Она услышала неподалёку в лесу шорох, и замерла. Серебристая ласточка продолжала сидеть неподвижно, слушая, что ещё ей скажет хозяйка, но Бобби махнула рукой, отправляя её в полёт. Патронус исчез, и вокруг снова воцарилась темнота. Шорох прозвучал снова, довольно далеко, но не настолько, чтобы укрыться от чуткого слуха оборотня. Бобби пригнулась и тихо пошла на звук, прячась в тени.
Вскоре её ноздрей коснулся запах разложения, и она поморщилась. Затаившись за деревом, она выглянула вперёд. На поляне росло крепкое дерево с длинной, кривой веткой, отходящей далеко вправо. На ветке неподвижно висел замотанный в мешковину труп – всё, что осталось от напуганного веснушчатого Тома, который принёс сюда отрубленную руку Адама, а потом долго кричал и плакал от боли в разрушенной церкви. Бобби снова задала себе вопрос, который задавала весь день: что должно твориться в безумном разуме Фенрира Сивого, чтобы обрекать на такое своих же оборотней, чтобы совершенно не дорожить их жизнями? Даже Гвилт, которого она так боялась и так ненавидела, не был таким. Он заставил её несколько раз вызвать Патронус, прежде чем одобрить её решение пойти спасать Ремуса, а уж как долго Урсуле пришлось уговаривать его отпустить её на дело – отдельный разговор. Она ни на секунду не верила его словам о стае-семье и ответственности вожака, но, кажется, сам он в них верил.
Снова шорох, словно мёртвый Том пытается выбраться из своего мешка. Бобби всмотрелась в сплетение тёмных кустов, тихо вдохнула воздух, и ощутила странный запах, которого не должно было здесь быть. Сквозь тяжёлую смесь опревших листьев, грязи, влаги и гнили, она уловила приятный травяной аромат. Очень знакомый. Но прежде, чем она смогла понять, что это за запах и задуматься, откуда он ей знаком, она увидела такое, от чего у неё похолодело в животе.
Сквозь кусты тихо, как призрак, прошла высокая фигура в чёрном плаще. Взмах палочкой – и тело Тома оторвалось от ветки, на которой висело, поплыло по воздуху к человеку в чёрном. Тот снова взмахнул палочкой – и невидимый клинок распорол мешковину, под светом луны блеснула обнажённая белая грудь Тома с ужасными синяками под рёбрами. А в следующую секунду Бобби окаменела от ужаса – потому что эта белая грудь вдруг раскрылась, точно сундук, и из глубокой раны медленно выплыло багровое, глянцевито-блестящее сердце… Человек в чёрном поймал сердце на лету, поднёс его к невидимому лицу, вертя в пальцах. Удовлетворённо кивнул. Схватил другой рукой замотанный в мешковину труп, крутанулся на месте, собираясь аппарировать.
Вот он, тот, кто осквернял тела оборотней. Тот, кто был как-то замешан в её собственном похищении, наверняка подкинул волчий труп, чтобы запугать и обмануть её несчастную сестру… Ни одной мысли не осталось в голове Бобби, ни одного чувства, кроме гнева. Она сжала палочку в руке, и тут же кто-то схватил её за запястье.
Бобби развернулась на месте, глухо рыча от ярости, но её всё равно никто не услышал за звуком хлопка аппарации – потрошитель ушёл, и Бобби захотелось взвыть от разочарования. Она зло оскалилась на того, кто всё ещё держал её за руку, прижимая спиной к дереву. Это был Лосось. Нужно было догадаться по этому чёртову запаху тимьяна: наверняка он вместо брата готовил лечебный чай и относил его Ремусу и этому раненому… как его… Стиву.
- Какого чёрта? – прошипела Бобби, глядя в опухшие чёрные глаза. Лосось медленно покачал головой:
- Слишком опасно.
- Это моё дело, разве нет? – Бобби вырвалась из его хватки. Лосось молча отвернулся. – Что ты вообще здесь делаешь?
Лосось молчал. Его руки сжались в кулаки, потом разжались, и он медленно провёл ладонью по лицу, зажимая себе рот, чтобы Бобби не увидела, как дрожат его губы.
Внезапно ей стало стыдно. Лосось потерял единственного родного человека, вот и бродит сейчас в темноте, не в силах убежать и спрятаться от своего горя. Ему сейчас и так плохо, не хватало ещё нападок от других. Бобби шагнула к нему, обняла за широченные плечи:
- Прости, что накричала на тебя. Я тебе очень сочувствую. Пожалуйста… пожалуйста, вернись к себе. Не хватало, чтобы ты простудился. Иди, пожалуйста, Лосось, иди…
Лосось прерывисто вздохнул, потом взял Бобби за руку – не схватил, как раньше, а именно взял, очень осторожно, точно боясь оставить синяки на её тонком запястье. И тихо сказал:
- Брат просто хотел защитить меня. Лучше бы он позволил мне умереть. Всё это… все эти годы превратили меня в монстра! Я больше не хочу делать этого. Не хочу бить, не хочу убивать…
- Я знаю, – она сжала его руку в ответ. – Потерпи немного. Скоро всё изменится, слышишь, Салман?
Звук своего настоящего имени заставил Лосося снова вздрогнуть, он зажмурился и кивнул, закусив губу. Бобби ещё раз похлопала его по плечу, и он медленно направился обратно в деревню, а она – на свой пост. И всю оставшуюся ночь, вглядываясь в темноту, продолжала думать о человеке в чёрном.
У него не было серебряной маски.
Это не Пожиратель Смерти.
11 ноября 1981 года. 01:03
- Вообще-то, это нарушение врачебной этики.
- Да он всё равно без сознания, – пожала плечами Урсула. Джин вздохнула:
- Вот поэтому это и нарушение врачебной этики. Нельзя проводить обучение на пациенте, который не может дать осознанного согласия.
- Может, согласия он и не давал, но «спасибо» нам точно скажет. Давай, показывай.
Джин взяла её за руку, направила палочку на большой синяк на спине Ремуса, который вытянулся перед ними на кровати, погружённый в глубокий сон, напоминающий обморок.
- Самое простое заклинание – Ленире Долорем. Оно лечит медленно, зато сразу же полностью убирает боль. Делай мягкое движение запястьем… вот так.
- Ленире Долорем, – сказала Урсула, повторяя движение, которое ей показала Джин, и синяк начал медленно светлеть, из лилового становясь зеленовато-жёлтым, а потом и вовсе растаял, к коже вернулся нормальный цвет. Джин устало улыбнулась:
- Вот видишь, совсем не сложно.
- Да, я запросто с этим справлялся, покуда у меня была палочка, – ввернул Жирный Стю, сопроводив свои слова громким зевком. – Хорошо, что вы теперь с нами, мисс Феннелл. Как раз вовремя…
Джин ничего не ответила, только изобразила кривоватую улыбку.
«Скоро всё закончится, – напомнила она себе, глядя, как Урсула водит палочкой над синяками Ремуса, сосредоточенно сощурившись и высунув наружу кончик острого язычка. «Скоро всё закончится, мы со всем справимся». Так они с Квентином всегда говорили друг другу. Пока они вместе, они справятся с чем угодно.
По стене лазарета плыли тени, гибкие силуэты девушек загораживали свет в окне. Дерек О’Ши наблюдал за этим мелькающим светом, стоя у окна маленькой комнаты в доме, где жили они с братом. Кэтрин всё ещё пропадала неизвестно где, Бобби ушла в дозор, и хоть они и раньше не особенно общались с братьями, сейчас без их присутствия в соседней комнате дом казался странно пустым.
Дэн сидел на ящике, грея ладони над банкой с синим пламенем. Он смотрел на лицо брата, на то, как тот подносит сигарету ко рту, как вваливаются при затяжке его заросшие бородой щёки, как разгорающийся огонёк отражается в его глазах, и из голубых они делаются красными.
- Ты так ничего и не расскажешь? – глухо спросил Дэн. Дерек затянулся ещё раз, его глаза мерцали сквозь синеватый дым:
- Что ты хочешь услышать?
- Да я дохрена чего хочу услышать, – отозвался Дэн, чувствуя, как нарастает напряжение. – Где ты был? Что случилось в Министерстве? Почему ты весь день смотрел на Бобби с таким видом, будто хочешь её убить?
Дерек отшвырнул окурок в окно и обернулся к брату:
- А может, мне стоило её убить.
- Что?!
- Они с Кэтрин сговорились за моей спиной. Пытались выдать меня Министерству. Отдать прямо в зубы Барти Краучу. Так что когда у меня появилась возможность, я попытался избавиться от них.
Дэн смотрел на него непонимающими глазами. Он знал, что его брат не подарок, как и он сам; с тех пор, как погибли их родители, и особенно с тех пор, как им удалось сбежать из своей первой стаи, они оба творили много зла – воровали, лгали, били в спину. Но они всегда были честны друг с другом, а сейчас Дэн чувствовал: брат чего-то не договаривает.