— По кому?
— По апостолам. Дураков среди них хватало, но… — Иуда повёл рукой, будто не знал, как это объяснить. — Мы тогда всё же успели сдружиться. Ради Него.
— Думаешь, они тебя примут назад?
— Он примет, — серьёзно сказал Иуда. — Он-то меня простил. Сказал, всё это было частью большого плана. Так себе план, если ты меня спросишь, но — вроде, работает.
— Ну, не знаю, — усомнился Кроули. — Грешников у нас не убывает, постоянно новых подвозят.
— Если человек выбирает стать грешником, то кто ж ему Судья, — усмехнулся Иуда. — Дорога к праведности открыта каждому, хочешь — иди, не хочешь — пеняй на себя.
Кроули с сомнением вздохнул.
— Мутно это всё, как по мне…
— Ясно, как божий день! — перебил Иуда. — Он пришёл к людям, предложил им спасение — всем, каждому, кто б ты ни был! Приди — и будешь прощён, приди — и спасёшься! И если уж после этого люди от Него отворачиваются — ну, никто их на верёвке в Рай тащить не будет. Получат на Страшном суде то, что заслужили.
— Вот кстати, — сказал Кроули. — Про Страшный суд и весь этот Апокалипсис. Миллионы людей же погибнут. Тебя ничего не смущает?
— Они и так постоянно умирают, — Иуда пожал плечами. — А это будет финал, понимаешь? Потом — никаких больше смертей. Вот в чём смысл. Вот чего Он добивается. Никаких смертей. Жизнь в любви. Я лично очень этого жду, — искренне добавил Иуда, мечтательно улыбнувшись.
— А Земля? — спросил Кроули. — Там же пепелище останется.
— Вместо неё будет Рай, — Иуда перехватил свой малярный валик и окунул в ведро с краской, собираясь продолжать бесполезную и бессмысленную (в Аду другой не водилось) работу. — Я Ему верю, — добавил он, закидывая валик на плечо. Кроули предусмотрительно попятился, чтобы не заляпаться. — Надеюсь, ждать недолго осталось, — Иуда глубоко вздохнул. — Я даже по Петру скучаю, а он был такой зануда…
— А как в эти планы вписывается война с ангелами? — спросил Кроули, поглазев, как Иуда размазывает по стене краску. — То есть, зачем вообще воевать, почему нельзя сразу начать жить в любви?
Иуда развернулся к нему.
— Спроси об этом своих, — предложил он. — Почему они не хотят жить в любви. Спроси грешников, почему они не хотят жить в любви. Пойми же ты, демон, — с каким-то смиренным сочувствием сказал он, — блаженство вечной жизни доступно каждому, кто его алчет. Это дар. И те, кто его отвергает, должны быть наказаны.
Кроули скривился, качнулся из стороны в сторону в знак несогласия.
— Ну, а тебе не кажется, что когда тебе предлагают яблоко, а ты говоришь «нет, спасибо» — то немножечко чересчур в отместку отрубать руку? Я имею в виду, если это такой дар, от которого нельзя безболезненно отказаться, то люди придумали ему название поточнее — «шантаж». Не самый лучший ход для рекламы вечной жизни в любви, а?
Иуда покачал головой, потрогал пальцами свежий слой краски на стене. Вытер белый след о спецовку на груди.
— Ты никогда на самом деле не понимал Его замысел, — с сожалением сказал он.
— Говорят, его никто не может понять, — Кроули пожал плечами. — Он, вроде как, «непонимаемый».
Иуда точно так же пожал плечами в ответ — мол, время покажет, кто прав, а кто виноват.
1940 AD
Заскучав от безделья, Кроули вернулся назад. По привычке ввязываясь во всё, что бурлило, особенно если его туда не звали, в конце концов он обнаружил себя в самом сердце нацистской ячейки в Лондоне. Кроули и оглянуться не успел, как уже вовсю поставлял немецким агентам секретные сведения об английских разработках оружия.
Эти сведения он лично высасывал из пальца, так что можно было сказать, что к делу он подходил со всей ответственностью и проявлял недюжинную креативность, рисуя на синей миллиметровой бумаге абсолютно достоверные чертежи. Он мог бы сотворить их чудом — но рисовал от руки, оправдывая себя тем, что так они выглядят правдоподобнее.
Кроули нравилось вставлять палки в колёса Войне. В глубине души он надеялся, что тем самым тормозит и другие колёса — куда более мощные, непостижимые. А чтобы никто не мог с уверенностью сказать, что это он во всём виноват, Кроули регулярно менял область применения своих талантов.
После секретных разработок он переключился на военно-морскую статистику, потом вёл наблюдение за аэродромом близ Лондона, потом перехватывал радиосообщения между кораблями в Атлантике, пока ему не предложили заниматься их дешифровкой. На что Кроули, разумеется, с радостью согласился.
Радиограммы первостепенной важности — о маршрутах кораблей, численности конвоя, о готовящихся манёврах — передавались с помощью закодированных фраз, которые, в свою очередь, шифровались алгоритмической заменой букв. Именно за эту задачу — разгадать алгоритм и восстановить кодовую фразу — брался Кроули.
Основой его расшифровок был старинный томик японской поэзии. Устроившись поудобнее в глубоком кресле, Кроули закидывал длинные ноги на письменный стол и с треском пробегал по страницам, открывая их наугад. Потом записывал:
«Лягушка прыгнула в воду в старом пруду. 115-106. Жёлтая лиса крадётся на мягких лапах мимо сарая. Вторник. Ледяной монах вынужден пройти мимо».
К расшифровке он обычно прикладывал короткие комментарии с пояснениями, что «лягушка» — это, скорее всего, капитан-лейтенант Ян Флеминг, если только это не адмирал Филлипс или не румынский нефтяной завод. «Старый пруд» — это, разумеется, Черчилль, хотя есть вероятность, что это линейный крейсер «Рипалс». А «жёлтая лиса», вне всяких сомнений — это лорд Маунтбэттен. В крайнем случае — какой-то норвежский порт.
Когда до Кроули дошли слухи о поисках книг с предсказаниями, он очень надеялся, что Азирафель в это не ввяжется. Когда слухи дополнились участием одного простофили-букиниста, Кроули всё ещё надеялся, что обойдётся.
Он знал тех, кто собирал для фюрера оккультные книги. Это были два паршивых приятеля, называвшие себя мистер Гармония и мистер Глобальный Социализм (для друзей — Глоци). Честно говоря, Кроули считал, что им бы больше подошли имена Уничтожение-Всего-Живого и Национал-Социализм (для друзей — Наци). Но, видимо, эти двое обладали некоторым чувством юмора.
Изощрённое воображение людей не раз заставляло Кроули впадать в уныние. В способах убийства ближнего своего люди раз за разом превосходили самих себя — они придумали танки, пулемёты, бомбы, иприт, воздушную бомбардировку — чего они только ни выдумывали. У Азирафеля почти не было шансов выйти из этой передряги живым — получив от него всё необходимое, куда проще сразу убить его, чем платить ему.
Кроули с тоской наблюдал за подготовкой к операции. До последнего верил, что Азирафель окажется не настолько наивен, не поведётся на всю эту ересь про спецоперацию британской разведки, что он окажется умнее, осторожнее, предусмотрительнее. Что он хотя бы задумается — ведь не первую тысячу лет живёт на земле, знает, на что способны люди.
Но нет. Азирафель был изумительно наивен. Он заигрался в шпиона — будто на досуге перечитал слишком много авантюрных романов, решил побыть героем. Кроули только что за голову не хватался. Его же убьют. А он даже не подозревает. Его убьют, и хорошо если он вообще успеет понять, что происходит.
У Кроули мелькала мысль предупредить Азирафеля — да хоть записку ему подбросить, чтобы не ввязывался, — или встретить как бы случайно и намекнуть: не ходи никуда, тебе дурят голову, фикция это всё. Эта фройляйн Грета, с которой ты встречаешься — никакой она не капитан британской разведки, кто в современном мире сделает женщину капитаном разведки, о чём ты?.. Женщины в разведке в наше время работают машинистками, стенографистками и телефонистками, а в промежутках разносят кофе и джин, Азирафель, да где же твоя голова?
Кроули до последнего надеялся, что Азирафель окажется умнее. Что у него есть свой, тайный, встречный контр-план, что он переиграет, перехитрит — он же всегда был таким умным!.. Когда успел поглупеть?..
Изведя себя подозрениями и тревогой, в последний момент Кроули решил вмешаться. Последней каплей стало известие о воздушном налёте на Ист-Энд, назначенном на тот же вечер. Идеальное прикрытие: убить букиниста, потом отвезти тело к руинам — и всё будет выглядеть так, будто он погиб под завалом. Разбираться никто не будет — спишут ещё одну смерть на бомбёжку.
