– Петр, – как-то слишком тихо приказал Вэйд.

Проклятие, да что за странное аббатство?

– М-мы… Меня и монсеньора, – последнее слово вырвалось как-то слишком жалобно, – направил сюда его Величество король Фла… То есть Филипп I…

– Король Фла? Кто этот человек? – зацепился за мои слова граф и продолжил пристально смотреть в мои глаза.

Король Фла? И почему я вдруг графа Фландрского захотел назвать королем? И отчего по моему телу пробежало стадо мурашек? Я же не могу… Не имею права на страх! Я… Обязан забыть о своем страхе! Так почему?! Почему я сейчас еле сдерживаю себя, чтоб не задрожать и не упасть на колени, закрывая руками лицо? Мне… Страшно вспоминать того человека, так почему я его снова вспомнил?

Аббат ждал. Я собрал всю смелость воедино и, посмотрев прямо в глаза Гуго, решил рассказать правду.

– Кюре Гуго! Нас с монсеньором прислал сюда его Величество король Филипп I, чтобы мы больше не покидали это Аббатство! – выговорил я на одном дыхании.

Посмотреть на монсеньора у меня не хватало духу.

– Значит, вас изгнали? – уточнил Гуго.

Я промолчал.

– Вот как. Получается, вам нужна наша помощь?

Я снова промолчал.

      Аббат прикрыл глаза, потер переносицу и обернулся к монахам.

– Мои сыновья! – громко произнес аббат. – Этим детям, а отныне и нашим братьям нужна наша помощь и помощь Господа Бога! А значит, помощь будет оказана.

– Да, кюре Гуго! – дружно произнесли монахи, хотя минуту назад готовы были чуть ли не убить нас.

– Это необычное Аббатство, – продолжил Гуго, обернувшись и посмотрев на нас, – здесь тренируют молодых последователей великой Клюнийской веры, обучают их ратному делу и молитвам, дабы построить идеальный мир без войн. Отныне вы тоже присоединяйтесь к этой вере.

Я опешил. Что… это за Аббатство? Что он имеет в виду под идеальным миром без войн, и как он хочет добиться его? Что это за великая Клюнийская вера? Почему здесь обучают ратному делу монахов? Неужели это… Военное аббатство? Неужели… Это именно то место, которое мы так упорно искали?

Я мельком взглянул на монсеньора. В его глазах читалось недоверие и сомнение, но я увидел маленький, теплый уголек безумной надежды на чудо. Чудо, что это все правда!

– Вот только… – внезапно продолжил Гуго и посмотрел на монсеньора, – мы не можем принять сразу двоих последователей. Лишь один из вас попадет в Клюнийское Аббатство, другой же лишится языка. Чтобы слуга прошел, сеньор должен отречься от него, а чтобы сеньор мог войти, вассал должен покинуть службу.

Воцарилась тишина. Было слышно пение птиц, тяжелое дыхание монахов, легкий порыв ветерка и хруст кулачных костяшек монсеньора.

– Как вы не можете принять сразу двоих? – едва держа себя в руках, спросил Вэйд.

– Мы не можем принимать вассалов и феодалов. Мы принимаем лишь равных.

Я вздрогнул. Равных? Чтобы слуга стал равным господину, он должен отречься от него?

Отречься? Забыть о монсеньоре? Забыть о том, как мы переживали все трудности, как он не раз спасал меня, и как я не раз помогал ему? Как мы вместе смеялись и плакали? Просто… Забыть о том, ради кого я живу? Нет, я не могу на такое пойти! Да и еще… Что значит его высказывание «лишиться языка»? Он что… Действительно вырвет его?!

– Я… Нет, пусть все идет прахом! – внезапно крикнул Вэйд и поднял голову к небу. – Я никогда не отрекусь от своего имени и от своих слуг! И пусть… Пусть я больше никогда не увижу Петра, пусть у меня нет будущего, но я не утяну Петра в ту же пучину! Проклятый Бодуэн, пускай сгорит в Аду за это! Пускай… Пускай Петр отправляется в это проклятое Аббатство! Взамен же я обещаю молчать о том, что здесь происходит…

Сказав это, граф развернулся и, выхватив из моей руки поводья Черта, направился назад, к Амьену… Монсеньор… Нет… Нет, вы не посмеете!

– Значит, ты отрекаешься от слуги? – переспросил Гуго скучающим голосом.

– Нет, – не оборачиваясь, ответил Вэйд, – Я же сказал, что никогда не отрекусь от своего слуги. Вы поставили условие, что войти в это проклятое Аббатство может только один, а это означает…

Я быстро догнал господина и встал перед ним, закрывая ему дорогу.

– Монсеньор, вы не должны уходить! Вы так долго шли к своей цели и теперь просто не имеете пути назад!

– Неужели ты хочешь отречься от меня! Тогда правильно будет, если тебе язык отрежут! – вдруг вскричал Вэйд, но в его глазах я заметил какое-то другое чувство… Быть не может! Неужели это… Грусть?

– Я… Никогда не смогу отречься от вас, ведь я поклялся в верности вам! А языка мне не жалко, ведь и он, и руки с ногами, и голова, и даже душа принадлежат вам! Ведь вы… Мой сеньор!

– Достаточно. – произнес Гуго и махнул рукой, приглашая нас внутрь. – Вы оба теперь можете зайти и стать нашими братьями.

Я… Широко раскрыл глаза и, не веря собственным ушам, уставился в спину аббату.

Что? Что… Он только что сказал? Мы оба… Теперь можем войти? Судя по выражению лица монсеньора, он так же ничего не понимал. Что же… Все это значит?

– Шевелитесь, шав… точнее, братья наши меньшие, иначе мы оставим вас снаружи! – крикнул монах со шрамами и тоже направился к воротам.

Опомнившись, мы с монсеньором одновременно побежали к воротам. По дороге я схватил повод Марли и потащил его за собой, благо смирное животное не сопротивлялось. Монсеньор же вскочил на Черта ударил тому в бока. Я последовал примеру Вэйда и, сев на Марлю, погнал его, моля, чтоб животное не заупрямилось. А створки медленно сближались, оставляя совсем маленькую щелочку, через которую можно было увидеть лучи заходящего солнца. Щелочка последней и совершенно безумной надежды становилась все уже… Монсеньор влетел на всем скаку, за мной же почти сразу захлопнулись ворота. Успели! Марля сильно храпел и уже стал подгибать ноги. Я поспешно спрыгнул с него и подвел животное к монсеньору. Тот сам спешился и подошел к стоящему неподалеку аббату.

– Не могли бы вы пояснить, что именно произошло за воротами? Что это было за странное условие? Что это за аббатство? И что это за идеальный мир без войн? – монсеньор говорил спокойно, но видно было, что он едва сдерживается, чтобы не ударить самого аббата за такие поступки.

– Как я уже говорил, это необычное аббатство и равенство – не главная цель, которую преследует Клюнийская вера, – спокойно начал Гуго. Неужели он действительно не замечает беснующийся огонь в глазах Вэйланда? – Нет, равенства в мире не существует и никогда не могло существовать. Люди не равны с самого рождения, это и есть основа мира. Только благодаря неравенству люди живы. Однако из-за непонимания и нежелания понимать люди ссорятся и, как следствие, начинаются бесконечные войны. Клюнийцы стремятся достичь мира. Чтобы неравные люди с разными способностями и разными желаниями смогли понимать друг друга без мечей и войн. Мы преследуем…

– Идеальный мир, – тихо произнесли мы с монсеньором вместе.

Гуго прикрыл глаза. То есть… В этом аббатстве люди не равны, однако они живут мирно, без ссор… Как они этого достигают?

– З-значит, это было…

– Испытание. В Аббатство принимают не каждого путника даже помолиться, не говоря уже о принятии в братство. Я должен был убедиться, что вы не будете жертвовать всем ради достижения своей цели. Это второе правило Клюнийского Аббатства.

– Ничего не понимаю, – тряхнул головой монсеньор, – аббатство – это место, куда приходят нуждающиеся люди, место, где все равны. Как же может быть, что в нем изучают ратное дело и принимают далеко не каждого нуждающегося?

– Это необычное аббатство, – терпеливо повторил Гуго, не открывая глаз.

– Но такого просто не может быть! – крикнул в ответ монсеньор.

– Почему?

– Потому что монастырь – это святилище Бога! А перед Богом все равны!

Вэйд тяжело дышал, и в его глазах беспрерывно сверкали молнии, одна за другой.

Воцарилась тишина. Кажется, даже птицы стали тише петь. Я боялся даже вздохнуть. Что же скажет аббат на столь очевидную вещь?