«Дамблдор управляет вами, как марионетками… Я готов поспорить, в чём бы ни заключалось твоё задание, он даже толком не объяснил тебе его. Раскрыл только внешнюю сторону, но не рассказал, в чём настоящая цель…»
Едва он остановился, чтобы отдышаться и вытереть кровь с лица, как вдруг кто-то набросился на него сзади. Ремус вырвался, обернулся и увидел перекошенное от злости лицо Хантера. Оборотень схватил его за воротник, толкнул спиной на дерево. Запах перегара, такой сильный, что слезились глаза, обжёг Ремусу лицо, когда Хантер злобно выдохнул:
- Ты что творишь, уёбок мелкий?
Ремус оттолкнул его от себя:
- Отстань!
Хантер схватил его за шею и ударил головой о дерево. Он двигался так быстро, что Ремус не успел ничего понять и не успел защититься. Он вскрикнул от боли и ярости и снова толкнул Хантера – на этот раз удачно, оборотень выпустил его и отступил на шаг.
- Отстань, я сказал! – Ремус взглянул на свой свитер и чертыхнулся: Хантер хватал его с такой яростью, что едва не оторвал рукав. – Что на тебя нашло?
Хантер оскалил зубы, сощурил бледные глаза.
- Соскочить вздумал? – прошипел он. – Думал, раз твоей подружки здесь нет, так тебе удастся отвертеться от охоты? Что стоит тебе немного нанюхаться дыма, так Грегор сразу же погладит тебя по головке и разрешит отлежаться? А старина Хантер останется ни с чем, так? – он снова пихнул Ремуса в грудь, но на этот раз он уже был наготове и успел отразить удар.
- Ни о чём таком я не думал, – сказал Ремус максимально твёрдым и спокойным голосом. – Я пообещал принести тебе Лакриму, значит, принесу. То, что произошло – просто случайность. И даже если бы я пытался таким образом отвертеться, то зачем мне было делать это сегодня? Ведь охота только завтра.
Хантер сощурился ещё сильнее. Уголок его рта, пересечённый шрамом, задёргался, когда он хрипло проговорил:
- Думаешь, ты сможешь меня обвести вокруг пальца? Думаешь, если я не учился в Хогвартсе, так меня всякий может нагреть и обмануть? Хер тебе! – Он снова шагнул вперёд, выхватывая из-за пояса зазубренный нож и прижимая кончик к животу Ремуса. – Запомни: кто меня обманет, узнает цвет собственных кишок!
- Я не обману тебя, – спокойно сказал Ремус, глядя ему в глаза. – Я пообещал тебе помочь, Джерри. И помогу.
- Ты уж постарайся, – прошипел Хантер, прежде чем уйти.
7 ноября 1981 года. 18:30
Каждый раз, когда у Норы Томас становилось тяжело на душе, она ставила пластинку рок-оперы «Иисус Христос – суперзвезда» и перематывала до начала партии Марии Магдалины.
Try not to get worried, try not to turn on to
Problems that upset you, oh
Don’t you know
Everything’s alright, yes, everything’s fine
Нежная мелодия и прекрасный ласковый голос Ивонн Эллиман, повторяющий успокаивающие слова, всегда наполняли сердце Норы тихой радостью и спокойствием. Слушая эту песню, она могла заниматься чем угодно – гладить маечки и ползунки для малыша Дина, протирать пыль, поливать цветы или просто стоять посреди комнаты, обхватив себя руками, закрыв глаза и плавно покачиваясь в такт мелодии – неважно, ей всегда становилось лучше. Музыка стирала всю горечь бессонных ночей, когда она плакала от тоски по мужу и злости на него же, всю печаль и усталость дней, когда она утром бежала на работу в больницу, где работала медсестрой на полставки, вечером – на курсы стенографисток, а в свободное время ухаживала за ребёнком. Она ставила пластинку, слушала песню до конца, а потом быстро останавливала проигрыватель, пока не началась другая песня Магдалины – «I don’t know how to love him». Потому что эта песня тоже звучала в тон её чувствам, и от неё всегда перехватывало дыхание от подступивших рыданий. Потому что она тоже не знала, как любить мужчину, который поступил с ней так несправедливо, не знала, как разлюбить его, и хватит ли у неё сил, чтобы когда-нибудь полюбить снова.
При этой мысли её щёки залились жарким румянцем. Она вновь задала себе вопрос: правильно ли она поступает? Джереми – её друг, они знают друг друга с самого детства. Нет ничего плохого в том, что он придёт к ней в гости. Ага, конечно. Молодой неженатый мужчина придёт в гости к разведённой женщине, вот как это выглядит на самом деле. Поэтому она до сих пор не осмелилась сказать матери о том, что в последнее время часто видится с Джереми. Вот и сегодня. Казалось бы, чего проще: подойти к телефону, набрать знакомый номер и сказать: «Мама, у меня планы на вечер, ты бы не могла посидеть с Дином?» Но нет, мама этого совершенно не поймёт. Развод дочери уже стал для неё ударом, нового она не вынесет – а точнее, сама Нора не вынесет обрушенного на неё гнева и возмущённых речей о том, что её поведение недостойно девушки из порядочной христианской семьи.
Временами ей казалось, что это на самом деле так, что она на самом деле плохая, неправильная и грешная – не смогла удержать одного мужчину, и теперь вот-вот испортит жизнь другому. Она видела, с какой завистью смотрят на неё другие девушки в универмаге, в церкви, просто на улице; с каким возмущением косятся на неё матери этих девушек. Джереми – самый завидный жених во всём квартале, красавец, умница, офицер ВВС Великобритании – практически в открытую ухаживает за разведённой матерью-одиночкой! Нора приложила прохладные руки к пылающим щекам, закрыла глаза. Ивонн Эллиман продолжала петь, повторяла, что всё хорошо, что волноваться не о чем, и Нора очень хотела ей верить.
Она открыла дверцу духовки, проверила, не подгорел ли пирог, потом вернулась в гостиную. Маленький Дин лежал на тахте. Сжав в кулачке цветной мелок, сосредоточенно высунув кончик языка, малыш рисовал каракули на белом листе бумаги. Нора посмотрела на него с нежностью. А может, даже хорошо, что она так и не осмелилась попросить маму забрать ребёнка к себе на вечер? Джереми всегда радуется, когда видит Дина, да и малыш его просто обожает, так и заливается счастливым визгом, когда Джереми подхватывает его под животик и катает на руках. «Покажи самолётик, Дин, – всегда говорит Джереми, и Дин тут же раскидывает ручки, а Джереми качает его вверх-вниз, свистя сквозь сжатые губы, и Нора радостно смеётся, думая о том, как ей хочется поцеловать эти губы…
Она подошла к окну и посмотрела в ночное небо. В воздухе кружились снежинки, Мария Магдалина пела о своей любви, и на душе у Норы Томас было спокойно.
Далеко не так спокойно было на душе у Алисы Лонгботтом, которая наблюдала за Норой, скрытая темнотой и Дезиллюминационным заклинанием. Первая вспышка горя, охватившая Алису после смерти Лили и Джеймса, уже прошла, и вчера ночью Алиса впервые за целую неделю ни разу не проснулась в темноте, чтобы дотянуться до стакана с водой и льдом у изголовья кровати и приложить ледяное стекло к своим глазам, распухшим от ночных рыданий так, что не могли толком открыться. Так же тяжело ей было после смерти Марлин, она до сих пор отчаянно тосковала по подруге, винила себя за то, что не смогла её защитить. И вот теперь Поттеры. Алиса старалась брать на себя больше работы, чтобы не оставалось сил думать о своём горе, но в то же время её мучил стыд – разве она имеет право задерживаться на работе сейчас, когда она так нужна своему мальчику? Она говорила себе, что всё, что она делает – ради него. Ради её маленького Невилла. Ради того, чтобы он рос счастливым, без того страха, в котором жили его родители.
Алиса снова взглянула на красивую темнокожую женщину, которая смотрела из окна большими чёрными глазами, полными надежды и страха, и улыбнулась, хотя Нора Томас и не могла увидеть эту улыбку. «С тобой всё будет хорошо, – мысленно пообещала Алиса. – С тобой и твоим мальчиком. Я позабочусь об этом».
На пустой улице появился серый автомобиль, затормозивший у дорожки, ведущей к дому. Из автомобиля вышел темнокожий мужчина, высокий, с военной выправкой. Его полные губы дрожали от сдерживаемой улыбки, когда он спешил к дому, снег сыпался на его шляпу и модный широкий плащ с подплечниками.
- Смотри-ка, просто открывает дверь, просто здоровается, – проговорила Ардея Гёрн, подойдя к Алисе. – Никаких тебе волшебных палочек под нос и вопросов: «Как Джереми встретил Нору?».
