— Мне просто будет жаль, если она исчезнет из жизни близнецов. А ты вполне способен вышвырнуть её, если она будет ждать от тебя другого отношения, которое ты в данный момент времени ей дать не захочешь.

— Половины не понял из всего того, что ты сказал, — решил, что будет проще прикинуться дурачком и перестать обсуждать то, в чём я сам был не уверен.

То, как я отреагировал, когда ночью в клубе раздался звонок и я услышал голос начальника охраны со словами, что была попытка проникновения в дом, мне не понравилось.

Тревога, граничащая с паникой, не отпускала всё время пока мы ехали на машине, возвращаясь домой.

В глазах картинки того, что я мог увидеть, если бы парни не успели предотвратить попытку Грача убить мальчиков — тела племянников и Светы в лужах крови.

Когда я ещё не знал и не видел пацанов и Свету, позвонили бы и сказали, что Грач их убил

— моя реакция на эту новость была бы одна. Спросил у Петровича, как это повлияет на мой план и всё.

А ночью, единственное, что смог выдавить, и именно выдавить, из себя — это «Света с мальчиками живы?». И в тот момент последнее о чём я мог думать, о своём плане мести.

— Да всё ты понял, — как-то устало произнёс Петрович. — Просто, прошу тебя, подумай обо всём, что я сказал, и…ладно, сам разберешься — не маленький!

Он прав. Подумать, проанализировать и что-то решить нужно. Вот только, делать я это буду чуть попозже, в одиночестве.

— Подписывать договор о продаже будем через три дня, — выдал новость Петрович уже своим обычным голосом адвоката.

— Ты или он? — поинтересовался у того, зная, что он понимает меня с полуслова.

— Я позвонил, сегодня утром. Про ночное происшествие не стал ничего говорить. Пусть думает, что мы напугались и поэтому торопимся с продажей. Так даже ещё лучше.

Возможно Петрович и прав.

Чем уверенней себя будет чувствовать Грач, тем всё пройдёт так, как мне нужно — быстро и легко.

А потом буду просто наблюдать за тем, как рушится привычный для него мир.

Глава 36

Выйдя из кабинета, направилась в игровую комнату, где начала убирать разбросанные игрушки. Нужно было бы, конечно, дождаться мальчиков и заставить их самих убирать всё, но хотелось тишины.

То, что услышала от Ивана Петровича, кое-что мне объяснило и заставило понять. Понять именно то, о чём всегда дядя Вова умалчивал в наших разговорах о его семье. Особенно про своих сыновей.

В наших беседах он время от времени говорил о том, что виноват перед сыновьями, особенно, перед младшим. Что кое-что не просчитал и упустил.

Но я всегда думала, что он имеет ввиду какое-то упущение в вопросе воспитания. И уж никак не предполагала, что дядя Вова говорит именно о том, что он виноват в том, что Сергея посадили.

Я не представляла, что может испытывать Сережа зная, что благодаря решению дяди Вовы, он столько лет провел в тюрьме. Судя по тому, как он всегда говорил об отце и в каком тоне, то мужчина до сих пор на него зол и не простил. Даже и не знаю, можно ли простить такое.

Сочувствие и жалость, которое я сейчас испытывала к Сергею, как-то перекрывало отрицательные эмоции к мужчине. А именно их я и испытывала всё время с того момента, как ушла из его спальни.

И как говорить мне Сергею то, о чём попросил меня дядя Вова?!

Незадолго до своей смерти, когда близнецы уже сопели в своих кроватках, мы с ним сидели на кухне и у нас получился довольно интересный разговор, смысл которого мне стал понятен именно сейчас.

Тогда он начал первый говорить:

— Света, есть кое-что, о чём я хочу попросить тебя. Когда через два года Сергей выйдет из тюрьмы и вы встретитесь, передай ему кое-что от меня, — дядя Вова замолчал. А я почему-то не решалась прервать это молчание — уж слишком он выглядел тогда несчастным и грустным. И только спустя минут пять, не меньше, он продолжил. — У него ко мне отношение будет не совсем любящим и сыновьем. И не вздумай как-то защищать меня и говорить что-то хорошее, когда услышишь его — так ты только сделаешь хуже, поверь мне. Но однажды, когда он будет готов, а ты это поймёшь по его поведению или словам, передай ему мои слова. Только слово в слово, ничего не меняя, хорошо?! — только дождавшись моего кивка, он произнёс эти слова, которые хотел донести до сына. — Если ты, сын, приедешь на мою могилу когда-нибудь — для меня это будет знак того, что ты меня простил.

После своей речи дядя Вова встал и ушел в свою комнату, а я сидела в полном шоке и пыталась понять как соотнести всё то, что я знаю о пожилом мужчине, а знала я его только с хорошей стороны за эти два года — как доброго и заботливого дедушку своим внукам — и то, что он только что сказал.

И только сейчас всё встало на свои места.

За размышлениями я даже и не заметила, как навела в детской идеальный порядок. Зря я его, конечно, сделала — после ужина с помощью мальчиков всё вернулось к тому же виду, что и было при моём приходе.

Полной неожиданностью для нас троих стало появление Сергея, который возник на пороге комнаты.

Он спросил то, что для меня стало шоком, а для Ваньки — радостью:

— Не против моей компании, пацаны?

Ваня с радостным визгом вскочил и бросился к Сергею. Леша, так же как и я, даже не сдвинулся с места — мы с ним сидели за детским столиком и рисовали до прихода мужчины. Правда, после заданного вопроса, Леша улыбнулся.

— А ты меня поучишь ещё каким-нибудь приёмам? — почти захлебываясь от радости, спросил Ванька у дяди и подлетев к тому, схватил за руку и потащил во внутрь комнаты.

— Если будешь себя хорошо вести, — серьёзно ответил Сергей, но покорно позволял себя тащить. Посмотрел на нас с Лешей и спросил небрежно. — А вы чем занимаетесь?

— Рисуем, — чуть покраснел Леша и взяв свой листок, протянул Сереже. — Меня Света учит танки рисовать.

Тот дошел до нас, таща теперь за собой Ваньку, который висел на его руке и не отпускал. Взял протянутый ему листочек и стал рассматривать рисунок.

— Не хочу обидеть Свету, — протянул задумчиво Сергей, возвращая племяннику его творение. — Но она не совсем понимает, как правильно их надо рисовать. Я покажу тебе, как нужно это делать.

Я покраснела и завелась от его слов. Согласна — мне проще показать, как рисовать цветочки и животных, но и танк в моём исполнении был довольно неплох!

— Чур, я первый! — заканючил Ванька, понимая что внимание дяди может переключиться на брата. А рисовать он никогда не любил, да и терпения подождать своей очереди у него просто не хватит.

Это был странный вечер. Очень!

Сергей играл с мальчиками. Показал им несколько приёмов борьбы, потом из лего соорудили что-то непонятное для меня, а затем достали настольную игру и продолжили уже в неё играть. Он довольно спокойно и доброжелательно разговаривал с племянниками, смеялся и даже иногда довольно строго журил Ваньку, который донимал брата как обычно, так как он умел и любил.

На меня, сидящую всё это время за столиком, Серёжа даже не обращал никакого внимания — как-будто я и не присутствовала в этой комнате или представляла собой просто какой-то предмет мебели. Иногда, правда, взгляд натыкался на меня, но он быстро отводил его и продолжал общаться и дальше только с близнецами.

Но даже этих пару секунд, когда мы смотрели в глаза друг друга, хватало, чтобы рассмотреть в его глазах печаль и уныние, что-ли. Это было настолько неожиданно и непривычно для него, что иногда я даже боялась двигаться — настолько не хотела спугнуть это его состояние, то как он общался с племянниками.

Я поглядывала на часы всё чаще и чаще, понимая, что пора закругляться и отправлять мальчиков спать.

Видимо, Сергей всё-таки следил за мной краем взгляда, либо и сам почувствовал что уже довольно поздно — в какой-то момент строго обратился к пацанам:

— Так, всё, пора закругляться, — на нытьё Ваньки и робкие протесты Леши, продолжил ещё строже. — Уже очень поздно и вам пора спать. Если у меня получится, то завтра вечером ещё поиграем.