- Он не может ослушаться. Грегор его обратил.

Камал взял в руки чашку, бессмысленно глядя на перемешанные травы. Потом с силой опустил её обартно на стол. Чайник уже закипал, вода в нём булькала и бурлила, но никто из них не протянул руку, чтобы выключить плиту.

- Понимаешь… – нерешительно заговорил Камал, – не все оборотни такие, как ты. Есть те, кто стал оборотнем по собственному желанию.

- Кто может этого пожелать?!

Камал печально посмотрел на него:

- Ты когда-нибудь болел, Ремус?

- Каждый месяц, – с недоумением отозвался Ремус. Камал рассмеялся, но его глаза оставались грустными:

- Я не про полнолуние. Ты когда-нибудь болел гриппом? Ветрянкой? Кишечной инфекцией? Чем угодно?

Ремус молчал, погрузившись в воспоминания. Перед полнолунием и после него он всегда чувствовал себя, как будто его катком переехало. У него болела голова, поднималась температура. Иногда во время превращений он ранил себя так сильно, что ещё несколько дней после полнолуния кашлял кровью. Но в промежутках между превращениями он всегда чувствовал себя нормально.

- Ликантропия – заразная болезнь, – продолжал Камал. – И она не терпит соседей. Рядом с ней ни один вирус не выживет. Даже раковые клетки не будут появляться, ликантропия их убьёт.

Он взмахнул волшебной палочкой, и огонь под чайником погас. Камал поднял крышку чайника и высыпал сухие травы в кипяток.

- У моего брата нет выбора, – проговорил он, глядя на поднимающийся пар. – И никогда не было.

Тринадцать лет назад

Аптека на одной из тесных, шумных улочек индийской части Бирмингема была новым местом работы Камала. Хозяином был здоровяк по имени Аджит, роскошными усами и суровым взглядом напоминавший первого президента Индии Прасада, а голосом – недовольного бенгальского тигра.

- Будешь запирать аптеку ровно в шесть вечера, а открывать – в десять утра, – сказал он Камалу в первый день. Показав шкафчик за прилавком, в котором хранилась выручка, грозно сверкнул глазами: – Пропадёт хоть пенни – выкину на улицу. Ещё и под зад наподдам. Понял меня?

- Понял, – кивнул Камал. Ему бы и в голову не пришло что-нибудь украсть – он был уверен, что его сразу поймают и бросят в тюрьму. В первый же месяц Камал выяснил, что Аджит держит в аптеке кое-что более ценное, чем деньги – в потайном шкафчике хранился опиум, который он получал из Индии и перепродавал местным дилерам. Но Камал промолчал, и в полицию не пошёл. Потому что знал: в лучшем случае он, опять же, попадёт в тюрьму, в худшем – дружки Аджита убьют его и выбросят в один из каналов, которыми славится город. И Салман останется совсем один.

Пока родители были живы, они жили бедно. После их смерти стало хуже. Уже три года Камал работал не покладая рук, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Беда была в том, что Салман постоянно болел. На врачей и лекарства уходило так много денег, что Камал давно махнул рукой на мечты вернуться в Хогвартс. Постепенно он с этим смирился: в конце концов, ему уже шестнадцать, он почти совершеннолетний, пора свыкнуться с мыслью, что ему никогда не стать полноценным волшебником. Но Салман… у Салмана всё ещё впереди. Совсем недавно его младший брат начал колдовать. Он поедет учиться в Хогвартс. Фонд помощи бедным волшебникам оплатит ему обучение.

Осталось всего четыре года. Только четыре года…Только бы Салману не стало хуже. Когда Камал в последний раз привёл его к врачу, старый доктор как-то особенно долго прослушивал мальчику грудь, и хмурился при этом совсем нехорошо. «Это его кашель? – настойчиво расспрашивал Камал. – Скажите, проблема в кашле?». Доктор долго молчал, прежде чем тихо сказать, что мальчику лучше бы лечь в больницу, и сердце Камала упало. Больницу он не потянет.

Уже давно наступила ночь. Шум на улицах стих, единственным звуком было потрескивание, когда мигал фонарь. Сидя у стены, опустив голову на руки, Камал пытался не впасть в отчаяние, но ему это не удавалось.

Фонарь затрещал как-то особенно громко, и Камал поднял голову. За окном спокойная ясная ночь ранней осени, воздух наполнен вонью города, и её не могут заглушить сильные запахи пряностей, которые индийские эмигранты щедро добавляют в каждое блюдо, – но сквозь эту оглушающую смесь вони и ароматов пробивается слабый, пленительный запах увядающих листьев и сохнущей травы. Камал подумал, что ему хочется за город. Взять брата, сесть на автобус и ехать до конечной остановки, миновать последние заброшенные дома на границе пригорода и лечь на сухую траву, поближе к реке, и дышать, дышать, дышать.

Фонарь снова затрещал, а потом погас. Часть улочки погрузилась во тьму, но даже на фоне этой тьмы три фигуры, выступившие из соседнего переулка, показались Камалу особенно тёмными. Словно вырезанными из всего окружающего пространства.

Он застыл от ужаса. Запоздало обругал жадность Аджита, не хотевшего проводить в аптеку телефон – Камалу придётся бежать на угол, к телефонной будке, чтобы вызвать полицию. Но он не мог даже пошевелиться от страха, куда уж бежать? Всё, на что его хватило – это сползти на пол и съёжиться под столом, прижимая колени к груди, когда три чёрных силуэта приблизились к окнам аптеки. Он ожидал услышать щёлканье отмычек, и замер уже не от страха, а от изумления, когда до него донеслось тихое:

- Алохомора!

Волшебники?.. Но что волшебникам может понадобиться в обычной магловской аптеке? Додумать эту мысль до конца Камал не успел. Дверь распахнулась, но взломщики не спешили заходить внутрь. Тот, кто отпер дверь – Камал узнал его голос – повёл палочкой из стороны в сторону и произнёс:

- Гоменум Ревелио.

Камал не знал, что это за заклинание – на третьем курсе Хогвартса, с которого он ушёл три года назад, его ещё не проходили. Порыв холодного ветра ударил его в лицо, стол, под которым он прятался, отъехал в сторону и врезался в полки с лекарствами. Юноша оцепенел, расширенными глазами глядя на троих высоких, плечистых мужчин, которые надвигались на него, подняв палочки, на которых уже загорелись белые огоньки заклинания «Люмос».

- Это ещё кто? – спросил один из них, темнокожий, с длинными дредами, падающими на воротник кожаного плаща. Его палочка ткнулась Камалу в лицо, и тот отпрянул назад, испуганно вскрикнув, но тёмная рука тут же схватила его за воротник, не давая пошевелиться. – Ты говорил, что здесь никого не будет, Виктор!

Тот, кого назвали Виктором, дёрнул плечами:

- Ну ошибся, и что? Всё равно он нам не помешает.

- Возможно, даже поможет, – произнёс третий, тот, кто произносил заклинания. Рука темнокожего мужчины грубо развернула Камала в сторону, и над ним склонился высокий, наголо обритый мужчина в куртке защитного цвета, крепко обтянувшей широченные плечи и грудь. Он был таким огромным, что по сравнению с ним Аджит показался бы мальчиком-подростком, но Камала пронзила дрожь не от вида его высокого роста и огромных кулаков, не от вида палочки, жёстко наставленной на него – он задрожал от взгляда. Прямого взгляда холодных, прозрачно-серых глаз, который пронзил его до самого сердца.

- Кто ты такой? – спросил бритый.

- Я… я… пролепетал Камал. Темнокожий снова встряхнул его, так что воротник глубоко врезался в шею Камала:

- Говори громче, щенок!

- Он заговорит, – усмехнулся бритый, – а вот ты бы вёл себя потише, Адам, а то весь квартал перебудишь. Так кто ты такой, мальчик?

- Я… я работаю здесь, – Камал судорожно сглотнул. Бритый слегка улыбнулся бледными полными губами:

- Хорошо. Значит, ты знаешь, где старина Аджит прячет опиум.

Камал задохнулся, затряс головой, всё ещё не в силах отвести взгляда от ледяных пронизывающих глаз:

- Пожалуйста, сэр, не надо! Не делайте этого, меня уволят, или убьют, не надо!

- Не ори! – рявкнул на него Адам. – Перестань визжать, поросёнок, или я сам тебя убью!

Камал закусил губу, сдерживая слёзы. Он привык, что его оскорбляют из-за полноты. Но что он мог поделать? Все лишние пенни и шиллинги, которые ему удалось заработать, он тратил на лекарства для брата и хорошую, полезную еду для него же; отдавал Салману каждый кусочек мяса, каждое яйцо, каждую горстку риса. Сам он уже много месяцев питался только картошкой и бутербродами с мерзким дешёвым маргарином, оттого и толстел, при этом постоянно испытывая мучительное чувство голода. Но слёзы выступили не из-за привычных оскорблений. Их вызвал страх – страх за брата. Жизнь Камала висит на волоске, ничто не мешает грабителям прикончить его на месте, а даже если они его пощадят, до него доберутся клиенты Аджита. Что будет с его братом, если его не станет?