— Вообще-то мешали, — вставил Кроули. — Полчище с одной стороны, полчище с другой — как-то не очень хотелось оказаться между молотом и наковальней.

— Не оказавшись между молотом и наковальней, прекрасный клинок останется обыкновенным куском железа, — заметил Иисус.

Кроули недовольно фыркнул, схватил бокал, выпил.

— Господи, — окликнул Азирафель, нерешительно сцепляя пальцы над тарелкой. — Можно личный вопрос?

— Пожалуйста, — тот улыбнулся, заправил волосы за оба уха, похожий сейчас на студента какого-нибудь философского факультета из третьесортного колледжа — молодой человек лет тридцати, в одежде с чужого плеча и слегка неаккуратной бородкой.

— Так в чём же заключался этот Непостижимый план?

Иисус вздохнул.

— В том, чтобы постичь то, что ускользало от Нашего понимания, — ответил он. — Людей. Этот мир. Любовь. Самого себя. Поначалу всё это был любопытный эксперимент, только потом он вышел из-под контроля. Чтобы понять, что же такое люди, пришлось соображать на лету. Пришлось придумать меня — потому что невозможно постичь человека, не став человеком хотя бы наполовину. Не пожив среди них, не разделив с ними их жизнь и всё, что они напридумывали.

— И как, получилось постичь? — с любопытством спросил Кроули.

— Мы сильно продвинулись, — кивнул Иисус. — Многому научились, многое поняли. Но процесс познания вечен. Вряд ли он когда-нибудь завершится.

— А можно ещё вопрос? — сказал Кроули. — Вся эта хрень с Апокалипсисом — что это было? Ты ведь мог просто вмешаться, остановить.

— Апокалипсис никогда не был моей идеей, — сказал Иисус. — Это проект Гавриила. Это ему была нужна последняя война — ему и Люциферу.

— А если бы мы не справились — ты бы вмешался?..

Иисус вздохнул. Помолчал, сложив руки домиком.

— Этот мир не совершенен, — сказал он. — Эдем был совершенным. Эдем был идеальным. Прекрасная, идеально сбалансированная, великолепная экосистема — она могла бы существовать в неизменном виде до сих пор.

— Помню, было красиво, — вставил Кроули.

— Красиво, — согласился Иисус. — Но в нём не было кое-чего очень важного. Настоящей жизни. Свободы.

Кроули и Азирафель переглянулись.

— Это вы подарили людям свободу, — сказал Иисус. — Помогли им сделать свой первый шаг. Разрушив Эдем, вы создали несовершенство мира. У Нас ушло очень много времени, чтобы понять, что это такое. Чтобы смириться с тем, что совершенства не будет уже никогда — и понять, что несовершенство Нам нравится гораздо больше. Потому что оно и есть жизнь.

— Значит, вы не собираетесь никого карать? — спросил Азирафель. — Даже Люцифера и Гавриила?

— Даже у них есть свобода воли, — отозвался Иисус. — Просто они ещё пока этого не поняли.

— Ты когда-нибудь простишь его? — спросил Кроули. — Люцифера?

— Я давно простил его. Это он не хочет с Нами мириться, — сказал Иисус.

— Нет, подожди — но как же все эти дела с демонами, со святой водой?..

— Каждый получает по вере своей, — Иисус пожал плечами. — Свобода воли дана всем одинаково. И что ты сделаешь со своей жизнью, только тебе решать.

— Нет, минуточку, есть же разница, — возразил Кроули. — Людям дано больше, уж это ты не будешь отрицать? Им дан дар творения, они могут сочинять музыку, писать стихи, картины…

— А ты не можешь? — иронично улыбнулся Иисус.

— А я не могу!

— Кроули, — мягко сказал Иисус. — Ты стольких вдохновил — даже если говорить лишь о музыкантах, а не о целой толпе художников и поэтов. Столько тебя есть в музыке, вдохновлённой тобой — быть не может, чтобы музыки не было в тебе.

— Но я же пытался, — растерянно сказал Кроули. — Я пытался — и у меня не получалось!

— А у людей тоже не сразу с колыбели всё получается, — сказал Иисус. — Если тебе нужно подтверждение, что ты способен творить — загляни в свой гараж.

— А что в гараже?

— Твоя «Бентли».

— И что? Это не я её создал.

— Ты не собрал её по винтику своими руками, — кивнул Иисус. — Но ты поверил в неё, вдохнул в неё жизнь — именно ты, и никто другой. Ты же знаешь, что она особенная. Так открой глаза — это ты её такой сделал.

Кроули замолчал, взял ещё печенье, начал жевать, осмысляя услышанное.

— Господи, — окликнул Азирафель. — Прости моё любопытство… вас ведь трое — Ты, Отец и Святой Дух. Каково это? Вы всегда друг с другом согласны, никогда не спорите?

— Когда как, — безмятежно улыбнулся Иисус. — Как и в любой семье, у нас бывают конфликты.

Азирафель кивнул с пониманием.

— Кстати о семье, — оживился Иисус. — Если вы не против, я бы остался до завтра — а завтра можем съездить в Тадфилд. Хочу познакомиться с племянником, думаю, нам будет о чём поболтать.

— Нет, что значит — каждый получает по вере своей? — не выдержал Кроули. — Это как? Это что, если я буду очень сильно верить, что я больше не демон — я перестану им быть?

Иисус посмотрел на него без улыбки, очень внимательно.

— Ты можешь сам выбирать, кем тебе быть, — сказал он. — Хочешь быть демоном — оставайся им. Не хочешь — будь кем-то ещё.

— А святая вода? — спросил Кроули. — Как быть со святой водой? Она что, не убьёт меня, если я буду очень сильно в это верить?

Иисус молча отправил в рот кусок кекса, вытащив из него свечку. Потом сказал:

— Когда ты соберёшься это проверить, — он смотрел на Кроули совершенно серьёзно, — будь абсолютно уверен в том, что ты делаешь.

Азирафель строго кашлянул.

— Энтони Дж. Кроули, — сурово окликнул он. — Не вздумай ничего проверять, не посоветовавшись со мной. Не смей меня так волновать.

Кроули галантно подхватил его руку, поднёс к губам.

— Не бойся, ангел, — он поцеловал его пальцы. — Я взволную тебя по-другому.

Азирафель зарделся, игриво отнял руку и поспешно обмахнулся салфеткой.

КОНЕЦ