При этом, смотрел он только на меня. Я же сидела тихо, как мышка, и тоже не сводила с него взгляда.

— Тогда, сейчас вместе и поедем на фирму, — произнёс Иван Петрович и обратился уже ко мне. — Ты можешь идти, Света. Было приятно с тобой поболтать. Спасибо тебе за компанию.

Я встала и направилась в сторону двери. Удивительно, но Сергей не сказал мне ни единого слова. Закрывая дверь я услышала голос Ивана Петровича:

— Надо поговорить, Сереж…

Глава 35

— И что это было? — кивая на закрытую дверь, спросил я. Положил телефон на стол и уселся в кресло, в котором сидела Света, опустив руки на подлокотники. Оно ещё хранило тепло её тела.

Цветочный запах, который теперь всегда будет ассоциироваться у меня с девушкой, окутал меня со всех сторон. Я непроизвольно вдохнул глубже.

— Беседа, которая пролила свет на некоторые вопросы, — спокойно ответил адвокат на мой вопрос. — И для меня, и для девушки. И не надо смотреть на меня так, — он горько улыбнулся. — Я понимаю, что после…всего, что произошло с тобой — ты будешь сомневаться в любом человеке, который, по твоему мнению, подозрительно себя ведёт. Даже во мне.

— Я…

— Да, брось! — он раздраженно и печально фыркнул. — Ты бы своё лицо сейчас видел!.. Молчал и пристально смотрел на друга отца.

Согласен, с доверием к людям дела у меня были хреновастые. А Петрович уж слишком умный мужик, чтобы не заметить этого. И особенно того, что это недоверие направлено на него.

— Ты прекрасно знаешь, что моя жизнь всегда была связана с вами. Сначала с твоим отцом, царствие ему небесное, а потом с тобой и Ромкой. Вы были моей семьёй. Всегда!

С этим не поспоришь. Петрович в нашей жизни присутствовал с самого рождения. Мы даже с братом в детстве думали, что он наш родной дядя. Помню, как удивлены мы были с Ромкой, когда узнали, что он только друг отца. Когда я повзрослел и стал задавать вопросы, почему у него нет своей семьи — узнал, что из-за какой-то там болезни Петрович не может иметь детей.

«Моя семья — это вы. Ваш отец, ты и Ромка», — печально улыбался Петрович.

И именно в такой последовательности он и любил нас. Отца, как брата. Меня, как сына, которого у него никогда не было и не будет, а брата, как племянника.

Мне он, словно, старался компенсировать то, что отец даже и не пытался скрыть — какой из двух его детей для него более любим и важен. И всё, что я хотел получить от отца — уважение, любовь, доверие и признание того, что я не хуже Ромки — всё это я в полной мере видел только лишь от Петровича.

— Даже семья иногда предаёт, — вырывается у меня.

— Он не думал, что так получится! — его лицо искажается в гримасе боли и вины.

Знакомая волна злости, гнева и ещё чёрт знает каких отрицательных чувств, накрывает меня.

— Не думал?! — взрываюсь я, сжимая руками подлокотники кресла так, что они начинают трещать. — Ты знал его лучше всех! Так объясни мне…о чём же он думал, когда променял своего собственного ребёнка на компанию?! Он за чашечкой кофе выбирал, какого сына посадить в тюрьму — старшего или младшего?! Хотя, нет! Думаю, этот вопрос он решил быстренько! Менее любимый сынок может и попариться на нарах, не так ли?! Мы же не можем, чтобы любимый сыночек так страдал за его прокол!

— Ты всегда был сильнее своего брата — в любых смыслах этого слова! И даже твой отец это признал! Именно поэтому он и попросил ТЕБЯ взять всю вину на себя!

Это был неожиданно. Ощущения, как будто меня ударили. Что заставило меня откинуться на спинку кресла и смотреть на Петровича в полном шоке.

Тот сел на стул, прижимая руку к тому месту, где находилось сердце, и начал поглаживать. Сморщился, словно от боли, не сводя с меня печальных глаз.

— Когда вас забрали, он сразу сказал, что Ромка не протянет там долго — слишком слаб по характеру. А мы не знали, сколько времени нам понадобиться, чтобы вытащить вас оттуда. Если кто и смог из вас двоих всё это пережить и не сломаться, то это только ты. Поэтому и попросил именно тебя взять всю вину на себя. А когда выяснилось, что не получится ни черта у нас так, как мы думали…

— Почему он ни разу не пришел ко мне тогда в тюрьму? Не объяснил и даже не попросил прощение? И не загоняй мне, что это было невозможно сделать! — голос у меня был хриплым, когда я смог, наконец, говорить.

— Можешь, конечно, не поверить в это, но чувство вины и страха.

— Ну-у, про вину я и поверю, возможно, — со злостью проговорил я. — А страх-то при чём здесь?

— Увидеть в твоих глазах ненависть, — тихо пояснил Петрович. — Его фраза, слово в слово, без каких-либо изменений с моей стороны: «Не смогу посмотреть в глаза своего сына и увидеть там ненависть. Я сдохну прямо там, у него на глазах. А умирать, не вымолив у своего сына прощения за свой поступок, я не готов».

Я закрыл глаза, пытаясь так же как и Петрович, не поднести руку к тому месту, где сейчас всё кололо и ныло.

Понимал, что он не врёт и не пытается, как и всегда, выгородить отца.

— Почему раньше этого не говорил? — не открывая глаз, прохрипел я.

— Я пытался, раз в полгода, уж точно. Вспомни — одно только упоминание имени твоего отца, приводило тебя в ярость. Ты же ничего не хотел слушать ни про него, ни про брата. Запрещал мне, вообще, упоминать их в наших разговорах.

Он замолчал. Тихо сидел и ждал моей реакции на свои слова.

А я пытался, блять, переварить всё то, что только что услышал!

Картина, созданная в моём мозгу за эти года, трещала по швам.

Я открыл глаза.

— Знаешь, к чему именно привело его «нехотенье» посмотреть в мои глаза и встретиться со мной? — вырвался непроизвольно у меня вопрос, который я никогда не хотел озвучивать. — Когда я выходил из тюрьмы, у меня был, сам знаешь, чёткий план отомстить ДВУМ людям. Превратить их жизнь в ад, в котором я варился, по их вине, на протяжении не одного года. Первый, и так понятно, что Грач. Попробуй догадаться, кто был вторым в списке!

Шок в глазах Петровича. Его рука замирает, а потом падает на колени так, словно он её не чувствует и не контролирует.

Знаю, что для него услышать такое, было полной неожиданностью.

— Как же… — чуть слышно говорит он и замолкает.

— А вот так! Мне нужно время, чтобы всё сказанное тобой, осмыслить. Давай лучше поговорим о другом. Конкретно — про твой разговор со Светой. Есть что мне сказать или нет?

Было видно, что он пытается взять себя в руки и переключиться мысленно на то, о чём я спросил.

— Ночью, когда мы были на кухне и ты орал на Мишу, я увидел её в коридоре. Не стал тебе говорить, решил сначала с ней поговорить. Беседой я в принципе доволен, за исключением одного вопроса, который хотел бы с тобой обсудить. Вот и весь секрет.

— Я куплю сегодня какие-нибудь снотворные, — вырвалось из меня. — И сам буду впихивать ей их в рот каждый вечер! Чтобы она крепко спала в ночное время суток, а не шарилась по дому!

— Наслышан о том, как вы с ней постоянно сталкиваетесь по ночам. По некоторым её ответам и тому, как она краснела и бледнела, рассказывая про ваше последнее столкновение

— я сделал определенные выводы, чем всё это закончилось. Это, конечно, не моё дело, но…

— Не твоё, ты прав! — я перебил его, так как понимал, что Петрович знает, что мы с ней переспали. И судя по всему, сейчас начнет отчитывать меня. Забавно, но в этот раз моё категоричное заявление о том, что я не хочу и не буду обсуждать определённый вопрос, не сработало.

— Я всё-таки скажу, — упрямо продолжил тот и укоризненно посмотрел на меня. — Она из той категории девушек, которые не относятся к сексу так просто и непринужденно, как ты или те девушки, которые были на ваших вечеринках…О чём ты, вообще, думал, когда полез к ней под юбку?!

Я прям опешил от его последнего восклицания — настолько эмоциональным и громким оно было.

— Петрович, я прям в растерянности от твоей реакции, — растерянно произнёс, когда обрёл дар речи.