достигнут, по глазам, по тону, по изменению в лице партнерши по танцу, драгун понял, что сейчас будет откровение. Хотя ему хотелось еще немного просто поприжимать ее к себе.

— Пусть это останется меж нами. Чтоб в дальнейшем вы помнили о подлости некоторых личностей и не попали впросак. Виконтесса де Бегари это просто что-то чудовищное. Она конфидентка герцога Морпаньяка. — Девушка перевела дух, продолжая круженье, мысли о змее, кружащей ее брата, приводили Лили в ярость и отчаяние. — Она своим дьявольским обаяньем уже охомутала трех несчастных: барона де Номри, которого прочили в министры, графа де Лато, в знатности соревновавшегося с герцогами и шевалье де Триссмэ, — Она понизила голос до еле слышного шепота, — агента Тайной Канцелярии, доверенного!

— Немалый грех, — Мрачно согласился лейтенант. «Де Мелонье явно известно, с кем он танцует, парень очень собранно держится».

— Еще бы — ей перешли деньги, земли, титулы, а наследники почти всегда оставались ни с чем. Герцог же само собой покрывает и защищает ее, ведь с каждой этой смертью его влияние при дворе и делах торговых росло невообразимо, эта, эта! — Девушка опять задохнулась, щеки чуть больше раскраснелись, — Блондинка! Помимо этого она врет, ворует, интригует, предает, влезла в политику полностью, вертит хвостом, руша при этом карьеры, судьбы, давние союзы и крепкую дружбу.

— А какое вам дело до этого, сударыня? — Приступ ярости был настоящим, Антуан был поражен. «Она так любит брата? Или так ненавидит де Бегари? Или все сразу. Какой фонтан эмоций».

— Во-первых, — серьезно произнесла Лили, волшебство танца исчезло, но ее это не расстроило, почему-то Бартолла считала важным все прояснить — Такое зло должно быть наказано. Во-вторых, — девушка помрачнела. — Я просто надеюсь, что Алан с ней справится.

— Справится?

— Ой! — Де Мелонье смутилась, поняв что, похоже, сболтнула лишнего — Я всего лишь надеюсь, что она не затащит его в свои сети…

— Не волнуйтесь, моя дорогая, — Де Рано еще крепче прижал к себе трепещущую девицу, что пришлось по нраву им обоим — я уверен, что ваш брат сумеет постоять за себя на любовном фронте, и, если пожелаете, я сделаю все, что в моих силах, дабы помочь вам.

— Да, у него есть опыт, — Бартолла улыбнулась, и, уличив момент, когда на них никто не смотрел, — Благодарю вас месье, — Поцеловала Антуана в щеку, немного испачкав в губной помаде.

«Значит, он должен с ней справиться? Занятно». Подвел итог беседе Антуан. А затем непроизвольно нежно коснулся щеки, где затухало тепло поцелуя.

Обязательные танцы закончились, и коронный лейтенант решил передохнуть, прогуляться за пределами танцевальной площадки зала, у стен, где стояли игральные столы и кушетки, а официанты из представителей анималистических рас — в основном заи с козлорогими, разносили разнообразные закуски и игристое вино.

Алан де Мелонье оказался весьма популярной фигурой досужих бесед. Тихий ученый был заправским сердцеедом, прославленный победами на амурном фронте не менее, чем своими исследованиями и поэмами. К тому же не обошлось и без скандалов — за последний год десяток дуэлей с рогоносцами и неудачливыми конкурентами, проведенных для Алана Бенедиктом. Самоубийство отвергнутой любовницы маркизы Селесты де Ноккерми. И множество разбитых сердец. Бенедикт же, как оказалось, далеко не всегда был рядом с ученым. Похоже было на то, что он появлялся только, когда Алан впутывался в очередную опасную любовную интригу, и по мере сил решал ее последствия. Косвенно эти данные указывали, что Алан де Мелонье это весьма непростой ученый и поэт, за этими масками скрывался кто-то более значительный в делах мирских, маски — это всегда опасно.

Наконец Антуану повезло, прогуливаясь меж отдыхающих от безумия танцевальных страстей, он краем глаза заметил вспышку пурпура в свечном сиянии зала и узрел персону, занимавшую сегодня его мысли. Алан де Мелонье увлекал на один из прохладных балконов высокую, грациозную женщину с царственной осанкой, одетую в изумрудное платье с высоким воротником, распущенные темно-зеленые волосы и обилие сияющих колец выдавали в ней магессу, притом высокого класса.

У входа на балкон встал Бенедикт.

— Святой отец, — Де Рано подошел к норманиту, внутренне содрогнувшись — Вы не могли бы мне растолковать значение одного богословского вопроса, уже давно занимающего меня.

— Я лишь смиренный монах, — Голос его был жестким и холодным. Голос человека, привыкшего убивать и разговаривать с вдовами, — Но мой долг — по мере сил моих осуществлять вспомоществование мирянам в поисках истины духовной.

Норманит был недоволен — сейчас, когда подопечный впутался в очередную глупость — каприз слабого сердца, — за ним нужен был глаз да глаз. С другой стороны — среди маловеров этого бала, вопрос о богословии подкупал. Хотя и исходил от персоны чем-то внутренне подозрительной Бенедикту.

— Благодарю, святой брат. Вот что волнует меня — если воин, окруженный обрядом и тщание на службе у церкви проявляющий, вдруг в сече будет схвачен безбожными амиланийками, кои подвергнут его поруганию и кастрации, а после на галеры отправят и заставят тянуть рабство на них, направляя корабли против единоверцев. Не скажется ли сие на бессмертной душе оного страдальца, предопределив перерождение ничтожное, несмотря на тщание прошлое? — Драгунский лейтенант незаметно повернул пуговицу на камзоле, заставив сработать подслушивающий колдовской амулет, временно безмерно усиливший его слух. Общаться с норманитом было безрассудно, но на балконе явно происходило нечто важное. А подслушивать в беседе безопасней, чем из-за угла — меньше подозрений.

Нетренированного человека возникшая в голове какофония зала могла бы убить, но де Рано был готов, он сконцентрировался, отделил лишнее и, продолжая беседу с норманитом начал слушать беседу, происходившую на балконе тем временем: