– Я знаю, о чем ты думаешь. Но я тебя предупреждаю: не смей… Больше никогда в жизни не смей даже думать жалеть меня! – Вэйланд вдруг вскинул голову и впился в меня своим холодным и ужасающим взглядом. – Твоя жалость заставляет меня чувствовать себя слабым. Если ты хочешь что-то сказать, то говори прямо и смотря мне в глаза, а иначе не слуга ты мне больше!
И Вэйланд отпустил поводья моего коня и ускакал вперед. Монсеньор… Простите, простите вашего глупого слугу! И как же я не смог понять такой простой истины? Я впился ногами в бока моего коня и погнал того к воротам дворца. Конечно, ведь монсеньор – это гордый граф фон Ребель, и ему не знакомо такое понятие, как смирение. Отныне и навсегда я буду лишь прикрывать его спину и не стану врать или таить от него хоть что-то!
Я быстро догнал Вэйланда и, не отпуская поводий, прижал правую руку к сердцу, слегка склонив голову.
– Монсеньор, я вел себя недостойно. Молю о вашем прощении и смиренно жду наказания.
Я не смел поднимать головы. Я ждал. Ждал хоть какой-то реакции от Вэйда. Молчание, прерываемое лишь храпом лошадей и цоканьем копыт, давило на меня и заставляло прижимать руку к сердцу все сильнее. Монсеньор молчал. Я не знаю, смотрел ли он на меня или же не счел это нужным, но надежда, смешанная с чувством вины и раскаяния, не позволяла мне поднять головы и взглянуть в глаза монсеньору.
– И долго ты собираешься сидеть в седле и бездельничать? – прервал эту мучительную паузу голос монсеньора. – Давай, придержи Черта, дабы я смог спешиться!
Я радостно поднял голову и увидел промелькнувшую улыбку на губах Вэйда. Хвала Богу! Я поспешил выполнить приказ Вэйланда. Граф легко спрыгнул с коня и отдал поводья конюху, а затем шепнул тому несколько слов. Конюх кивнул головой и знаком приказал мне следовать за ним. Я повиновался. Мы оказались в королевской конюшне. Здесь стояли десятки прекрасных рысаков всех мастей! Между третьим и четвертым стойлами был небольшой сундук. Конюх, открыв его и поискав рукой что-то, выудил из него одну пару штанов и свежую белоснежную камизу. Жаль только, что они не подходили мне: штаны оказались слишком широкими, а камиза – слишком длинной. Но с этими трудностями я смог справиться, попросив у конюха ремешок, заправив рубашку в штаны и подвернув рукава. Вскоре конюх любезно согласился провести меня до тронного зала.
Вступив в коридор перед залом и взглянув в проем, я снова почувствовал себя лишним. Слишком все красиво и величественно для такого маленького человека, как я! Вэйланд стоял посередине зала, скрестив руки на груди и сурово, но с небольшой смешинкой во взгляде, смотрел на меня. Я снова попытался попросить монсеньора покинуть это место, однако на все мои мольбы и уговоры граф отрицательно качал головой.
– Пойми, Петр, тебе рано или поздно придется предстать перед королем, так что пусть это произойдет сейчас, когда я рядом.
– Монсеньор… Но почему мне…
– Петр, дьявольское отродье, не задавай глупых вопросов! Если я сказал, что ты предстанешь перед королем, значит, ты обязан это сделать!
Мне ничего другого не оставалось, кроме как повиноваться.
Я огляделся. Перед моим взором предстал трон из красного дерева с золочеными ручками и бархатной обивкой. Короля не было в зале.
– Bastardo! И этот мальчишка заставляет меня ждать? – Вэйланд недовольно постучал носком своих сапог по мраморному полу и закинул руки за голову.
– Монсеньор! А может, не стоит так отзываться о его величестве? – робко спросил я, ощущая, как чувство неуюта все плотнее стягивает горло и заставляет говорить чуть ли не шепотом.
– А что мне этот король может сделать? – зевнув, лениво отозвался Вэйд.
– То же, что и с твоими родителями сделал мой отец, наглец! – громко произнес тонкий голосок, а затем из соседней комнаты вышел мальчик лет десяти на вид.
У него были темно-каштановые волосы, квадратный подбородок с мягкими, еще детскими чертами лица и маленькими зелеными глазками. Его взгляд был наполнен скорбью и печалью, но вместе с тем отражал гордость и самоуверенность. Отец рассказывал, что скрывать свои эмоции и чувства для королей – важнейшая задача. Что ж, я не могу сказать, что юный государь добился хороших результатов, однако и не признавать его умения держать себя в руках я не могу.
Я опустился на одно колено, поднеся свою правую руку к сердцу. Монсеньор же не спешил кланяться.
– И что это означает… Ваше Величество? – опустив руки, медленно произнес Вэйланд.
Вот взгляд монсеньора меня пугал гораздо больше, чем взор юного короля. И хоть лицо монсеньора оставалось спокойным, его серебряные глаза сверкали, будто маленькие молнии, показывая все ненависть к королевскому двору.
– Я прикажу казнить тебя за дерзость! – вспылил мальчик и нелепо взмахнул ручками, украшенными золотыми кольцами. На одном из них я смог различить зеленый камень с каким-то цветком, вырезанном на нем.
– Так чего ждешь? – вызывающе бросил Вэйланд и подошел чуть ближе к трону маленького короля.
Юный государь не сдержался и отступил на шаг, но его лицо все так же выражало уверенность. Боже правый, если так продолжится, меня не просто в тюрьму отправят! Меня повесят!
– Монсеньор, не надо! – взмолился я, схватив Вэйда за руку.
– Замолчи, Петр, – отбросив меня назад, рыкнул граф и уже с нескрываемой яростью взглянул на короля.
Король отступил еще на шаг.
– Да как ты смеешь? – крикнул мальчик, хватаясь за ручку трона. – Как смеешь ты, опозоренный граф, так говорить с твоим королем?
Вэйланд опустил голову и подождал пару минут. Чего он ждет? Стражей? Господи, защити моего безрассудного господина! Вдруг Вэйланд резко поднял голову и уже тихо спросил:
– Что, Ваше Величество? Сложно карать вассалов? Сложно чувствовать, что отвечаешь за чью-то жизнь? Сложно управлять целой страной? Конечно сложно, но если вам так повезло, и вы это бремя взвалили на себя, то не стоните как побитый щенок! Bastardo, и что с того, что отец скончался? И что с того? Смерть родителей еще не конец света, а вы ведете себя так, будто трон принадлежит не вам! Да что ты за правитель такой, если не в состоянии противостоять мне, униженному и брошенному на самое дно графу?
Король не нашелся что ответить, он лишь величественно и одновременно боязливо смотрел в сверкающие глаза монсеньора.
– Мессир Вэйланд, прекратите это немедленно, иначе поплатитесь головой за свою дерзость, – степенно сказал чей-то бархатистый голос.
Я обернулся и взглянул в сторону, откуда доносился голос. В проеме, откуда прежде вышел король, появился мужчина лет пятидесяти на вид с поседевшими висками, но ясными и полными спокойствия голубыми глазами, носом с горбинкой и тонкими бледными губами. Он был облачен в длинную изумрудную тунику и такого же цвета манто4. Мужчина медленно подошел к королю и вежливо поклонился. Затем проследовал за трон государя и встал позади маленького короля. Филипп I проследовал за мужчиной и сел на трон. Таинственный мужчина долго и пристально смотрел на монсеньора, и Вэйд все-таки не выдержал. Он развернулся и медленно подошел ко мне. Затем он обернулся лицом к королю и вежливо поклонился.
– Думаю, теперь можно начинать, – удовлетворившись таким решением, произнес мужчина. – Меня зовут граф Фландрский Бóдуэн Пятый. Я являюсь регентом его величества Филиппа I. Недавно мне сообщили, что ваш слуга Петр Амьенский оскорбил одного из дворян. По указу его Величества, за такое нарушение крестьянин обязан получить заслуженное наказание, и мы должны провести суд на ним. Однако барон и шевалье не предоставили вещественных доказательств сего проступка, к тому же они не сообщили, что провинившийся еще ребенок. Ваше Величество, я считаю, вам стоит отпустить их и не созывать собрание. К тому же, я настоятельно рекомендую пересмотреть ваш указ об оскорблении дворян крестьянами и вашем личном рассмотрении каждого дела.
