– Ну скажи ему, что моя. Что я позвонил вчера, попросил купить. Не успел передать типа.

– Она неполная.

–…вчерашняя? ну ты мудак. В одно рыло трескаешь.

– Блин, да я пару глотков сделал после работы, при всех же я тебе не понесу!

– Поделом тебе, короче.

– Пошёл ты.

Обед прошёл пасмурно, Цимин совсем постарел. Я играл на телефоне в Puzzle Bobble. И что интересно. Я думал, там шарики сверху валятся непрерывно и приходилось очень быстро соображать, куда стрельнуть следующим, чтоб попасть в шарики такого же цвета. Но потом понял, что сверху новый слой шариков валится не со временем, а с определенным количеством ходов. То есть после каждого выстрела есть время подумать, куда выстрелить и ровно направить шар. И после этого открытия я не смог даже близко подойти к своим прошлым рекордам! То есть, самые лучшие показатели у меня были на адреналине, когда я бешено торопился, думал, что не успею направить метко и сообразить, в какую группу шариков надо стрелять. Адреналин рулит. Ещё, блин все губы искусал, думая, как же поступить с паханом. Отправить Наиля надо к нему, сказать, что это его вчерашняя. От жены прятал типа, не знал, когда ключи давал, что отец бутылку умыкнёт. Уф-ф-ф, блин....

После обеда Наиль работал с нами. Когда я поднял мешок со старым клеем, чтоб завалить его в уже полный кузов, мешок лопнул, и вся эта дрянь вывалилась на меня. Лёха думал, что я не вижу, как он сразу достал телефон и начал снимать. Ленар хохотал, помогая отряхивать меня. Хоть на этом спасибо. А вечером мы с Наилем пошли к моему отцу.

СТУДЕНТЫ.

(Айрат)

Сегодня трезвые ходим, денег особо нет на кармашках. Есть время понаблюдать за студентами. Странные они всё-таки, как будто куски другого мира, которые зашвырнули к нам на завод в наказание за инакомыслие.

– Холодает, собака! – Ленар поёжился. Лёха теплее укутался в телогрейку.

–Сходи за телогрейкой, хули.

– И то правда, – он вышел со склада. Тут уже возился Рачок. Он разогнулся и поздоровался. Приветливо улыбнулся усатым, полнощёким лицом. Крепкий мужичок, представитель несметного полчища быстро сокращаемых теперь слесарей.

– Вот эти работают, их в 119-ый, – он показал на шесть моторов под стеллажом.

– А вот этот сломанный… Сломанный, – это сказал Песчанка, слесарь-тень. Седой как лунь, маленький, добрый старичок, – Его выкинуть надо… Куда ещё… Выкинуть… – пробормотал с сожалением, глядя на ржавый металл, как на чумного ребёнка.

Студенты берут ремни, стягивают какую-нибудь торчащую деталь из мотора (иногда даже нос соглядатая) и тащат к трактору. К нам присоединяется Петрушка, очередной слесарь. Дурак дураком.

Пыль повсюду. Когда мы умываемся после работы, сморкаемся в руку, чтобы посмотреть, насколько далеко пыль зашла в своих невидимых атаках.

Через пятнадцать минут закидываем все моторы.

Трактор с потрескавшимся от быта водителем по прозвищу Квадрат заводится и везёт тяжёлый груз на 119-ый склад. У нас два водителя тракторов – Юра да Квадрат. Я смотрю вдаль. Рядом с цехом стоят вагоны. Они крытые. Толщина их стен неимоверна. Наверно это стабфонд государства, в котором мы проживаем. Тут вообще всё тяжёлое и толстостенное. На металле раньше не экономили. В 90-м цеху есть цельнометаллический корпус, толщина стенки которого составляет сантиметров десять. Габариты корпуса – метра два на полтора. Высота – полметра. Он залит бетоном. Для чего это чудовище стоит в цеху, никто не знает; скорее всего его сделали, чтобы выпрямлять на нём гвозди. Даже учитывая, что и на гвоздях раньше не экономили, и незачем их было выпрямлять, это единственная приемлемая версия. Студенты назвали его Али.

119-ое здание представляет из себя дощатый невысокий ангар, довольно протяжённый с натыканными через каждые метров десять двустворчатыми дверями, на них висят амбарные замки. Внутри пыли ещё больше, чем «на клею». Вдобавок тут тусклый свет. Такой тусклый, что не видно, что происходит в конце помещения.

Первым делом на глаза попадаются, конечно же, трубы. Они лежат посередине цеха аккуратной горой, как мертвые солдаты, красноречиво показывая, что время, когда они были нужны и выполняли свои функции, обогащая империю, безвозвратно прошло. Теперь пьяные охранники лениво сторожат эти останки, чтобы пьяные воришки их лениво не украли.

За этими трубами стоят стеллажи с задвижками для труб, вдалеке, как мертвый динозавр, виднеется развалившийся трактор и куча двигателей. Привезённые нами двигатели присоединяются к своим умирающим сородичам. Вытаскивая очередную деталь, думаю, что мы запросто можем переквалифицироваться в завод по «изготовлению» труб. Мы бы продавали их по всей стране года два, ничего больше не производя. Любого диаметра, любого назначения. Потом снова стали бы производить клей. Оглядываюсь, слыша смех. Это хохочет Петрушка. Он пнул тяжёлую задвижку для труб и ушиб ногу. Теперь прыгает на другой ноге и смеётся. Лицо его измазано ржавыми разводами. Сине-белая шапка набекрень. Наиль усмехнулся: «А ты откуда взялся? Тебя же не было! Откуда-то нарисовался – хуй сотрёшь».

Петрушка ещё громче загоготал. Если его переодеть в скомороха, то, не изменяя своего поведения, жил бы он при каком-нибудь сказочном царе припеваючи.

Ленар пальцем показывает на задвижку-вентиль. Им оказывается на редкость агрессивный соглядатай. Лёха берет его за нос, с трудом раскручивает и швыряет в угол. Ленар строго глядит:

– Не шути с ними. А то на нас кара может обрушиться.

Мы пообедали. Сидим вместе со студентами, они тоже читают, периодически переговариваясь:

– Генон говорит, что в исламской инициации ни один настоящий суфий не может открыто называть себя этим именем.

– Суфием? – Лёха отрывается от автомобильного журнала.

– Да.

–А я скажу Генону, что мы утопаем в антиреальности, тем самым превосходя саму реальность по уровню развития в ней. Угадывая и постигая какую-то истину в антиреальности, мы, считай, неосознанно, но подсознательно узнаём обратную сторону этой истины, приходящейся на реальность.

– Надо бы систематизировать эти знания, – подумав, говорит Ленар. Оба усмехаются: попробуй систематизируй!

Мы с Наилем переглядываемся.

– Ебать у вас разговорчики,– затягивается трезвый Наиль, глядя на них.

После обеда идём копать соль. Мы наткнулись на её залежи прямо посреди 119-го. Она дожидалась нас под нагромождением деталей, как зловещая руда дожидалась бы наивных шахтеров в каком-нибудь кислотном мультфильме. В итоге нас ждут десять гигантских прорезиненных мешков с вредным ацетатом. Их надо перефасовать в обычные мешки и увезти на мусорку. Конечно, можно их прицепить к трактору или вывезти на погрузчике, но надо же и нас чем-то занять.

Соль промокшая – тяжело кидать. Стоит едкая вонь, но за противогазами идти лень, и в них тяжело работать. Через час мы успеваем расфасовать два мешка, и вдруг отключается свет. Петрушка хохочет: «Щас металл будем пиздить! Ха-ха-хо-ой!»

За всё время его работы он украл невероятное количество металла с Завода.

Мы ставим в известность начальство и находим электриков. Приходят Рачок и Грач. Теневой электрик завода. Они тоскливо оглядывают помещение:

– Не, сегодня не получится сделать.

– Ладно, тогда мы пошли.

Довольный Наиль деловито закрывает дверь, и мы уходим.

На следующий день нас уже с утра припахали. Надо было расчистить склад для будущих партий клея. Опять трубы, задвижки, двигатели, вентиляционные отводы, пыль. Строгая Северная не отходила от нас ни на шаг, а Наиль вроде с утра вмазанный, оправдывая себя перед Северной, работал за двоих. Петрушка шёл ему на помощь, а Наиль тихо ему сказал: