Подобных неписанных правил очень много и их просто нужно принимать и выполнять. И только тогда можно надеяться на долгий и благополучный брак с мужчиной, как теперь принято говорить, кавказской национальности.
Большую часть жизни я прожила в России и меня никто ничему не учил. И мама у меня была русской. Но несмотря на это, я всегда знала, какой должна быть грузинская женщина. Думаю, это кровь, как говорили в «Мастере и Маргарите».
Что касается мамы, то, к сожалению, она была типичной русской женщиной, которая обижалась даже то, что при ней говорят по – грузински. Значит, как она считала, подговаривают мужа развестись с ней. В данном вопросе, как не странно, она была права. Тетя Нателла не теряла надежды на то, что ее брат одумается и разведется с «русской».
В селение мы прожили месяц и папа понял, что ради сохранения семьи, нужно переезжать и жить самостоятельно. Тетя работала главным бухгалтером на местном мясокомбинате и смогла устроить папу водителем. От комбината мы получили и квартиру, в так называемом, «русском» районе. Он был создан для воинской части, которая находилась в окрестностях Чиатуры. Основными жителями района были офицеры советской армии с семьями.
Двухкомнатная квартира на третьем этаже стала первым приличным жильем нашей семьи. Мама, которая умела при помощи незначительных деталей создать уют и комфорт, навела порядок и мы счастливо зажили.
В июне наша маленькая семья увеличилась – родилась Лена. Правда, почти неделю ее звали Наташей…
Так как меня, в свое время, мама назвала Лейлой, чтобы угодить мужу, то ожидая второго ребенка, она хотела назвать его русским именем, о чем неоднократно говорила нам с папой. И когда родилась девочка – она стала звать ее Наташей. Мы с папой были не против.
Через неделю, в день выписки, папа принес свидетельство о регистрации ребенка. На грузинском языке. Соседка по палате, которая знала русский, взялась прочитать и перевести.
Через минуту, она сказала маме, что в свидетельстве написано совсем другое имя – Елена.
– Как Елена? Я же неделю зову ее Наташей…
– Не знаю, но здесь так написано. Елена!
Мама была вне себя от негодования. Когда за ней с вещами явился папа – она потребовала объяснений. И он, как ни в чем не бывало, сообщил:
– Нашу старшую дочь зовут Лейла. Вот я и решил, что будет хорошо, если вторую девочку тоже будут звать на букву «Л», например, Лена.
– Но в свидетельстве не пишут «Лена», а Елена»! Черт ты, нерусский! Что с тобой делать? Пусть будет Лена! – сказала мама.
Ко времени, когда родилась Лена, мне было чуть больше 2-х лет, но несмотря на это, последующие события из жизни нашей семьи, я помню хорошо.
Итак, папа работал, а мама занималась нашим воспитанием. Так как мы жили среди русских людей, то проблем с общением ни у меня, ни у мамы не было. Разнообразие нашей жизни придавали поездки по выходным в селение к бабушке или в гости к дядям: Валико и Сосико. К тете Нателле или мамиде, как звали ее по-грузински, папа ездил один. Возвращался, как правило, грустный и немногословный. Тетя настаивала на разводе и постоянно предлагала разные варианты того, как это лучше сделать. Например, такой: оставить меня с папой в Грузии, а маме с Леной помочь переехать в Россию. Папа выслушивал предложения и, в свою, очередь предлагал смириться и заключить с мамой перемирие. Но мамида была непреклонна…
Как-то на неделю к нам приехала бабушка. На меня, ребенка, она произвела невероятное впечатление. Тонкие пальцы в кольцах, на запястьях – серебряные браслеты, платья из натурального шелка и резная трость, на которую она опиралась. Я сразу подумала, что папа был на нее похож: такой же красивый, кудрявый и голубоглазый (единственный из всех детей).
Мне, в подарок, она привезла несколько старинных шифоновых платьев и юбок, а также нитки и швейные иголки. Она разрешила мне разрезать платья и сшить одежду для кукол.
Несмотря на недовольство мамы, которая боялась, что ребенок пораниться, я была невероятно счастлива. И главным образом, потому бабушка, которая показала мне первые уроки швейного мастерства – не относилась ко мне, как к ребенку. С этого времени, мода и стремление самой создавать одежду, остались со мной навсегда. В юности, я даже буду выпускать молодежную одежду под маркой «Фактор – С».
Жизнь в Грузии, несмотря на наличие родственников, была тяжелой. В Чиатуре заработать приличные деньги на содержание семьи можно было только на шахте. Там работали папины братья. И они, зная, на собственном опыте, что работа на шахте – это болезни и ранняя смерть – были категорически против того, что там работал папа.
И вот в то самое время, когда папа размышлял над тем, как нам жить дальше – ему позвонил двоюродный брат – Тамаз, тот самый, который когда-то организовал поездку на Дальний Восток. Он рассказал, что один его знакомый, на протяжении нескольких лет, ездит на заработки в Восточную Сибирь, а точнее, в Бурятию. По его словам, с апреля по ноябрь, члены грузинской бригады, которая набирается в Чиатуре, строят в Бурятии различные крупные социальные объекты: школы, детсады, больницы. С наступлением зимы возвращаются домой, заработав приличные деньги. Как оказалось, именно сейчас и шел набор в бригаду, которая в конце месяца должна была поехать в село Бичура.
Когда папа рассказал о предложении Тамаза, мама, естественно, выразила свой протест, но затем, взвесив все «за» и «против» – родители решили попробовать. И в начале апреля папа и Тамаз уехали в далекую Бурятию.
Теперь, каждый месяц, из далекого села Бичура, нам приходил денежный перевод. Не забывали нас и родственники. Они регулярно привозили нам плоды своего труда: фасоль, кукурузную муку, яблоки, груши, и, конечно, виноград!
Чиатура в шестидесятых, как, впрочем, и позже, в восьмидесятых годах, был истинно грузинским городом. Русских людей в нем практически не было, а русская речь была большой редкостью. Даже те, редкие «экземпляры» русских людей, которых мы иногда встречали в магазинах или на базаре – всегда прекрасно владели грузинским языком. И, к сожалению, мы в этом государстве, чувствовали себя иностранцами. На местных жителей мы не были похожи не внешне, не внутренне. Родственники и соседи называли нас «русскими детьми». Такими мы и были.
Помню один эпизод. Мы втроем отправились на рынок. Шли по улице, привлекая всеобщее внимание. Мама – красивая блондинка с ярко-красными губами в замечательном крепдешиновом платье модного в то время стиля «нью-лук» и по бокам мы с Леной в одинаковых вязанных синих платьях и таких же беретках. Беленькие, голубоглазые, хорошенькие, как куклы!
По дороге, каждый мужчина норовил сделать маме комплимент по поводу «очаровательных двойняшек»! «Грузины» любят детей и они их всегда больше интересуют, чем женщины.
На рынке, один усатый «мужик» бесцеремонно, поинтересовался:
– Одинаковые? Да?
Мне вопрос не понравился и я возмущенно сказала:
– Никакие мы не одинаковые. Я старше сестры на 2, 5 года!
На что «мужик» заметил:
– Тогда почему такой худой?
Я, как, впрочем, и мама, решили не отвечать. А что я могла сказать? Лена действительно была «крупным» ребенком и в тот момент смотрелась, как моя ровесница. Маму это очень радовало и она стала одевать нас как близнецов, одинаково. Но после случая на рынке – я взбунтовалась и стала отказываться носить одежду, купленную в двух экземплярах. В конце концов, мама сдалась и перестала это делать…
Прошли годы и сегодня, когда мы с Леной бываем где-нибудь вместе – все уверенны в том, что старшая сестра – она, а не я. И если сначала мы пытались всех переубедить, то со временем перестали это делать. Более того, мне стало нравиться быть младшей…
Безусловно, я очень скучала И каждый раз, засыпая, я представляла себе одно и тоже: я просыпаюсь утром и из кухни слышу голос моего отца – самого любимого человека!
Папа вернулся перед Новым годом. Радостный, счастливый, с кучей подарков, купленных в Москве и, с деньгами, которых нам хватило до весны.