- Ты – больше, чем орудие в чьих-то руках, Ремус. Запомни это.

24 декабря 1996 года. 19:05

- Тебе не приходило в голову, что Снейп просто изображал…

- Изображал готовность помочь, чтобы выведать планы Малфоя? Да, мистер Уизли, этих слов я и ждал. Но как мы можем знать наверняка…

- Знать – это не наше дело, – неожиданно для самого себя сказал Ремус. Гарри и Артур обернулись к нему, и он продолжал: – Это дело Дамблдора. Дамблдор доверяет Северусу, и нам этого должно хватать.

Гарри на миг сжал губы, выдвинув вперёд подбородок упрямым, решительным жестом, прямо как Лили, когда та с горящими глазами обсуждала мировую несправедливость на их совместных дежурствах.

- Но допустим, всего лишь допустим, что Дамблдор ошибся в Снейпе… – запальчиво заговорил он, и Ремус прервал его чуть более резко, чем хотел:

- Всё сводится к тому, доверяешь ты Дамблдору или нет. Я доверяю, а значит, доверяю и Снейпу.

Он велел себе успокоиться. Просто слишком много воспоминаний. Ни к чему Гарри знать, как Ремус когда-то с ненавистью кричал на Снейпа из камина, желал ему сгореть в аду, и как Северус с болезненной улыбкой ответил: «я уже там». Слишком много тайн ему приходится хранить…Он продолжил разговор с Гарри гораздо более спокойным тоном, обсуждая с ним поведение Снейпа, но мыслями был очень, очень далеко.

Пять месяцев назад

Деревню заливал лунный свет. До полнолуния оставалась всего неделя. За много лет лес разросся, захватил деревню, молодые деревья выросли между домов, высокий лопух густо разросся среди обугленных развалин. Как во сне, Ремус бродил от одного дома к другому. Ему казалось, что он слышит далёкие голоса оборотней, которые умерли здесь. Он спустился к ручью. Могилы не заросли – кто-то время от времени возвращался сюда и убирал плющ и куманику, не давая им затянуть выложенные камнями холмики. Он остановился здесь, глядя на надписи:

«Дерек О’Ши, 1951-1981»

«Зельда Саммерфильд, 1933-1981»

«Стю Ллойд, 1946-1981»

«Камал Капур, 1952-1981»

«Салман Капур, 1961-1981»

Чем дольше он стоял здесь, тем сильнее становились воспоминания. Свежий шум летнего леса вдруг превратился в вой ветра среди голых, облетевших ветвей. Тёплая ночь сделалась такой холодной, что заледенели кончики пальцев. И, оборачиваясь, чтобы идти назад, он был готов увидеть среди тёмных стволов свет костра…

От старой церкви осталась всего одна стена. Переступая через обломки кирпичей, увитые плющом, Ремус добрался до середины того, что когда-то было залом. Вот здесь он когда-то висел на цепи, а Гвилт рассказывал ему о том, почему оборотни лучше остальных людей. А потом он умер здесь, и от него и его сына не осталось ничего, кроме нескольких обугленных костей…

Еле слышный шорох коснулся его ушей. Краем глаза Ремус уловил какое-то движение, обернулся – и замер, не в силах пошевелиться.

Он стоял в провале разрушенной стены, между двумя обугленными столбами. Даже издалека было видно, как он высок и плечист. Подняв руки, он откинул капюшон с головы, и лунный свет блеснул на гладкой коже.

Ремус застыл на месте, парализованный ужасом. Снова его охватило ощущение чужой власти, которая обрушилась на него, сковывая тело и душу. Беспомощно опустив руку с палочкой, он смотрел на то, как Грегор Гвилт медленно идёт к нему среди руин, и его серые глаза блестят в темноте.

Только спустя несколько долгих секунд до него дошло, что, во-первых, этот оборотень не совсем лыс – немного светлых волос ещё сохранилось над ушами – а во-вторых, ему никак не может быть шестьдесят с лишним, сколько могло бы быть сейчас Грегору. Этот молод. Так же молод, как Ремус.

Оборотень остановился в нескольких шагах от него. Оба молчали, пристально рассматривая друг друга, Ремус впился взглядом в лицо оборотня, которое с каждой секундой становилось всё более знакомым.

Короткий, широкий нос. Решительный подбородок. Полные губы. Светлые брови.

- Квентин, – сказал Ремус.

- Ремус, – Голос стал хриплым, низким, но его всё ещё можно узнать.

Какое-то время они ничего не могли сказать. Ремус рассматривал Квентина, и не мог поверить своим глазам. Как же он изменился! Дело не только в том, что он потерял свои волосы, не только в шрамах и ранних морщинах. Дело в голосе, в глазах, в манере держаться. Он изменился так сильно, что с трудом можно было найти хоть что-то, оставшееся от прежнего Квентина. И вдруг Квентин улыбнулся. Издал смешок – надтреснутый, хриплый, недружелюбный, но всё же смешок, один из тех, которые можно было услышать от него давным-давно.

- Ты совсем седой, – сказал он. В голосе прозвучало что-то… Насмешка? Жалость? Ремус почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.

- У меня хотя бы волосы остались, – огрызнулся он. Квентин склонил голову набок, глядя на него с усмешкой. А потом вдруг расхохотался в полную силу, заразительно, как раньше. Так заразительно, что Ремус ответил ему. И вдруг вспомнил, как точно также они смеялись в ночь своей первой встречи, на крыше дома на окраине Лондона, под пронизывающим осенним ветром.

Сидя на камнях, они неторопливо разговаривали. Много лет назад Ремус написал Квентину о том, как прошло нападение на Джуда Коулмана. Только ему и Урсуле он поведал о последней просьбе Стива Томаса, больше об этом не знала ни одна живая душа. И теперь что-то заставило его довериться Квентину, честно рассказать о том, что произошло с ним за эти годы, включая историю Сириуса. Квентин не отшатнулся от него с отвращением, лишь печально кивнул. Потом они некоторое время молчали, глядя на небо, на почти полную луну.

- Как мы постарели, – покачал головой Квентин. – Я думал, что как только увижу тебя, сразу почувствую себя моложе. Но всё наоборот. Я только сейчас понял, насколько же я стар.

- Ты совсем не стар, Квентин. Ты на три года моложе меня, а мне тридцать шесть.

- Ты знаешь, о чём я. Плохое это дело – умирать каждый месяц. Никому не рекомендую.

Ремус втянул воздух носом, тихо засмеялся:

- Помнишь, как мы сидели вот так, на крыше, в Лондоне? Ты ещё скрутил для меня косяк.

Квентин засмеялся в ответ, и Ремус ощутил тихую радость при виде искорок, загоревшихся в его серых глазах.

- Ты ещё не забыл?

- Конечно. Как меня потом тошнило. Такое забудешь.

- Чёрт, – Квентин потряс головой, поскрёб пальцами затылок. – Мне даже не верится, что это было на самом деле. Пятнадцать лет. Пятнадцать с половиной лет. Мне иногда кажется, что того мальчишки, которым я был, даже не существовало. Он мне просто приснился.

- Время – ужасная штука.

- Да, – Квентин посмотрел на него. Смех затих на его губах, исчез из глаз, взгляд снова стал серьёзным: – Жаль твоего друга.

Ремус кивнул, глядя в никуда.

- Когда мы с Джин потеряли нашего первого малыша, то думали, что никогда не справимся с этим, – сказал Квентин, и его голос задрожал от до сих пор не утихшей боли. – Но нам стало легче. Не сразу, о, совсем не сразу. Прошли годы, прежде чем мы решились завести детей.

- И… как?

Грусть исчезла из глаз Квентина. Он широко улыбнулся:

- Три девчонки.

- Ого! С ума сойти… Квентин Хуперс – многодетный отец!

Они снова засмеялись, но быстро замолчали. Квентин быстро взглянул на Ремуса и ответил на незаданный вопрос:

- Оборотни. Все оборотни. Но не такие, как мы. Превращаются без мучений, и остаются собой. Всегда. Как Гвилт.

- А ты?

- Мне теперь лучше. Я принял своего волка.

Ремус похолодел.

- Скольких тебе пришлось ради этого убить?

- Многих, – голос Квентина прозвучал жёстко. – Они это заслужили.

Они немного помолчали. Потом Квентин опять заговорил – сухо, по-деловому:

- Я знаю, что ты искал Хантера. Давным давно я пообещал ему, что если он вернётся в Англию, я убью его. Он вернулся. Прятался в горах Шотландии. Я выследил его и убил, без мучений, хотя он их заслуживал. Тело выбросил в пропасть. И знаешь что? – он резко развернулся к Ремусу, глаза отчаянно вспыхнули на бледном лице. – Я ничего не почувствовал. Когда я убил Скуммеля, я весь разрывался от чувств. Я был зол, напуган, и в то же время рад, что покончил с ним. А тут – ничего. Словно таракана раздавил.