Словно в тон его радостным мыслям, в гостиной заиграла песня Scorpions «In Your Park». Ремус не очень любил эту группу, большинство их песен казались ему очень дерзкими и агрессивными, но эта баллада ему нравилась. Улыбаясь, он вышел из кухни и застыл на месте.

В гостиной были потушены почти все лампы, в полумраке весело мигали разноцветные огоньки гирлянды. Питер и Джеймс тихо разговаривали о чём-то, сидя на диване, Лили ела мандарин. Увидев Ремуса, она улыбнулась и протянула ему дольку, но он даже не пошевелился, продолжая смотреть на две пары, медленно кружившиеся в танце под чарующую, меланхоличную мелодию. Фрэнк и Алиса крепко прижались друг к другу, он ласково гладил её по коротким волосам. Сириус и Марлин танцевали гораздо сдержаннее, по всем правилам: его рука на её талии, её – на его плече. Сириус что-то сказал, широко улыбаясь, и Марлин рассмеялась, тряхнула длинными золотыми волосами. Она была сногсшибательна в своей короткой кожаной юбке и ярко-жёлтом свитере, на плечах которого поблёскивали пуговки. Как же они отлично смотрятся вместе – высокие, красивые, смелые и дерзкие… Незнакомое прежде чувство, горячее и едкое, разлилось в груди Ремуса. Это была ревность.

Резкий звук заставил всех, кто сидел, вскочить, а всех, кто стоял – обернуться. Кто-то ломился в дверь, пытаясь снести её заклинанием. Сириус выпустил Марлин, подошёл к двери и открыл её, держа палочку наготове.

Беллатрикс Лестрейндж презрительно улыбнулась:

- Привет, братец. Не возражаешь? – и попыталась шагнуть в квартиру, но Сириус преградил ей путь:

- Возражаю. Убирайся, откуда пришла.

- Нет, Сириус, впусти её, – сказал Джеймс. – Пусть сперва расскажет, чего ей надо.

Беллатрикс медленно прошлась по гостиной. Каблуки её туфель из кожи дракона были такими острыми, что, казалось, вот-вот проткнут паркет, в складках длинной мантии сверкали крохотные бриллианты. Её веки были густо накрашены, губы покрывала блестящая алая помада, похожая на свежую кровь. Окинув компанию презрительным взглядом, она усмехнулась:

- Где же ваши палочки? Я думала, мне окажут более жаркий приём.

- Нападать всемером на одного – прерогатива Пожирателей Смерти, – насмешливо бросила Марлин. – В случае чего, тебе хватит и одной меня. Я смотрю, синяк ещё не до конца сошёл?

Во время последней схватки с Пожирателями, которая произошла всего три дня назад, Беллатрикс выбила палочку из руки Марлин, но та не растерялась и врезала ей в глаз кулаком. Вспомнив об этом, все рассмеялись, промолчала лишь Беллатрикс. Тонкими, затянутыми в кружевную перчатку пальцами она дотронулась до лица, и сквозь толстый слой косметики стало видно, как она покраснела от злости.

Повернувшись к Сириусу, Беллатрикс холодно бросила:

- Твоя мать скончалась.

Смех как отрезало, в комнате воцарилось потрясённое молчание, только Клаус Майне на пластинке продолжал умолять кого-то впустить его в своё сердце. Сириус побледнел, но буквально через несколько мгновений кровь снова бросилась ему в лицо, окрасив щёки гневным румянцем.

- Ждёшь, что я расплачусь? – спросил он. – Полгода назад эта женщина заявила мне, что она мне не мать, а я ей не сын, и мы расстались с наихудшими пожеланиями. Если у тебя всё, проваливай, – он распахнул дверь.

Беллатрикс усмехнулась.

- Даже не предложишь сестрице выпить? Я смотрю, у вас тут весело. Только стакан чистый принеси, а не тот, из которого пила грязнокровка.

Лили закатила глаза:

- Слава Мерлину, она не испортит мой стакан!.. Это за то, чтобы ты была счастлива в Азкабане, мисс Белла – она подняла свой стакан с колой и залпом выпила.

Взметнулся чёрный рукав, Беллатрикс выхватила палочку и направила её в живот Лили. В мгновение ока на неё устремились шесть волшебных палочек, из некоторых уже начали зловеще вылетать красные искры. Злобный взгляд Беллатрикс перебегал с одного лица на другой, остановился на стакане Лили, в котором ещё шипела пена, и вдруг Беллатрикс медленно улыбнулась. У Ремуса упало сердце: Беллатрикс увидела, что Лили не пьёт алкоголь, и поняла, что Лили беременна. Его вновь бросило в жар, в груди начал зарождаться рык, и Ремус не был уверен, что сможет его сдержать.

- И тебе счастья, миссис Поттер, – сладким голосом протянула Беллатрикс. – Желаю тебе быть ужасно, УЖАСНО счастливой.

Она поплыла к выходу. На полпути обернулась и рявкнула:

- Авада Кедавра!

Зелёная вспышка пролетела в сантиметре от Алисы – если бы Фрэнк не притянул её к себе, заклинание бы попало прямо в неё. Женщина побледнела, огромные карие глаза стали ещё больше, она без сил упала на диван. Лили бросилась к ней. Взревев от ярости, Фрэнк кинулся на Беллатрикс с кулаками, забыв о палочке. Ремус и Марлин вцепились ему в плечи, удержали на месте. Сириус шагнул вперёд, ткнул палочкой в лицо Беллатрикс:

- Слушай меня внимательно, сестрица. Я даю тебе три секунды, чтобы твоей мерзкой размалёванной физиономии тут не было. Не уберёшься – убью. Три!

- Ты смелый, – усмехнулась Беллатрикс, глядя в глаза Фрэнку. – Я тебя запомню.

- Два! Один!

Беллатрикс безумно расхохоталась и аппарировала. Её смех ещё долго стоял у всех в ушах.

Алиса плакала, закрыв лицо руками. Лили обнимала её и что-то успокаивающе шептала на ухо. Шатаясь, Сириус опустился на диван, и Ремус мог поклясться, что, прежде чем спрятать лицо в ладони, Сириус отчётливо прошептал: «Мама».

Закат догорал на небе, холодный ветер срывал с деревьев последние листья. Прислонившись к каменной стене, Ремус смотрел на облетевший лес и старался не думать о Сириусе, о Марлин, о Питере, Джеймсе и Лили. Не думать о родителях. Он старался думать о Грегоре Гвилте и Урсуле, о слоняющемся где-то Хантере, об избитом Лососе, о неизвестном ему Дэне, который и не подозревает, что над ним нависла опасность. О том, что Фенрир Сивый вышел на тропу войны. И о Бобби, которая вот-вот должна появиться и поговорить с ним.

Но Бобби не пришла.

Джеймс поёт песню «Happy Birthday Sweet Sixteen» исполнителя Neil Sedaka, в которой речь идёт о девушке. Песня вышла в 1960 году.

Бёрдок (англ. «burdock») – «репей».

====== Часть 12 ======

4 ноября 1981 года. 00:45

Под вечер Кевин Мур не выдержал и уснул. Весь день он провёл в тревоге, ожидая, когда проснётся Долохов. Но тот по-прежнему лежал без сознания на продавленной софе. Обычно спал он шумно – храпел, ворочался. А сейчас лежал неподвижно, почти не дыша, его пульс едва прощупывался.

Пока было светло, Мур иногда подходил к окну, тоскливо глядел на серый от дождя пейзаж. Дом, служивший им убежищем, находился на самом краю торфяного болота. Место было пустынное и печальное. Хватало одного резкого крика дикой цапли, одного взгляда на унылый торфяник, протянувшийся до самого горизонта, чтобы впасть в отчаяние. А Мур и без того был в отчаянии.

В убежище жило три совы, но когда Мур аппарировал сюда ночью, таща за собой бесчувственного Долохова, все они охотились – ведь их редко удавалось покормить. Пришлось ждать, когда они вернутся и передохнут, и только тогда Мур смог отправить письма с просьбой о помощи. Одно – Люциусу Малфою, второе – супругам Лейстрейндж, третье – Яксли. Никто пока не ответил. Больше Мур ничего сделать не мог: он не умел лечить раны, у него не осталось сил на вторую аппарацию или на полёт на метле, Летучий порох закончился. Даже отправить кому-то Патронус он не мог – ведь он до сих пор так и не научился создавать его. У него не было хороших воспоминаний.

Всхрапнув во сне, он повернулся на другой бок. Ему снился дурной сон.

Пухлый рыжий мальчишка лежал в кровати, натянув одеяло до самых глаз. Он следил за стрелкой на часах. Если маленькая успеет коснуться двенадцати – значит, всё нормально. Отец никогда не ложится спать после двенадцати, ведь ему рано вставать на работу. Он кормит всю семью, и все должны его слушаться, делать всё, что он скажет.

Маленькая стрелка задержалась между одиннадцатью и двенадцатью. Большая застыла на пятёрке. Осталось подождать полчаса. Надежда заплескалась в сердце мальчика. Может, сегодня ничего не случится? Тянулись минуты. Большая стрелка передвинулась с пятёрки на шестёрку, потом на семёрку… Надежда становилась сильнее, разгоралась, как огонёк на конце спички…