К моему удивлению, мы пришли в бар. Вру, что «к удивлению», ведь я не первый год знаком с этим парнем. Давненько он хотел пробраться сюда. Право, не знаю, чем его могло заинтересовать это грязное местечко, по иронии судьбы втиснутое между свадебным салоном и кондитерской. К моему сожалению (это уже правдивая эмоция), я не мог раньше заглянуть далеко в голову Шизика – по наущению взрослых, он не позволял мне это. Теперь всё начало меняться. Возможно, что было бы неплохо, он понял, что я ему не враг. Скорее всего или даже «правильнее всего», меня стоило бы назвать тем же психотерапевтом, но наоборот – эдакий крышесносник с хорошими намерениями.

В первые минуты Шизик даже не мог понять, что побудило его покинуть фармацевтический завод. Многие желания вспыхивали у него в голове, но ни разу не возникало такого, которое бы подстрекало его без ведомой причины посреди ночи отправиться в какой-то там крохотный бар.

Место это, называемое «Содом и Гоморра», что можно было бы посчитать довольно смелым решением, если бы хозяин боялся погибшей интеллигенции, было грязно. Несомненно, городская санэпидемстанция позаботилась, чтобы внутри было чисто и на кухне не водились тараканы и крысы, но со нравами вряд ли могла побороться. Основной контингент бара составляли пятничные гуляки, задержавшиеся за стойкой до четверга и, кажется, не собиравшиеся покидать её. Также в уголке, рядом с нечаянно затесавшимися в эту часть города более-менее приличными приезжими, сидели красавицы-«пяденицы». Девушки мило ворковали с мужчинами. Никто из этой компашки не обратил внимания на тихо вошедшего в бар Шизика. Только бармен, лысый бородач с короткой толстой шеей, строго взглянул на парня и, когда тот подошёл к стойке, грубо сказал:

– Уходи, парень, подрасти тебе надо.

Шизик ответил ему тем, что, покопавшись в сумке, выудил из неё паспорт, уголок которого чуть подмок во время утреннего купания в луже, и положил его на барную стойку. Бармен поглядел на дату рождения, вслух произнёс год, указанный в паспорте, и, проведя некоторые расчёты в голове, с которыми он не справился, полез в телефон – должно быть, искал в нём счётчик возраста. Только спустя пару минут, во время которых Шизик сверлил его взглядом (этот мужчина всегда работал в этом баре и из-за витрины казался очень подозрительным типом, но не сейчас), мужчина отдал ему паспорт и поинтересовался, чего бы тот хотел выпить.

– Что-нибудь, чтобы согреться, – ответил парень, сразу опустив глаза, лишь только бармен взглянул на него.

– Деньги-то дашь? – спросил бармен.

Сконфузившись оттого, что сам не додумался достать деньги заранее, Шизик принялся копаться в карманах: он точно знал, что в каком-то из них завалялась пара сотен. Однако деньги куда-то закатились, возможно, провалились в дырку в кармане.

– Ладно уж, ребёнок, – вздохнул бармен. – Налью тебе кофе, но в долг. Если увижу потом, то вытрясу деньги.

– Спасибо.

На барной стойке, перед Шизиком, поместилась большая пивная кружка с густым кофе. Парень благодарно принял её и на секундочку поднял глаза на бармена, а затем сразу отвёл их.

– Чудной ты крендель, – поделился с ним своим впечатлением бармен. – Впрочем, в самый раз для нашего бара, – добавил он чуть погодя.

– А что не так с вашим баром? – осмелился задать вопрос парень.

Без капли сомнения могу сказать, что мой Шизик искал нечто странное и хотел услышать подобное от бармена. Однако этот неотёсанный мужлан, как говорят педантичные мамочки из старых мотков кинолент, обязан был его расстроить. Одних слов об обстановке было вполне достаточно.

– Ты только посмотри, каковы наши клиенты. Я даже дочери не позволяю приходить к себе на работу. Она ведь у меня одна осталась, родненькая моя Катенька, – разговорился бармен, протирая запачкавшийся в каплях кофейный аппарат.

Услышав знакомое имя, Шизик поперхнулся кофе. Он уже оправился и от сожаления о том, что не мог найти в этом баре ничего необычного, и от ощущения того, что бармен мог его убить (какие только мысли не гуляют во встревоженной голове подростка), однако новое потрясение застигло его врасплох. Вот только вряд ли стоило винить бармена, преподнёсшего новость, ведь Шизик был сам виноват в том, что услышал её.

Прокашлявшись, он спросил:

– А ваша дочь не в ближайшей школе учится, в 11 А?

– Так, – согласился бармен. – Знаком с ней?

– Вроде того, – с трудом признал Шизик.

В ближайшей округе стояла только одна школа, и в ней значился только один 11 А, в котором числилась только одна Катя; и даже не стоит задаваться вопросом, откуда об этом знал Шизик (он всё равно не признается). Благо, что дочка бармена не заглядывала на работу к отцу, так что моему шизофренику не суждено было встретиться с ней.

– Могу я остаться здесь на всю ночь? – спросил парень.

– Почему же нет? Всякие пьяницы остаются, так и ты можешь, – не возражал бармен. – Скоро сможешь перебраться на диван – видно, сегодня удачная ночь у тех леди.

Взгляд бармена упал на тех самых «пядениц», которые разводили клиентов на деньги. Шизик тоже украдкой взглянул на них из-за плеча, но мигом отвернулся, так как «леди» тоже заметили его. Однако трогать молодого человека им не было выгоды, что они сами определили по одному его одеянию.

Скоро прогноз бармена оправдал себя: женщины вывели чуть подвыпивших кошельков из бара и скрылись в ночи. Шизик не преминул воспользоваться подвернувшимся шансом и занял диванчик у самого дальнего окна, где над столом погасла лампочка, тем самым создав для него уютное освещения для крепкого сна – впрочем, вымотавшийся он готов был уснуть и за барной стойкой.

Дорожная сумка заменила ему подушку. И парень, скрестив руки и подтянув колени почти к самой груди, заснул, скрытый ото всех высоким столом и моим надзором. Я же расположился за витриной и внимательно следил за его сном. Я знал, что травка, которую он выкурил пару часов назад, давно перестала влиять на его несчатный мозг, но ведь на этом дело не стояло: лекарство переставало действовать, а там достаточно было маленького потрясения.

И все кошмары польются на моего шизофреника рекой, а за его спасение я не ручаюсь, ведь он сам будет во всём виноват.

Пока мой шизофреник спал, я имел преприятную возможность лицезреть внезапное появление незваной гостьи. То была Катя. Девочка вбежала в бар и, не стесняясь пьяной публики, так и пожиравшей её затуманенными взглядами, спряталась за стойку, к отцу.

– Ты чего, Катюш? – удивился тот, явно не ожидавший увидеть дочь в такой час, так ещё и там, куда той было запрещено являться в любое время суток.

– Приходили какие-то мужчины. Они искали тебя. Я сказала, что не знаю, где ты, – протараторила девочка.

– Они не тронули тебя? К-как они выглядели? – опустившимся голосом спросил мужчина.

Мотнув головой в ответ на первый вопрос, Катя рассказала:

– Оба высокие, большие, в кожаных куртках – наверное, братья.

– «Наверное, братья»…. Головорезы…. – точно бы в сторону ответил бармен. – Нам надо бежать, – Это было обращено уже дочери.

Схватив её за руку, он было уже бросился к двери, но тут-то та отворилась, и в бар вошли двое мужчин, вполне соответствовавших описанию Кати. Девочка, ко всему прочему, вся сжалась, а глаза её непроизвольно наполнились слезами.

– Я прошу отпустить мою дочь, – с мольбой в глазах, но с напором в голосе попросил бармен.

– Пусть подождёт в баре, – ответил один из тех двоих.

В совершенстве уяснив намерения головорезов, мужчина на пару мгновений отвернулся от них и всё своё внимание сосредоточил на дочери. Обхватив её лицо обеими руками, он настойчиво попросил её уйти в конец зала и посидеть за каким-нибудь столиком, пока он будет «беседовать» с заинтересованными в нём мужчинами. Девочка, невзирая на все опасения отца, кивнула и, боязливо протиснувшись мимо головорезов, как назвал их её отец, осторожной поступью спиной вперёд двинулась в конец бара.